Часть 2
Глава 1 - Рассказ Синдбада
1
– …Рассказ мой будет долгим.
Род мой ведет свое происхождение с берегов озера Ван. Сколько помню я, и насколько помнят наши старейшие, мы всегда воевали. Так получилось, и не мне решать, насколько правы или неправы были соседи, считавшие, что мы захватили уж слишком богатые земли. И приходили к нам то ассирийцы, то курды, то сельджуки. Порой они добивались успеха, а потом просто поселялись среди нас, перенимали наш язык и наши обычаи, и становились тем же народом, что и мы. А потом приходили новые пришельцы, и всё повторялось снова…
Потому, я могу считать себя и армянином, и ассирийцем, и курдом, и сельджуком. Родной язык ведет меня, и помогает понимать и перенимать другие языки. Мать моего отца происходила из народа далекой страны Чжун-го, она помогла мне изучить язык этой страны. Её привез из своих странствий мой дед, и она, привыкшая к обычаям своей родины, недолго зажилась на этом свете, хотя детишек наплодить сумела, и отсюда пошел наш род.
По линии матери я происхожу от женщин-воительниц, которым и женщинам-потомкам которых было дано право появляться на людях с открытым лицом. Об этом хорошо бы рассказать отдельную историю.
Однажды, когда на берега Вана вновь решили вторгнуться захватчики, Махитар-Спарапет, собрав войска, решительно двинулся им навстречу. Но вот беда, враги пошли другой дорогой и на другой день оказались под стенами крепости. Они не спешили, предполагая, что никто не сумеет оказать им сопротивления, они встали лагерем неподалеку, посылая в крепость свои стрелы, обмотанные грамотами с предложением открыть ворота. К ним подходили все новые и новые силы, и они беспечно пировали, уверенные в скорой победе.
И тогда великая Баджу, супруга Спарапета, приказала:
– Женщины! В доспехи!..
И, ровно посередине дня, когда неприятельское войско, пообедав, повалилось на покой, отряд с боевыми криками понесся на врага.
Я вижу вас, дорогая моя целительница, я каким-то чудом подозреваю ваше прошлое, и во мне пробуждаются воспоминания, рассказы моего отца и моей матери о той великой битве. Почему-то мне кажется, что в одной из предыдущих жизней вы были одной из тех.
И главное, никто из них не был убит в том сражении. Ошеломленные неожиданным нападением, полчища врагов бежали в панике, а их, по пятам рубили мечами и кололи копьями рычавшие от ненависти женщины, одетые в доспехи мужей. Вечером они все возвратились в лагерь, а на другой день в крепость вернулись войска Спарапета.
Вот, с тех самых пор, женщинам этих родов и дозволено не носить покрывала на лице своём…
2
…Да, детство мои и юность прошли на берегах солёного озера Ван. Я многое слыхал о том, что на свете есть и другие солёные озера, не чета нашему, и что называются они моря. Я исплавал Ван вдоль и поперек, и лелеял мечту когда-нибудь походить по настоящему морю. Меня искушали надежды когда-нибудь увидеть далекие страны, полные чудес и невиданных сокровищ. И, в конце концов, так и не послушавшись отца и матери, тайком пошёл в Багдад.
И, как оказалось впоследствии, этим спас свою жизнь. Потому что, тотчас после моего ухода, на берега Вана пришли монголы. И, уже впоследствии, я узнал, что в ужасном сражении весь род мой был вырезан под корень захватчиками.
В Багдаде я, дабы подзаработать немного на дальнейший путь, устроился приказчиком в лавку старинных книг и рукописей. Хозяину нравилось, что с моим познанием в языках я умею разговаривать со всеми иностранцами, а с моей ученостью в книгах – растолковать о чем идет речь в том или ином сочинении. И он, спустя какое-то время, не хотел давать мне расчета – чтобы я подольше оставался у него.
Но вот, в один из дней, в лавке появился необычно одетый человек с раскосыми глазами. Его сопровождал слуга, который на ломаном наречии пытался объяснить какая из рукописей как называется, и о чем в ней повествуется. Я, конечно, не выдержал, и на языке страны Чжун-го стал поправлять переводчика, чем и привлек внимание чужеземца. Он, удивленный моими познаниями, принялся задавать вопросы, а когда узнал, что я свободно обращаюсь и с языком курдов, и языком фарси, и языком афгани и белуджи, и еще языком хиндустани, да еще и могу читать и писать на этих языках, просто предложил мне поехать с ним.
– А море у вас есть? – единственное, что спросил я.
– О, разумеется, – с усмешкою ответил он, – там, у нас, такое огромное море, что никто не знает, где оно заканчивается. Еще никто не достигнул другого его берега. Мне принадлежат несколько больших кораблей. Ты имеешь навык в плаваньи?
И упрашивать ему меня, конечно, не пришлось. Хозяин лавки отпустил меня с большой неохотой, хотя и расплатился честно, за весь срок службы.
3
И чужеземец не обманул, и наоборот – после долгих месяцев путешествия мы стали с ним друзьями. У него была золотая табличка, и монголы не трогали наш караван.
