Как развивались события дальше?
День рождения Розы прошёл, и начались трудовые будни. Костя свой день рождения отметил дома, Роза из-за работы над «Аккумуляцией капитала» к нему не поехала. Не с Розой и не в Берлине посмотрел он спектакль о Л. Толстом. В начале мая в Берлин опять на пару дней (по партийным делам) приезжала Клара Цеткин.
А в конце этого месяца Клара, ко всеобщему облегчению, решилась на операцию. Поэтому Роза лишь в начале июля по случаю дня рождения Клары поехала в Штуттгарт и только на два дня.
Ранее запланированный совместный с Костей июнь - июльский отпуск был сначала отложен на август, и, похоже, после посещения Клары, вообще отменён. Опять Костя отправился в Шварцваль без Розы и, похоже что и без Фаисста. Но с кем? Роза была рада тому, что Костя мог «проветрится», как была рада и его успехам в редакционной работе во время отсутствия мамы из-за операции.
Примерно 20.07. Роза пишет Кларе Цеткин:
«В начале августа я хочу на три — четыре недели пойти в отпуск и при этом с тобой, в Шварцвальд. Напиши, пожалуйста, согласна ли ты с этим планом. Мы где-нибудь там остановимся, ты сможешь работать над своей брошюрой о Китае, а я займусь своей корректурой.»
Роза пытается помочь Кларе, дать ей возможность передохнуть от нервной обстановки в семье, связанной с новой возлюбленной её молодого мужа.
Косте 8 августа она сообщает:
«Из-за Брунса (редактора издательства) я лишь в конце недели могу уехать (в отпуск), точно день ещё не знаю. До этого никуда не поеду, потому что чувствую себя неважно. Сейчас просматриваю работу, цитаты и т.д. Корректуры получу через две — три недели. Думаю, что у меня какая-то болезнь, потому что совершенно нет сил и я по худела, сегодня вызову врача, может он что найдёт.
Мими в порядке и ласковая. Из-за новой дом.работницы теперь боюсь, как с Мими будет в мой отпуск, но я что-нибудь придумаю. Здесь прохладно и солнечно, хорошо для прогулок, но я гулять не могу. И так до конца недели я здесь.
Привет от Мими и меня.»
И Костя в начале июня тоже был болен, но не так долго.
Врач у Розы ничего кроме истощения от переработки не нашёл. А Костя забеспокоился. Уже из отпуска Роза постаралась его утешить:
«Дорогуля, с сердцем ничего страшного и уже стало лучше. Шапочка принесла мне много радости, я её очень люблю, потому что ты носил её в Берлине, когда первый раз приехал. Шапочка ещё станет известной, поэтому к ней нужно бережно относиться. (Я уже сегодня её носила). Посылаю тебе вторую корректуру. Не спеши с ней.
Твои книги мне очень пригодились.
Мама сегодня сияет от счастья. Мими один раз мне сюда написала. У неё всё хорошо. Она полюбила новую игру.
Со вчерашнего дня погода стала хорошей. Я работаю над корректурой и помогаю в хлеву, выношу навоз, подметаю и чищу; такой чистоты коровы, конечно, ещё не имели. Это очень тяжело, и мне уже потом стало плохо, но всё же получила от работы много удовольствия и собираюсь повторить.
Целую тебя
Н.»
На этом письменная идилия заканчивается. Ещё из отпуска Роза пишет:
«Ниуниу, я не в состоянии дольше умалчивать о том, что с некоторого времени твои письма для меня мучение. Они неискренни, как от того, у кого все помыслы где-то в другом месте. Я знаю, с чем это связано, знаю, что с января ты каждый день ездишь в город, поэтому ты можешь себе представить, какую боль приносит мне неправда твоих писем.»
И из Визенбаха 15 августа Роза пишет Косте:
«Мне больно тебе это писать, но по-другому не могу. Мне нужно тебе сказать, что в последнее время ты, как личность, приносишь мне большие мучения. Например, вчера после того как я опять кое-что узнала, весь день и всю ночь ужасно страдала. Я тебя совершенно не хочу упрекать и совершенно не хочу вмешиваться в твою личную жизнь, которая принадлежит тебе одному. Я просто для себя больше не вижу в ней места, и не могу больше выдержать всё неясное и неискреннее, по отношению ко мне. И так прощай. Ещё я хотела сказать, что Ниуниу, моего малыша, который был таким пылким и необыкновенно чутким, и нежным, я очень любила. Если он тебе ещё раз повстречается в той стране, в которую его похитили, скажи ему это.
Р.
Мими я скажу. Что мы теперь одни и от тебя поцелую.»
Костя не был готов и не хотел окончательного разрыва. Он попробовал себя оправдать, может быть объяснил свои отъезды в Штуттгарт просто невыносимой атмосферой в доме, и Роза поверила.
Уже из Берлина в конце августа она напишет Косте:
«Ниуниу, дорогуля, твоё письмецо вчера получила и была ему рада. Мими счастлива и демонстрирует мне это тем, что ни на шаг от меня не отходит.
Пожалуйста, закажи мне дополнительную тетрадь Ротштейна* и вышли. Лорд Кромер** — хорошая и интересная книга, Роберс*** же напротив мелок и слаб.
Поеду ли я в Кемнитц, не знаю, потому что у меня нет сообщения из Мюнхена-Гладбаха и нет мандата...
Здесь так холодно и дождливо. Но я работаю и не замечаю погоды. Каждый день с удовольствием принимаю душ и вчера также горячую ванну.
Не грусти! Мы обе тебя целуем и посылаем воскрестный привет.
Н. и М.»
* «Англичане в Египте»
** «Сегодняшний Египет»
*** «Сорок один год в Индии...»
8-го сентября Роза даже возмущается:
«Юю, дорогуля, сегодня в воскресенье пришло твоё письмецо о 8-ми котятах. Но для Мими не было поцелуя, а как раз сегодня она так мила и проказничает, прыгает по квартире как гном и играет с корковой пробочкой. Я вся в работе. Здесь не дождливо, но холодно, сегодня утром душ был как в декабре.
Скажи маме, что у меня была Гевер. Всё в порядке и я поеду в воскресенье в Кемнитц.
Ниуниу должен быть весел. Мы тебя обе целуем
Н. и М.»
Но в Кемнитц Роза не попала.
На фото окрестности Вейзенбаха (округ Баден-Бадена)