Все вокруг говорили что я должен найти работу. Чтобы выжить, оплачивать счета и стать полноправным членом общества. Правда, никакого смысла в работе я не видел. Это был лучший способ не жить, а отдать свою судьбу и жизнь в руки принятых обществом норм. Ужасно печально. Плясать с девяти до шести под чью-то дудку, не в силах сделать ни одного собственного движения. Мозги быстро атрофируются. В Америке с самого начала на меня давило отсутствие денег. Жить на шее у друзей я долго не мог, рассчитывать на пособие от государства тоже. Спать на грязных, смердящих улицах Нью-Йорка было не в кайф. Кроме того, вокруг было так много всего кричащего “Купи меня”, “Купи меня”, “Купи меня”. Успех человека связывался только с уровнем благосостояния. Я был обречён. Свыкшись с неизбежной, печальной дорогой “работа-карьера-семья-пенсия-смерть”, я вышел на поиски работы.
Две недели я бродил по жарким, душным и тесным улицам, высматривая таблички “Help wanted” ("Нужна помощь") или “Now hiring” ("Нанимаем"). Одежда липла к телу, я нервничал, но много курить позволить себе не мог. Здешние сигареты были дорогими, привезённые с собой запасы заканчивались. Не от того ли люди здесь были так беззащитны перед многочисленными стрессами? Курить было дорого, пить тоже. На способах отвлечься от скуки, монотонности, убийственности жизни, государство зарабатывало “чипсы”, а люди тратили деньги на психотерапевтов или сходили с ума. В Нью-Йорке, как и во всех больших городах, было очень много тронутых, отвергнутых обществом и не принявших общепринятые правила игры.
Мой английский после двух месяцев пребывания в Америке хромал. Я многое понимал, писал и читал, но говорил плохо, с сильным акцентом, стесняясь произносить чуждые звуки. Никто не хотел нанимать меня на работу. Мне улыбались, с любопытством разглядывая заполненную анкету, говорили что обязательно перезвонят, но телефон упорно молчал. Он зазвонил только раз. Я только вернулся домой к другу из очередного похода по центру городу. Знойный, душный Нью-Йорк утомлял меня, и к обеду я совершенно выдыхался. Денег на перекус не было, так что я спускался в жаркое, влажное метро, ждал поезда минут пять, обливался потом, и садился в вагон с ледяным кондиционером. Радиотелефон закричал писклявым голосом. Я боялся подойти. Языковой барьер стеснял мои движения по направлению к трубке. Через пять звонков я нажал на чёрную кнопку “Ответ”. В динамике раздался бодрый женский голос. Она тараторила так быстро, что я не понял и половины из выплеснутого в трубку потока слов. Разобрал “анкета”, “интервью”, промямлил что-то в ответ. Она была явно разочарована моим уровнем английского и заявила: “Давай я тебе в другой раз перезвоню”. Все они нещадно врали, так больше никогда и не появляясь в моей жизни. Но им нужно было успокоить свою душонку, не обидеть человека, пообещать что-то и вселить надежду. Я надеялся и ждал, ждал, только и делал что ждал, играя в гонки на приставке Xbox. Пульт управления вибрировал в руках, мне нравились новые, прежде неизведанные ощущения. Я сбился со счёта заполненных в магазинах анкет. Наверно, их набралось сто или двести.
Я любил проводить свой перекур в парке на площади Объединения. Это было ещё в те недавние времена, когда в парках разрешалось курить и бывший мэр не запретил дымить во всех общественно доступных местах. Вокруг площади, на стекавшихся к ней улицах, было разбросано множество магазинов, ресторанов и кафе, где вывешивались объявления о найме на работу. Во время перерыва, когда голова начинала кружиться от анкет и я по второму разу совался в одно и тоже место, мне вежливо делали замечание, я выходил на площадь, окружённую уличными торговцами всякой дребеденью, и скрывался в тени деревьев, высматривая свободную скамейку. Между асфальтовыми дорожками, на газонах, покрытых искусственной зелёной травой, сидели и лежали в причудливых позах студенты, бомжи, и просто местные сумасшедшие, которых было большинство и их никто здесь не трогал. Они спали, ели, беседовали, целовались, учились, пили пиво из банок, обёрнутых в коричневые бумажные пакеты. Я плюхнулся на свободную скамейку и теперь выпускал дым в сторону парочки, жевавшей бутерброд. Они подсели на противоположный конец, а теперь метали гневные взгляды в мою сторону. Дым шёл в их сторону, не по злому умыслу ветер дул именно на них. Я не собирался ни пересаживаться, ни курить быстрее, чтобы дать им возможность насладиться дурацким бутербродом без дыма. Пусть сами уносят свои крепкие, накачанные в тренажёрном зале тела и ноги в спортивных лосинах. Я ненавидел это всеобщее помешательство спортом, йогой, и прочей мурой, создававшей иллюзию успеха у людей, которые жили по предписанным правилам, понятия не имели для чего они существуют, и были не в силах прожить свою собственную, вольную и бешенную жизнь.
