Санкт-Петербург, станция метро Звенигородская. У перрона с правой стороны стоит девушка, одетая в чёрную кожаную куртку, светло-синие джинсы и чёрные с белыми полосками кеды. На голове капюшон зелёного свитера, одетого под кожанку, в ушах наушники, в которых играет какая-то нудная песня с Авто радио. Девушка, как и прочие люди, ждёт электрички, чтобы уехать домой, на Чкаловскую.
Эту девушку зовут Марина, что означает «морская»; ей недавно исполнилось девятнадцать лет. Учится на первом курсе филологического факультета Петербургского университета. Живёт в трехкомнатной благоустроенной квартире вместе с матерью и отчимом: отец Марины погиб десять лет назад при очень загадочных обстоятельствах. В Питере же девушка с самого рождения, и знает город, как свои родные пять пальцев.
«Поскорей бы пришел этот чёртовый поезд», — думала брюнетка, поглубже засовывая руки в карманы и вжимая голову в плечи. Была осень, в городе, основанном Петром Первым, шёл проливной дождь, дул ветер, поэтому и под землёй, в метро, сейчас тоже было очень холодно. Октябрь, как-никак. Правда, были такие моменты, когда выглядывало солнышко, но оно тут же скрывалось за тяжёлыми свинцовыми тучами. И снова лил дождь. Как и говорится: осень, на дворе погод восемь. Так и тут…
Если вглядеться в юное лицо девушки, то можно заметить синяки под глазами и высохшие дорожки слёз. Марине очень больно и страшно: этой ночью её напоил и изнасиловал хороший друг матери — коллега по работе Андрей Богданович. Он вчера вечером встретил девушку на площади Восстания и пригласил её к себе: хотел отдать какие-то документы Ирине Васильевне — маме Марины. Та улетела в Лондон вместе с мужем на какой-то совет. Поэтому девушке пришлось согласиться. Хотя она, вообще-то, знала Андрея Богдановича, как хорошего работника и отличного друга их семьи. А он поступил так подло по отношению к Марине…
Вот теперь и торопится девушка домой, ей хочется запереться в своей комнате, забраться под одеяло и просидеть там очень-очень долго, чтобы её никто не трогал.
Где-то там, вдалеке туннеля, замелькали огни электрички. Марина стояла в начале перрона и ждала первого вагона. Обычно все пихаются в задние, а передние остаются полупустыми. Вот Марина и приловчилась садиться в первые вагоны, чтобы ехать сидя, а не толкаться стоя.
Когда брюнетка выглядывала электричку, на ум девушке пришли слова одной из песен группы Noize MC:
…Я зрение напряг, красные цифры стали резче, время на табло ползёт надоедливо медленно,
Я первого вагона жду там, где все ждут последнего.
Дорогие пассажиры, извините за накладку, я прекрасно понимаю, вы торопитесь,
Кто быстрей на выход, кто скорее на посадку, чтобы в поручни вцепиться или поудобней сесть.
Я задержу вас, но ненадолго: мне всего один прыжок, я второго не попрошу.
Извините, ради Бога, за осколки, резкий скрежет тормозов, и прочий не приятный шум… *
Марина щурилась, наблюдая, как электричка подъезжает всё ближе и ближе. А что, если сделать точно так же, как и в песне? Или как Анна Каренина в одноименном романе? Броситься под поезд, и будет меньше страданий в первую очередь ей. Она больше не будет мучится от душевной ужасной боли. Родным скажут, что просто упала под поезд, поскользнувшись на перроне…
Девушка потрясла головой, пытаясь отогнать такие страшные мысли. Но они, как назойливые мухи, всё равно лезли и лезли, оттесняя другие, бытовые и учебные. Марина уже сидела в электричке, но мысли о суициде всё равно давили на нее. Брюнетка уже врубила погромче радио, чтобы заглушить их, но они возвращались снова и снова.
Некоторые пассажиры недоуменно смотрели на опухшие глаза девушки, которая находилась рядом с ними, скуксившись и пряча синий от холода нос в коричневый вязаный шарф. Одна сердобольная старушка даже спросила у Марины, почему та плачет, но брюнетка лишь подняла на неё измученные глаза и промолчала. Слов не было. Ничего не было. Только боль.
