Глава 4
Ненавистные кандалы снова жестоко опутали слегка отдохнувшие ноги, после той легкости идти было особенно тяжело. Человек-крыса на привязи вел пленницу в мрачные сырые казиматы к великому мучителю. Лабиринты лестниц и переходов наконец прекратились и. ее втолкнули в небольшую сырую, но ярко освещаемую факелами комнату. Верховный инквизитор сидел за небольшим деревянным столом в самой ее глубине. На столе в беспорядке лежали обрывки бумаги, пергамента, перья, свое обычное место знаменитые щипцы, которые подогревали тут же у факела. Верховный инквизитор сегодня был особенно не в духе. Волны ненависти хищного стального взгляда ледяной водой окатывали юную пленницу. Ее поставили у холодной гладкой каменной стены, милосердно сняв кандалы и веревки с рук. Инквизитор мучительно медлил, вот, наконец тяжелым гомоном зазвучал его гулкий, эхом отдававшийся здесь голос.
-Знаешь ли ты дочь моя, зачем привели тебя сюда, - подняв на нее глаза, вопросил он
- Сие, сударь хочу знать от тебя. – спокойно ответила пленница, мягко издевательски улыбнувшись. Она знала что этакая ее улыбка наделает страшной бури, но сердцем чувствовала, что сегодня терять было нечего.
- Веруешь ли ты дочь моя в Господа Бога нашего Иисуса Христа и духа святого, нараспев, ,как по сводами храма, произнес он первый задаваемый в таких случаях вопрос
- Верую,- твердо уверенно отозвалась она, поднимая ясные очи к небу
- Веруешь ли ты, в то, что хлеб и вода есть тело и кровь Христовы,
- Истинно верую, - таким же искренне спокойным тоном продолжала узница, между тем шея начинала уставать, а голова предательски опускаться. В ту же секунду, острие вилки еретика коснулось нежной кожи, больно разбередив почти зажившую рану тонкий красный ручеек, показался на белом лене платья. Девушка тихо простонала, вилка была первым вестником еще более ужасающих пыток. А мучитель невозмутимо продолжал, хитроумно подходя к главному предмету допроса. Он встал, подошел к ней взял за подбородок, тем самым причиняя еще большие страдания, казалось вечно, глядел на ее прекрасное юное лицо.
- Скажи мне женщина, веруешь ли ты, в избранность дитя в его чистоту и безгрешную душу?
- Сие так, - невозмутимо отозвалась она, - и ежели, ты, веруешь в это, то мне простой прихожанке это вечная истина
- Я не спрашиваю, надо ли верить я спрашиваю, веруешь ли ты,- уже, начиная свирипеть пронзительно крикнул он
- Чем ты хочешь, чтоб я поклялась перед ним? – мучительно ответила она
- Знаешь ли ты истинную молитву Господу?
-Pater noster,
qui es in caelis,
sanctificetur nomen tuum.
Adveniat regnum tuum.- на распев как в церкви начала она, в эту минуту закатный лучик солнца коснулся ее личика, и оно словно бы просветлело,. Молитва предала ей сил, и даже рана от вилки начинала смирнеть.
Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.
Panem nostrum quotidianum da nobis hodie.
Et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris.
Et ne nos inducas in tentationem,
sed libera nos a malo.
- Amen.- Проговорила она, подняв на мучителя затуманенный слезами взор. Несколько секунд он смотрел на нее, словно бы любуясь. Затем почуяв, скорую победу. неожиданно выпалил
- Скажи мне женщина, признаешь ли ты, что, будучи одержима бесом, невольно с ним согрешившая, лишила юного отрока избранности его, божией проказы ? Ответом на этот вопрос была трагический хрипловатый грудной смех.
- Двадцать плетей ей, окончательно озверев крикнул Бенедикт. Ее схватили, руки привязали к железному крюку в потолке и где-то далеко слышался пронзительный свист жестокой плети, призванный окончательно выбить крамолу и образумить еретичку. Бичей было многим больше чем двадцать. Когда все было кончено, палачи и секретарь удалились, по знаку инквизитора, Бенедикт сам срезал путы, едва успев подхватить, что бы она в конец не расшиблась о каменный пол. После ведра воды она немного пришла в себя и даже смогла стоять.
- Красивая юная гордая, такая мне нужна, - с той же ледяной невозмутимой сталью в голосе заговорил он, предвкушая победу - если пойдешь за меня выкуп дам хороший, в роскоши жить станешь, приглянулась ты мне давно.
- Лучше уж смерть, чем жизнь такая, хрипло надрывно прошипела узница.
- На купание ее –приказал верховный инквизитор, чуть ли не швыряя палачам под ноги, ослабевшую свою узницу. Ее приволокли к глубокой холодной реке, привязали к стулу и в таком положении опускали в студеные ее струи. Она, как маленькая рыбка ловила ртом живительный воздух, но долгая выука помогала делать это так во время, чтоб не захлебнуться. Потом, снова его крики проклятия
- Отвечай ведьма, признаешь ли ты, что была во грехе с бесом, что на шабаше с ним плясала, что отрока божией милости лишила, матушку ее деток.
- Нет, ни в чем не повинна я – был ее ответ. После дальнейших купаний и плетей в темницу ее уже несли на руках. Когда палачи подняли ее и уже хотели уносить, верховный мучитель произнес тихо, но так что бы слышали все
- На костер ее завтра на рассвете!!!