Выкуренная сигарета притупила чувство голода. Я нащупал в кармане два доллара. На обратный путь хватит. Я поплёлся по Бродвею в сторону станции метро. По пути мне предстояло сделать последний рывок по магазинам. Из пивной на углу площади и уходившей в сторону улицы, доносился радостный гогот. За круглыми деревянными столами жрали и пили. Перед собравшимися на большой тарелке были навалены куриные крылышки и ножки. В руках они держали пол литровые бокалы пива. “Ничего, – думал я. – Когда-нибудь обязательно туда попаду”. Это была одна из тех классических городских пивоварен, расположенная в трёхэтажном кирпичном доме XIX века. Перейдя улицу на красный свет, я увидел витрины со спортивной одеждой и обувью, палатками и даже выставленной байдаркой. Во входную дверь вливалась толпа покупателей, среди которых было немало гогочущих туристов. Слева от двери висело объявление формата А4, написанное чёрным классическим шрифтом на белой бумаге: “Сегодня набираем сотрудников во все отделы. Интервью сразу после заполнения анкеты”. Я клюнул на удочку. Впервые встретилось место, где с интервью не откладывали на потом.
Внутри было много народу. Все копошились, рассматривая вывешенную на вешалках спортивную одежду, пытаясь протиснуться сквозь узкие проходы вглубь. Я спросил у охранника с широким лицом в чёрном костюме где взять анкету. Он молча указал рукой наверх. Ему надоели с подобными вопросами. Он потел целый день в синтетическом пиджаке, наблюдая чтобы ничего не стащили, а тут приставали с глупыми расспросами. Если бы начальник не предупредил его по поводу несчастных желающих трудоустроиться, попросив его вежливо указывать на месторасположение анкет, то он бы их игнорировал или нещадно посылал куда подальше. Я поднялся, держась за поручень, чтобы случайно не сбили с ног, на второй этаж. Вдоль стен прямоугольного зала буквой “Г” стояли стеклянные прилавки, внутри которых сверкали компасы, часы, хронометры и охотничьи ножи. В углу на стекле возвышались две стопки бумаг. Я подошёл, посмотрел на уставшего продавца в защитного цвета куртке, и взял незаполненную анкету. Он сказал: “Возвращайся через полчаса. Менеджер будет проводить интервью”. “Спасибо”, ответил я и быстро спустился вниз. За углом магазина, в тени от соседнего здания, я достал из рюкзака папку, набитую моими собственными резюме, подложил её под анкету и начал заполнять пустые поля. Фамилия, имя, отчество, телефон, порядковый номер, наличие судимостей, объявлял ли когда-то банкротство, опыт работы, начиная с последнего места Мне пришлось врать, что я целый год работал продавцом в магазине, затем я вскользь упомянул о неудавшейся карьере менеджера, замолчав о дипломе магистра и годах, проведённых в университете. Здесь, как мне объяснили знающие люди, без опыта работу шансов трудоустроиться почти нет. Причём опыт должен быть не абы каким, а именно по специальности, на которую кандидат претендовал. Поэтому когда я подавал анкеты в магазины, то писал работал продавцом, когда охранником в гостиницы – то охранником. Должности подобного уровня не требовали особого образования, указывать данные о дипломе магистра было тоже невыгодно. Работодатель заклеймит как “слишком квалифицированного” специалиста, которому платить восемь долларов в час рука не поднимается. Так что в анкетах я не рассказывал всей правды о себе. А если и врал, то осторожно, связывая историю со своим реальным прошлым. В случае с магазином, то в конце 90-х, во время кризиса, когда надо было искать любую работу, чтобы не умереть с голода, я пытался стать одним из агентов-продавцов мультимаркетинговой шарашкиной конторы. Ни на копейку не продав, я приобрёл опыт.
