Несомненно, первый государственный визит президент Республики Корея Пак Кын Хэ в Узбекистан 16 июня 2014 года является подтверждением большого интереса Страны Утренней Свежести к Центрально-Азиатскому региону и усилившимся влиянием Сеула на узбекскую экономику. Стоит вспомнить, что Корея является четвертым по объему внешнеторгового оборота партнером Узбекистана после России, Казахстана и Китая, занимая 6,4%. Причем тенденция внешней экономичесмкой активности стала заметной с середины 2000-х годов: если в 2004 и 2005 годах Узбекистан экспортировал в Корею на $56,8 млн. и $51,5 млн., а импортировал на $351,9 млн. и $531,0 млн., соответственно, то в 2010 и 2011 годах эти объемы значительно увеличились: экспорт $164,0 млн. и $142,5 млн., импорт – $1,457 млрд. и $1,485 млрд. Как видно, импорт превалировал на экспортом в 10,2 раза – это говорит о зависимости Узбекистана от продуктов высоких технологий южно-корейской индустрии. И это также свидетельство интереса корейского бизнеса в расширении рынков сбыта в новом для нее регионе. Так что визит Пак Кын Хэ лишь подтвердил факт тесного экономического сотрудничества, за которым стоят далеко идущие и политические интересы. Официальная статистика отмечает, что только в 2013 году объем взаимного товарооборота составил $2,1 млрд., а за 4 месяца текущего года он достиг $670 млн. При таких темпах можно прогнозировать, что для Ташкента южно-корейский партнер станет скоро основным и важным. Еще в ходе государственного визита Ислама Каримова в Республику Корея в сентября 2012 года были подписаны 60 инвестиционных проектов общей стоимостью $5 млрд.
Сеул был одним из первых государств Юго-Восточной Азии, признавшей независимость Узбекистана, и первым, кто стал содействовать предоставлению кредитов и инвестиций в различные сектора экономики. Поэтому еще в 1992 году правительство Ислама Каримова приняло решение о предоставлении Корее режима наибольшего благоприятствования, а в 1994 году был подписан контракт на строительство автомобильного завода в г.Асака с участием южнокорейского капитала, который оказал особое влияние на транспортное развитие страны. В итоге уже в 2013 году было произведено свыше 223 тыс. автомобилей, хотя процесс поставок и расчетов между партнерами за узлы и детали, корпус и агрегаты нетранспарентен и вызывает озабоченность у экспертов о наличии некоторых «серых» и «черных» схем[1].
Нельзя отметить того факта, что стремление Кореи утвердится в Центральной Азии является и чисто политическим актом – в противовес Китаю и России, и тем более лишить какой-либо возможности наладить серьезные контакты Пхеньяна в этой части континента[2]. Южно-корейцы умеют вести переговоры и обходить острые углы. За все время отношений между странами ни разу не поднимались вопросы прав человека и демократических преобразований; обе стороны тактично умалчивали сложности со свободами и политического плюрализма, более того, Сеул не раз выдавал узбекской стороне лиц, просивших политического убежища. Возможно, это связано и с ментальностью двух народов: и узбеки, корейцы предпочитают развиваться в условиях авторитаризма, но если в Южной Корее это способствовало экономическим преобразованиям и росту благосостояния населения, то в Узбекистане это, наоборот, привело к стагфляции и социальному кризису. Видимо, вопросы такого характера не являются для Кореи важным и необходимым, более того, в правительстве осознают опасность для инвесторов поднимать неудобные проблемы перед узбекскими властями. Например, южно-корейские предприятия охотно перерабатывают в Узбекистане и импортируют на родину продукты из хлопка, не обращая внимания на требования международного сообщества бойкотировать этот сектор экономики из-за детского и принудительного труда[3], из-за того, что выгоду от производства получает узкий круг лиц в правительстве Ислама Каримова. Это еще раз свидетельствует об отсутствии каких-то моральных сторон у активных узбекских внешнеторговых партнеров. К слову, еще в 2009 году президент Южной Кореи Ли Мён Бак опубликовал книгу «Чудес не бывает», в котором расписал «успехи» т.н. «узбекской модели развития» и уделив немало строк ее гениальному «конструктору» Исламу Каримову.
Также стоит вспомнить, что три года назад заместителем председателя Узбекского агентство по информатизации был назначен южно-корейский гражданин, военный, который должен был создать систему безопасности в информационном пространстве и содействовать разработке электронного правительства, но уже тогда многие эксперты узрели в этом внедрение высоких технологий за шпионажем за гражданами и контролю за Интернетом. Назначение иностранного гражданина на посто, где существуют государственные секреты, говорит о степени доверия между Кореей и Узбекистаном в таких щекотливых аспектах, как права человека.