Вскоре Марина была дома. Закрыв за собой дверь на все замки, будто опасаясь, что к ней может кто-нибудь забраться, девушка принялась раздеваться: кожанка, кеды и джинсы полетели во все стороны. Марине даже было лень прибрать немного в коридоре — она сильно устала.
Пройдя в свою комнату, девушка стащила с себя кофту и вытащила из шкафа длинный и широкий бежевый отцовский свитер. Марина каждый раз надевала его, когда ей было очень плохо. Ей казалось, что папа рядом и поддерживает её.
Вот и сейчас брюнетка натянула свитер на себя. Затем прошла на кухню и по-быстрому согрела чайник. Насыпала в кружку шоколадного порошка, залила кипятком. Размешала и отхлебнула немного. Приятное тепло разлилось по телу. Хорошо.
Марина вышла на балкон. Оперлась о перила, снова отхлебнула. Затем девушка выглянула в открытое окно, опустила взор вниз. Десятый этаж — высоковато. Марина всегда не любила многоэтажек — терпеть не могла высоты. А сейчас вот стояла и думала, как же она будет выглядеть, если упадет вниз, на землю, с десятого этажа. Уж в круглую лепешку-то она точно не превратиться, а вот умрёт — это как пить дать. И кровь, и кишки, и кости — всё наружу будет. Череп размозжит, лицо покоситься. И не будет Марины. И не будет больше страданий и боли.
Девушка замотала головой и, глубоко вздохнув, ушла обратно в квартиру. Если она умрёт — мать очень огорчиться. Она и так вся больная, и сама несчастная, хоть и было Ирине Васильевне всего сорок три года. После смерти отца Марины, а затем и сына Олега, старшего брата девушки, женщина чуть не сошла с ума. Благо Максим Иванович вместе с Мариной, в данный момент её отчим, спасли Ирину от нервного срыва.
Взор девушки упал на кухонный нож, лежащий в хлебнице. Марина открыла крышку и достала режущий предмет. Повертела в руке, смотря, как луч заходящего солнца плясал на лезвии. Затем перевела взгляд на стену, наблюдая за зайчиками. Красиво. Забавно.
Перерезать вены? Красиво и трагично. Как делают эмо — одна из субкультур. И записку оставить: что, мол, так и так, мам, ухожу из жизни потому-то, потому-то, потому-то. А да, и ещё в целую ванны воды залезть. Вот вам и картина: бездыханное тело лежит на дне ванны, над ним красная от крови вода, на руках порезы, из которых струями хлещет багряная жидкость, и торчат наружу артерии и вены.
Или воткнуть нож в самое сердце. Как Джульетта в Шекспировской пьесе. И всё. Быстро. Лезвие пройдёт сквозь плоть и заставит утихнуть страдающее сердце девушки.
Марина отбросила от себя нож в раковину. Снова эти мысли. Как же тошно от них, противно и… даже страшно.
Девушка прижала к груди чашку с ещё неостывшим шоколадом. Сердце бешено стучало. Марина прикрыла глаза и медленно вышла из кухни. Пришла к себе в комнату, забралась в кровать под одеяло. Села по-турецки, накрывшись целиком. Из одеяла виднелись только лицо Марины и её правая рука с чашкой шоколада.