Со временем я стал его доверенным лицом, и он называл меня Сань Бао, что означает «совокупность благ и добродетелей». Я ходил на его кораблях и на юг, и на север, и осмеливался заглянуть в совсем далекие страны, где обитают драконы, и где люди питаются гнездами ласточек, и еще далее, где обитают чудесные мирные животные с сумками на животе, в которых они вынашивают детенышей. Мы вместе составляли книги о моих путешествиях, и были приближены к императору, который любил приглашать нас под вечер, чтобы послушать, как мы их, в два голоса, читаем вслух.
Рукописи наши, по приказу императора, были размножены и помещены во многие библиотеки Поднебесной Империи. Правда, переписчики чаще проявляли излишнее старание, и в текстах то там, то здесь появлялись вставки о вымышленных странствиях и подвигах, якобы совершённых мною и моими верными друзьями по путешествиях. Но тогда это меня мало волновало. Я сделался богат, уважаем, я купил дом, женился, у меня родился сын.
Однако потом… Когда мой корабль, возвращаясь из путешествия на остров Пряностей, возвращался домой, в одном из попутных городов мне передали известие о том, что в столице Поднебесной случился переворот, что император низвергнут, и что я, как подозреваемый в содействии врагам Империи, тотчас же по сходе на берег, буду подвергнут суду и скорой казни. И еще, сообщал мне друг, согласно милостивому решению суда, решившему, что моя супруга невиновна в моих прегрешениях, решено оставить ей и дом, и имущество, а малолетний сын мой превращен в евнуха, чему я не должен огорчаться, поскольку это позволит ему в будущем сделать свою карьеру при новом дворе… Если же я решу вернуться, добавлял он, это сочтут поступком, направленным против решений нового императора.
4
И так я снова оказался в Багдаде…
Великий халиф, наслышанный о моих путешествиях, пожелал, чтобы я продолжил службу при нем, и я, разумеется, не смог отказать в этой просьбе. Признаться, меня всё это время тянуло посетить моих родителей, снова повидать свой родовой замок, но… беда, как говорится, одна не ходит. Вы уже знаете, что произошло. По северу страны ходили монголы, которых пока удавалось сдерживать, но дело шло к большой войне.
На новом месте службы меня стали называть именем Синдбад, и я не любил появляться в городе, потому что куда бы я не шел, меня всюду сопровождала толпа любопытствующих, что, как только я остановлюсь, принималась расспрашивать меня о драконах и циклопах… Я не мог долго останавливаться там, да и происшедшее со мною и теми, кого я так любил, заставляло меня предаваться единственному утешению моему теперь – морю.
Однажды, сразу по возвращении моем из плавания, великий халиф Аль-Мустасим позвал меня к себе. От мудрецов и книжников своих он узнал о том, что в некоторые стародавние времена море Бахр эль-Ахмар было соединено с Сурийским морем или морем Аль-Рум, и что канал этот прокопали жители страны Миср. Если удастся найти этот канал, говорил халиф, то нам удалось бы наладить водный путь сообщения с государствами Запада, с севером Африки, странами Магриба, с Европой. Этот было бы гораздо безопаснее, чем, как сейчас, доставлять необходимые товары по суше. «Тебе, Синдбад, понадобится всего один небольшой корабль, а команду подберешь сам…»
В Басре я подобрал подходящий корабль и мы, через залив Кальи аль-Фарс, пустились в плавание в открытое море. И только там, в открытом море, как только мы миновали Врата Слёз, я понял, что мы выбрали не лучшее время, весну, для путешествия по морю Бахр эль-Ахмар.
Страшный пыльный ветер, который еще называют «красным», обрушился на нас в пути. Наши паруса оказались разодраны в клочья, мы потеряли представление, где находимся, и только удивительный прибор страны Чжун-го подсказывал, что наш корабль несет на север.
Мы старались, по мере сил, бороться с волнами. Но не убереглись и, как ни были опытны в борьбе с безжалостным морем и я, и друзья мои, но корабль наш наш погиб на скалах у побережья страны Миср.
И был тотчас же разграблен, а всех нас, связав веревкой, повели вглубь страны.
5
…Конечно, можно долго перечислять, какие невзгоды и унижения мы перенесли. Но мне, в конце концов, удалось договориться с работорговцем. Ему было обещано, что если через его посредничество нам удастся встретиться с местным эмиром, а то и с самим султаном, его ожидает гораздо большее вознаграждение, чем если он просто продаст нас на рынке Каира.
Но, когда мы уже подходили к стенам города, случилось то, что повернуло цепь событий иначе, и… пожалуй, в более благоприятную сторону для большинства из нас.
По приближении к столице, мы повстречали отряд всадников. Наш нынешний хозяин и все его люди тотчас повалились на колени.
– Кто это, те, кого ты ведешь? – хриплым голосом спросил тот, кто возглавлял отряд.
– Бродяги, о великий эмир, – дрожащим голосом ответствовал работорговец. – Они с моря пришли…
И тогда другой из воинов огрел его плетью.
– Не эмир, а великий султан! – крикнул он. – Запомни, собака!