Кроме того, экспертов смущает и тот факт, что южно-корейский бизнес успешно функционирует в условиях ужасающей узбекской коррупции; там, где западный капитал терпел поражение и отступал, Южная Корея проникала и успешно осваивала пустующие ниши, словно соглашалась с условиями взяток и откатов. Это касается и сферы промышленной переработки продукции аграрной отрасли, поставок электроники и сложной машиностроительной техники, разведки и добычи углеводородного сырья, транспортных услуг. К примеру, активное участие Южной Кореи в создании навоинского авиахаба[4] и участия в Свободной индустриальной экономической зоне «Навои» вызвало подозрение у некоторых экспертов в участии в теневых делах узбекских властей по легализации и вывозу криминальных активов. Кстати, по мнению этих же экспертов, не менее 10% инвестиций под статусом Южной Кореи являются в реалии реинвестициями, то есть возвращением узбекского капитала, ранее незаконно вывезенных за рубеж, только уже как иностранных с соответствующими льготами и защитой. Считается, что активность такого процесса начался после мирового финансового кризиса 2008 года, когда Узбекистан оказался «островком стабильности» из-за своей незначительной интегрированности в международную экономику и создания благоприятных условий для иностранного капитала. Поэтому большая часть совместных предприятий имеют надежную «крышу» в лице коррумпированных чиновников из числа Ташкентского и Самаркандско-Джизакского кланов, которые, как известно, регулируют все материальтные и финансово-валютные потоки Узбекистана. Особый интерес рэинвесторов – гостиничный бизнес[5], текстиль, нефтепереработка и изготовление платсмассы, компьютерные технологии, энергоресурсы.
Функционирущие СП, естественно, являются первоочередными «клиентами» на конвертацию доходов, однако в большинстве своем технология взаиморасчетов отработана так, что финансовые результаты оседают не в Узбекистане, а на Западе и в самой Южной Корее. В настоящее время в Узбекистане действуют 412 предприятий, созданных совместно с южнокорейскими инвесторами, а также представительства 81 компании. Всего, по данным статистики, объем инвестиций, вложенных Республикой Корея в узбекскую экономику, составляет $5,1 млрд. При этом независимые эксперты полагают, что не менее 15-20% всего объема расхищается уже в первые инвестиционные годы, однако данная сумма в итоге ложится на конечных потребителей – поэтому не зря в Узбекистане продажная цена автомобилей «УзДЭУавто» на 20-30% выше, чем в экспортируемые страны – Казахстане, России[6].
Южная Корея нуждается в энергоресурсах для развития собственной экономики, и поэтому заинтересована в инвестициях в сектор нефте- и газодобычи. В свое время от соглашений с Узбекистаном отказывались многие иностранные компании из России, Брунея, Малайзии, Индонезии, Китая в виду малоперспективности изыскательских работ, однако Сеул упорно продвигается в этом направлении, получая также значительные преференции от Ташкента. Так, на базе месторождения Сургиль возводится Устюртский газохимический комплекс, способный перерабатывать в год 4,5 млрд. куб. м газа[7]. Кроме того, большой интерес у корейцев к разработке фольфрамовых месторождений, редкоземельных металлов, кремния.
Можно подвести следующий итог: визит Пак Кын Хэ – это очередной шаг Южной Кореи к постепенному поглощению узбекской экономики и превращения страны в свой сырьевой придаток и рынок сбыта, укрепление позиций корейского капитала, и вопросы демократического строительства здесь менее всего восстребованы. Здесь действует принцип: «Если выгода затмевает совесть, то совесть – не предмет торговли».
...................................................
[1] По оценкам некоторых экспертов, южно-корейский проект был пробит с коррупционной составляющей корейской диаспорой в Узбекистане. Нужно заметить, что еще в середине 1990-х годов международные организации, занимающиеся коррупцией, отмечали специфику Южной Кореи продвигать свои интересы на зарубежные рынки при помощи подкупов и взяток.
[2] Фактически посольство Южной Кореи всячески подавляло попытки северных «собратьев» наладить какие-либо значимые экономические отношения между Узбекистаном и КНДР.
[3] Южная Корея наряду с другими азиатскими странами является одним из главных покупателей узбекского хлопкового волокна и тканей.
[4] С самого начала участие в формировании приняла авиакомпания «Кореан Эйр». Сегодняшняя мощность обработки хаба – до 1,0 тыс. тонн грузов в сутки, грузовой терминал способен обрабатывать и хранить 300 тонн груза, обслуживать 20 самолетов, при этом в неделю осуществляется 29 полетов в такие города, как Сеул, Милан, Брюссель, Вена, Париж, Дели, Мумбай, Стамбул, Ханой.
[5] Например, покупка гостиницы «Чорсу» в Ташкенте неизвестной южно-корейской компанией, за которой, как полагают эксперты, стоит бывший вице-премьер Мираброр Усманов и его команда.
[6] Считается, что именнно южно-корейцы совместно с коррумпированными чиновниками заинтересованы в отсутствии реальной конкуренции на автомобильном рынке Узбекистана, и поэтому для изделий иных автопроизводителей ставятся высокие таможенные и налоговые барьеры. Между тем, продажа в самой республике сопряжена с очередями, коррупционными выплатами и низким качеством технического обслуживания, дефицитом деталей.
[7] По техническим расчетам, это 3,7 млрд. куб. м товарного газа, 387 тыс. тонн полиэтилена, 83 тыс. тонн полипропилена, 102 тыс. тонн пиролизного бензина.
Резо Чедия специально для e-center.asia