-Хватает ли разуму Вам, господин Дневольский ругать провинцию? Что Вы видели в жизни, сидя в своей Москве, да в Петербургах?
Инженер, кандидат по глупости юридических наук, да нумизмат в третьем поколении по отцу, Сергеев Антон Михайлович сидел в комнате со своим закадычным врагом и другом. Судьба заставила его побывать во многих местах России. Сергеев видел много нищеты, соблазна, грязи, красоты и маленьких покоренных столицей городов. Жажда некой подневольной идеологической мести заставляла его скорбь расти, а годы уходили и уходили в никуда.
Страстный господин Дневольский Павел Алексеевич был родом из старого города, города поэзии и европейского духа, как ему казалось, в жалкие тридцать два года. Носил аккуратную бородку а-ля эспаньола. Говорил, что растил двух детей, был разведен, дважды был вдовцом, поэтом, конечно же непризнанным, алкоголиком, да в высшей степени снобистского типа джентльменом.
-Хватает ли разуму Вам, господин Дневольский, ругать провинцию? Хватает ли? А духу?
- А не Петербург ли научил Вас говорить столь высокопарными словцами, да шутками-язвами? Я никогда не ругал провинций, а лишь тонко намекнул на то, что многие из провинции столь наглы и бесчестны, коли оказались в столицах. Что же Вам не хватает? И так урвали две квартиры, да в не самом худшем районе, а еще намеревались поднять цены на аренду коренным петербуржцам, чисто из ненависти.
Господин Сергеев зажег лампу, оглянул снисходительным видом господина Дневольского. Лампа ему нравилась.
- Как же Вы смеете? Я лишь хотел проучить господ, да научить жизни без матушки-лени , да без батюшки-Пушкина. Гляньте на свою бывшую жену, да ей подавай обеды, да званые веселья ради ублажения Ее высокомерия и женского желания внимания. Того же самого хочется и Вам, потому вы и не сошлись.
-Уж лезть в мои дела, я Вам не позволю!
-Я жил в Екатеринбурге, в Твери, в Уфе, да в Оренбурге. Я видел Урал, видел Сибирь - будучи в Новосибирске, а Вы? А Вы? Что вы видели, кроме высоких речей о нынешней государственности.
Лампа стала слабо гореть. Два оппонента стали дружно смотреть на нее и задумались. Оба пытались вспомнить, когда же начался спор. Оба не могли вспомнить ни единого момента, когда бы они не ругались. У господина Дневольского появились слезы и покраснели уши. Он начал истошно кричать имя своей бывшей жены, что оставила его в этом странном месте. Дети к нему больше не приходили. Сергеев Антон Михайлович подошел к своему врагу и похлопал по плечу, и оба они заплакали. И так продолжалось каждый день. Остывши и ставши облегченными, а также избавившись на время от тяжбы спора, два господина улыбнулись и расселись на свои кроватки, дабы продолжить с новой силой спор о том, что лучше- провинция или же столицы.
Наступил момент, когда господин Дневольский кашлянул, дабы ответить на оскорбление, но к радости и к сожалению прозвенел звонок, схожий со звуком сирены. По громкоговорителю стали объявлять обед. Два господина дружно вставши из коек вышли за дверь. На столе стояла красивая лампа с гравировкой. Гравированная поверхность была забита грязью и пылью. То была лампа господина Дневольского.