Закончив с анкетой, я поставил свою подпись, выкурил сигарету, выпил воды из пластиковой бутылки, наполненной водопроводной водой из дома, и отправился внутрь муравейника. Перекинувшись взглядом с охранником, на лбу которого выступали крупные капли пота, я поднялся наверх, держа заполненную анкету, наготове в левой руке. Седой менеджер уже стоял за прилавком и проводил беседу с парнем в толстовке и широких джинсах, волочившихся по полу. Я отошёл к концу прилавка, ближе к вешалкам, наполненным летними ветровками, куртками для яхт и спортивными костюмами. Одна куртка стоила около трёхсот долларов. Я подумал что это было бы ужасным расточительством выкладывать такую сумму за кусок материи. Но для кого-то это были копейки. Интервью с падающими джинсами завершилось через три минуты. Менеджер подозвал меня к себе плавным жестом руки. Сердце заколотилось. Оно всегда колотилось перед интервью.
- Как поживаешь сегодня? – спросил он мягким голосом и посмотрел мне в глаза.
- Спасибо, отлично. Как Вы?
- Хорошо, спасибо что спросил, – он довольно улыбнулся и опустил глаза на анкету. – Так ты совсем недавно приехал в штаты?
- Да, всего два месяца назад.
- Похвально, уже ищешь работу, – заметил он. – Зря времени не теряешь. Я вижу, что опыт работы в магазине у тебя есть. Нам нужен человек на склад. Ты бы согласился работать на складе?
- Да, конечно.
- Тогда мы можем составить график на следующую неделю. Для начала могу предложить двадцать часов в неделю и восемь долларов в час.
- Я согласен и могу работать в любые дни, пока что не очень-то и занят.
Он отдал мне бумажку с графиком работы и попросил прийти завтра на ориентацию с оригиналом порядкового номера и зелёной картой. Выйдя из магазина, я долго не мог прийти в себя и поверить что только устроился на первую официальную работу в штатах. Как ни крути, какая бы ненависть к работе внутри не кипела, это было большим достижением. Особенно в глазах друзей и людей, ожидавших от меня подобных действий и скорого достижения американской мечты. Я курил за углом и вертел в руках расписание своей новой жизни. Понедельник: с десяти до трёх. Вторник: с двенадцати до пяти. Среда: с двенадцати до пяти. Четверг: с трёх до восьми. На минуту мне показалось что это счастье. Получить место на складе и целых восемь долларов в час. Для меня, живущего на шее у друзей, практически без копейки в кармане, это была удача. Работа и деньги принесут долгожданную свободу, о которой вокруг все говорили. Её вкус, увы, ощутить так и не удалось. Я знал, что ошибался. Деньги, хоть и помогли ощутить относительную материальную независимость, пробудили во мне страх потери работы. Я стал стараться из всех сил, чтобы через полгода мне бы повысили зарплату на целых пятьдесят центов. Тогда бы я смог больше купить, тех же сигарет, и даже сэкономить, отложить на чёрный день. До рождественского повышения мне пришлось попотеть. Работа на складе была нехитрая, но ужасно монотонная, способная любого свести с ума.
Во время ориентации выдали толстую твёрдую папку. Внутри на стальных кольцах было прикреплено много скучных страниц, описывающих правила поведения сотрудников и внутренний распорядок. Мне полагалось два оплачиваемых пятнадцатиминутных перерыва и тридцатиминутный неоплачиваемый перерыв на обед только в том случае, если я работал больше шести часов в день, а в сумме сорок часов в неделю. На страницах содержалось куча правил из серии “сексуально не приставать к коллегам”, “не обзывать, не дискриминировать по любым признакам”. В отделе персонала необъятная тётушка Мэри выдала мне карточку сотрудника со штрих-кодом и фотографией. “Каждый раз по приходу на работу проводи её через специальную машинку возле грузового лифта, – наказала она. – Выходишь на обед, тоже сканируй. Закончилась смена, сканируй”. Каждая минута раб-времени была у хозяев на учёте. За три опоздания больше чем на пятнадцать минут увольняли. Сотрудники были для хозяев обыкновенными роботами, легко заменяемыми машинами. В случае неполадки робот не ремонтировали, а выбрасывали, заменяя другим, быстро подобранным с улицы. Их сотни, тысячи, целые безработные полчища бродили по городу в поисках куска хлеба.