– Постой, – остановил его хмуро командир отряда. И подумал, и в этом молчании никто не проронил ни слова.
– Покажите руки.
Мы, как могли, протянули руки навстречу ему.
– На их запястьях нет шрамов от оков, – заметил он. – Немедленно освободи их.
7
Вечером меня провели в шатер.
– Рассказывай, – бросил он, тяжелым взглядом осмотрев меня с головы до ног.
И я, стараясь говорить кратко, всё ему объяснил. Он помолчал немного.
– Мы друг другу известны, Синдбад.
Его слова падали как капли смолы с борта корабля в жаркий полдень: весомо, тягуче и непреклонно.
Я смолчал, ибо мне был ужасен этот человек, и я боялся ненароком вызвать его гнев.
Ибо говорил со мною сам великий Бейбарс, грозный султан Египта.
– То, что болтают о тебе, выходит, правда. Или привирает молва? Говори, я тебе не препятствую.
– Великий султан. В этих слухах нет полной правды. Чудеса и встречи с невиданными чудовищами – конечно же, выдумки. Но то, что я с моими товарищами не раз бывал на краю света – это правда.
– Ты печешься о своих товарищах, – утверждающе молвил он. И прибавил:
– Товарищи… Товарищи до первой женщины, до первой возможности обогащения, до первого глотка власти… Это правда, что ты – не правоверный?
– Да, о великий султан. Мои родители…
– Речь о тебе.
Я не знал, что ответить.
– Твои друзья, твоя команда – приверженцы Сунны. Как и был пославший тебя халиф.
– Как это «был»? – не удержался я от восклицания.
– Много же времени ты провел в своем плавании, – его голос был равнодушным и монотонным. – А я, еще будучи эмиром, предлагал свою помощь. Багдада больше нет, Синдбад, и возвращаться тебе туда нет никакого смысла.
– Халиф Аль-Мустасим был мечтатель, – заявил он далее. – Всякая ученость располагает к праздности. Правда же такова. Багдад сожжен, последний из Абассидов халиф убит, а монголы Хулагу, что, осмелев, сунулись было к нашим границам, рассеяны моими войсками. Я устал рубить головы в тот день. Последняя была той, что сделала меня султаном. Молчишь. Молчи.
– Ходил ли ты когда-нибудь морем Аль-Рум, Синдбад?
– Нет, владыка. И мечтаю проплыть по его волнам. Всё наше путешествие…
– Канал, который ты искал, давным-давно засыпали пески. Послушай, что я тебе скажу. Да! Я отпущу тебя и твоих людей. Но что вас ожидает там, на родине? Басра и Багдад лежат в руинах.
Я снова промолчал. Он внимательно и… как показалось мне, как-то уважительно окинул меня взглядом:
– Есть карты. Есть корабль. Но нет ни капитана, ни надежной команды. Говорит ли твой Бог о том, то на свете бывают совпадения?
Он именно так и сказал: не «чудеса», а «совпадения».
– На все Воля Свыше, великий султан, – ответил я твердо.
– Хм, хорошо. Тогда слушай внимательно. Я узнал недавно, что там, далеко отсюда, за морем Кара-Тенгиз, совсем недавно погиб отец. Я очень любил его. И, хотя мы были разной веры, мечтал еще когда-нибудь увидеть. Там, за Кара-Тенгиз, есть земля, которую греки называют Таврида. Ты слыхал о ней?
Я молча кивнул.
– Я не буду брать с тебя клятв, ибо их придумали дураки. Твой Христос говорит о том же, не так ли?
– Ты мне приказываешь или желаешь попросить, о великий султан?
– Прошу. Тебя просит Бейбарс. Ты можешь отказаться.
– Великий султан, – сказал я в ответ. – Мне тоже довелось испытать в жизни многое. Еще не зная сути твоей просьбы, я уже предчувствую, что с готовностью возьмусь за это дело. Я чувствую, что оно стоит того, чтобы рискнуть жизнью. Что это за сокровище, которое ты желаешь получить из той страны?
– Это. Самое. Великое. Сокровище. Которое я хотел бы заполучить. Хотя, для любого другого оно не будет стоить и гроша…
И снова я молчал и только слушал.
– Мне нужна только пригоршня земли. Я прикажу положить её за подошвы моих сапог. Я желаю до своего последнего часа ходить по родной земле. Не обмани меня!
Если до этой минуты у меня и были сомнения, то теперь…
– Великий султан! Прости мне вольную мысль мою. Мне кажется, что заявляя мне свою просьбу, ты постоянно думаешь: а не принижаю ли я этим своего достоинства? Нет!.. – вот моё мнение. Ибо, как бы мы ни величали Бога, чувства твои еще более возвышают тебя в моих глазах. И я с готовностью возьмусь за это дело.
– Найдешь ли ты именно этот курган или найдешь другой, – не меняясь в лице, сказал он. – Мне нужна эта земля. Я хочу её увидеть. Я хочу её понюхать. Я желаю ходить по ней. Я вижу, ты понял. Корабль ждет тебя. Снаряжай его в дорогу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