Люстра. Перед потухшим взором девушки висела новая, недавно купленная, люстра. Цветочки, лепесточки, веточки и прочая дребедень. Зато верёвку подвесить можно. И закрепится она хорошо. Снова картина перед глазами: в комнату входит мать и кричит от ужаса — на люстре на веревке висит бездыханное тело. Лицо посинело от недостатка воздуха, на полу валяется опрокинутая табуретка. Повесилась…
Марина вздыхает, выпивает до конца шоколад, ставит чашку на стол. Снова закутывается в одеяло и смотрит в какую-то точку перед собой. И снова картина: на кровати лежит иссохшееся скрученное тело — девушка умерла от голода. Не ходила ни в универ, ни в гости, ни даже в туалет. Никуда. Только лежала в одной позе на кровати с закрытыми глазами. Вот только этот замысел не удастся: мама и отчим приезжают послезавтра, а два дня голодовки ничего не значат. Не успеть…
Девушка плюхается на кровать, заводит руки за голову — думает, размышляет. Всё тело закутано в одеяле, а ноги торчат из-под него. Смешно. Но не Марине. Её взгляд падает на тяжелый орфографический словарь. Ударить со всей силы по голове и всё — мозги на вылет, труп на пол. Конец…
Внезапно в голову Марины резко врывается взбаламошенная мысль. Точно. И как она сразу же не догадалась? Раз, и всё, даже мучиться не надо. Быстро и резко. И верно…
Девушка вскакивает с кровати и бежит в спальню матери и отчима. Тихонько подходит к столу Максима Ивановича, садится на корточки, выдвигает нижний ящик. Дрожащими (сама не знает почему) руками достает из-под бумаг тяжелый сверток. Выпрямляется, аккуратно задвигает ногой ящик, кладет достанную вещь на крышку стола. Разворачивает бумагу…
Револьвер. Чёрный и блестящий. Красивый. Девушка тихонько дотрагивается пальчиком до него, затем почему-то резко отдергивает руку. На стволе револьвера красуется отпечаток Марининого пальца.
Брюнетка тяжело вздыхает. Затем садится на краешек стула, берет в руки листок бумаги и ручку. Пишет:
Дорогие мои любимые мамочка и Максим.
Вы не сильно раскаивайтесь из-за меня, не ругайте. Я не сама ушла из жизни — меня принудили. В моей смерти вините только Андрея Богдановича. Если бы он не изнасиловал меня, ничего бы и не произошло. Я была бы сейчас с вами…
Мамочка моя, я тебя очень сильно люблю. И Максима. Но тебя больше. Знай, я не хотела тебя расстраивать. Просто так вышло. Я не смогла бы дальше так жизни с этой тяжелой ношей. Изнасилование не совместимо с дальнейшей жизней. Это трудно. И мне сейчас, когда я пишу, очень тяжело. И больно.
Я одного хочу — посадите его. Посадите на пожизненное. Чтоб он света белого невзвидел. Только он во всем этом виноват… Только он…
Я не хотела уходить — просто так вышло. Простите меня…
Мариша.
28 октября 2011 года
Марина ещё раз пробежалась глазами по тексту своей предсмертной записки. Вздохнула. Положила на стол, на самое видное место. Взяла в руки револьвер, оглядела его. Потом внезапно так резко и злорадно расхохоталась.
— Что, Андрей, рады ли вы будете, что сподвигнули меня на это преступление, — закричала девушка, грозя кулаком невидимому врагу, — что ж, недолго вам будет кайфово жить на свете. Я, хоть и посмертно, приведу вас в тюрьму. Я обещаю.
Марина перезарядила револьвер и медленно поднесла дуло к виску. Её серые глаза смотрели холодно, по щекам текли слёзы. Девушка ещё раз злорадно усмехнулась и, зажмурившись, нажала на спуск.
Бабах. Прогремел выстрел. Звук падающего тела. На рабочем столе Максима Ивановича лежала мёртвая Марина. Из левого виска текла кровь, глаза покрыла тонкая пленка красной жидкости. В руке был зажат чёрный револьвер, из дула которого струилась тоненькая струйка дыма. А часть предсмертной записки была залита кровью…
Убила. Убила саму себя. В самом расцвете сил. Бедная и несчастная девушка, которую вольно или невольно сподвигнули на суицид. Жалко таких ещё детей, которые даже не успели попробовать горечи взрослой жизни… Несчастные. Несчастная… самоубийца…
* Noize MC — Кантемировская
18.08.2013
И да: финал я оставила открытым. Специально.
Второе «и да»: никогда, слышите, никогда не убивайте себя. Даже не пробуйте. Сколько вам и будет отведено времени для этой жизни, столько и живите. Не уменьшайте свой срок. Ни в коем случае. Даже если и у вас будут такие же тяжёлые моменты в жизни, как у этой героини. Ни в коем случае.