На следующий день после ориентации и подписания не меньше десятка страниц бумаг “согласен”, “не буду этого делать”, “ознакомился”, меня отвели на четвёртый этаж по деревянной скрипучей лестнице. Возле грузового лифта стояли вешалки на колёсиках, наполненные одеждой и приготовленные для спуска вниз, в магазин. Вдоль коридора, ведущего в мой отдел, тянулись стеклянные инкубаторы, в которых за столами, приставленными вплотную друг к другу, сидели сотрудники отдела приёма заказов и жалоб по телефону. На голову каждого был прицеплен чёрный наушник, соединённый с микрофоном и тянувшийся от уха до подбородка. Менеджер отдела по прикреплению ценников и доставки Кэрри сидел за компьютером и сосредоточенно смотрел на экран. Обернувшись, он улыбнулся и сказал привычные слова приветствия нового сотрудника “Добро пожаловать. Рад, что ты у нас будешь трудиться. Уверен, мы сработаемся”. Кэрри был из Ямайки. С головы спускались многочисленные длинные косы, как у Боба Марли. Он познакомил меня с Марией, сидевшей за столом рядом с ним. Её работа заключалась в распечатывании ценников для вновь прибывшего в магазин товара. Потом он отвёл меня в отдел доставки, где в одиночестве трудился мексиканец по имени Джордж. Он раскрывал сложенные картонные коробки, складывал туда, заворачивая в белую бумагу, вещи, заказанные по телефону или интернету, заклеивал коробку липкой лентой, выползающей из специальной машинки, приклеивал ярлык с адресом, и ставил коробку в железный решётчатый шкаф на колёсах. Джордж работал очень быстро и с лёгкостью. Было видно, его движения отработаны годами практики. “Десять лет в отделе доставки”, гордо произнёс он. Мы с Кэрри вернулись обратно в отдел ценников, находившийся за тонкой картонной стенкой. Четырёхэтажное здание XIX века имело высокие потолки и огромные окна, из которых обильно лился свет. На последнем этаже окна не загораживали от света ни соседние дома, ни небоскрёбы, которых на нашем пятачке не было из-за запрета на снос исторических домов в округе. Картонные стенки установили владельцы магазина, выкупившие здание в начале XX века. Они экономили на каждом центе и оставляли мрачность, скудность обстановки подсобок, склада за дверьми с красной надписью “Только для сотрудников”. Чтобы покупатели случайно не увидели что за миром ярких витрин, дорогой одежды, улыбающихся продавцов, там, за картонными стенками, существует иной, печальный и беспросветный мир обыкновенных трудяг.
В отделе за стенкой работал Питер, молчаливый чернокожий, занимавшийся приёмом товара на склад. Он распаковывал коробки и сверял содержимое с распечатанным списком. Кэрри познакомил меня с Мэлом, стоявшем возле длинного стола, сделанного из толстых прямоугольных кусков картонно-стружечного материала. Перед ним были разбросаны ценники, он смотрел в окно, медленно перебирая в руках пластмассовые крючки. Кэрри похлопал его по плечу и попросил провести для меня короткий инструктаж. Мэл очень обрадовался возможности отвлечься от наскучившей работы. “Добро пожаловать в наш маленький мирок”, сказал он и проводил довольным взглядом удаляющегося менеджера до самого кресла из чёрного кожаного заменителя, видневшегося за прозрачной перегородкой в конце помещения. Мэл отложил крючки в сторону. “Значит, новенький, – он переглянулся с Питером. – Ну что ж, поздравляю. Работа здесь непыльная, – он говорил медленно, будто ленился произносить слова. – Если не будешь опаздывать и выполнять что поручат, никаких проблем быть не должно, и через полгода тебе повысят зарплату. Я здесь пятнадцать лет, неплохо зарабатываю. Хотя начинал как и ты, с минимального оклада. Ничего, так мы все начинали”.
Он подвёл меня к корзине, наполненной ценниками. Она стояла возле прозрачной перегородки, разделявшей наш конвейер от Кэрри и Марии.
- Эй, Мария, – крикнул Мэл. – Как дела?
- Дела хорошо, – она повернула голову в нашу сторону. – Много ценников надо на печать отправить.
- Ооо… – он подмигнул мне. – Это значит, у нас с тобой будет много работы. - Мария, ты уж не очень-то с ценниками, на завтра оставь.
- Не волнуйся, оставлю. Так ты показываешь новенькому как всё устроено?
- Да, я ведь здесь старший сотрудник, дольше всех продержался.
- Ну ладно. Удачи вам, ребята.
- Спасибо, позже ещё поговорим, – он обернулся ко мне: – В эту корзину Мария складывает распечатанные ценники на товары. Давай для начала попробуем вот эти, несложные, на футболки.
Мэл перебирал длинными костлявыми пальцами плотные прямоугольные куски белой бумаги с данными о товаре и ценой, напечатанными чёрным шрифтом. Ему не очень хотелось брать стопку этих ценников, их было слишком много. Потоптавшись на месте, он махнул рукой и достал их из корзины. Целая пачка была связана двойной резинкой и прикреплена к листу формата А4 большущей скрепкой.
Видишь, – он указал на вторую сверху строчку, – здесь указан номер партии. Ещё ниже описание товара и количество коробок. У нас все коробки Питер складывает под длинными столами и чёрным маркером наносит номер партии. Легко найти. Вот смотри, – Мэл пнул ногой коробку с кодовым номером 23671, таким же как и на распечатанном листке. – Она самая, родимая. Одна из двух. Значит, должна быть вторая. Ага, вот она. Судя по описанию, внутри чёрные футболки Адидас в количестве ста пятидесяти штук. Считать не будем, откроем и проверим тот ли товар там находится.
Мэл достал из широкого кармана своего синего фирменного передника канцелярский нож и разрезал изоленту, приклеенную Питером сверху двух картонных половинок. Мы оба убедились что в обеих коробках лежали новенькие синтетические футболки Адидас чёрного цвета.
- Теперь их надо вытащить из ящика и развесить на вешалках по размеру, – сказал он. – В порядке возрастания, начиная с самого маленького и заканчивая самым большим.
Вешалки для футболок покоились в больших ящиках. Они перемешались с вешалками для спортивных брюк и плавок. Мы разделяли их, а потом цепляли за стальную трубку, тянувшуюся над нашим длинным картонным рабочим столом. Сидеть нам не полагалось, да и не на чем было.
На стальной трубке набралось достаточно вешалок, вплоть до маленького пластмассового столика за которым Питер сверял бумаги с прибывшей партией товара. Мэл что-то сказал ему, тот ответил. Я ничего не понял, они говорили под нос, проглатывая окончания слов. Они засмеялись, поглядывая в сторону перегородки. Мэл вытащил из коробки несколько футболок, показал мне размеры и повесил их в порядке возрастания.
- Запомни, у вешалок крючки должны смотреть от тебя, – пояснил он. – Иначе потом сложно перевешивать.
- Хорошо, – ответил я. – Обязательно запомню.
Я почувствовал как премудрости работы на складе наполняли меня знаниями, передо мной открывались истины, о которых я до сих пор и не подозревал. Следующей, самой главной премудростью, с которой поделился Мэл, было оперирование красным пистолетом прикреплявшим ценники к одежде. В рукоятку, вместо магазина с патронами, вставлялись скрепленные между собой прозрачные пластмассовые штырьки, имевшие с обеих сторон молотообразные концы. В дуло пистолета была врезана игла. На неё предстояло нацепить ценник с правильным размером и описанием. “Проверь два раза, перед тем как прикреплять на футболку. Размер, номер стиля и цвет”, предупредил Мэл. Иглу с нацепленным ценником, – в каждом из них был пробит маленький аккуратный кружочек для иглы, – я вонзил между швами футболки, в районе шеи. Нажал на курок. Штырёк вошёл внутрь ткани. Часть его выползла наружу, держась на поперечном ответвлении. Ценник повис с внутренней стороны и вызывающе болтался на штырьке. “Отличная работа”, похвалил меня Мэл. Он, не прикрепив ни одного ценника, возился с пистолетом. Через несколько минут он посмотрел на часы и заявил:
- Пришло время перерыва на обед, – Мэл снял передник. – Я знаю, тебе не положено. Продолжай работать, не торопись. Будут вопросы, обращайся к Питеру или Мэри.
- Спасибо, – ответил я и продолжил выстреливать пластмассовые штырьки из красного пистолета.
Клик… Клик… Клик… Работа в магазине закипела.