За утренним окном было ещё темно, а Таня и Серёжа уже встали. Серёжа даже делал зарядку. Папа уже собирался уходить, а мама готовила детям завтрак:
- Дети! Прощайтесь с отцом! Уходит!
Из ванной вышла с мокрым лицом Таня. Серёжа прислонился к двери. Папа взял Таню на руки и поцеловал в мокрую щеку:
- До свидания, друзья! Дня два-три я буду вечерами занят и, наверное, не смогу вам читать и рассказывать. Поэтому, Серёжа, ты прочтёшь Тане два отрывка. Один из повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», который называется «Прощение», а другой – из повести Елизаветы Водовозовой «История одного детства» - «По-новому». Книги на столе. В книгах закладки. До свидания.
И папа вышел из комнаты.
Ребята! Чтобы вам были понятны события, описанные в отрывке «Прощение», я объясню вам кто такой Тёма и что он сделал.
Тёме восемь лет. Он живёт в дворянской семье. Отец его – крупный военный чин. В отсутствие мамы и отца, Тёма сломал любимый папин цветок, не слушал гувернантку (воспитательницу), разбил посуду и ещё наделал ряд проказ. А когда приехали родители, побоялся, струсил признаться о своих проделках. Отец его жестоко наказал: избил ремнём так, что у мальчика штанишки стали мокрыми.
Мать защитила Тёму от отца.
У Тёмы четыре сестры: Зина, Наташа, Маня и Аня и младший брат Серёжа.
ПРОЩЕНИЕ
(отрывок из повести «Детство Тёмы)
…Мать проходит в детскую, окидывает её быстрым взглядом, убеждается, что Тёмы здесь нет, идёт дальше, пытливо всматриваясь на ходу в отвОреную дверь маленькой комнаты, замечает в ней маленькую фигурку Тёмы, лежащего на диване с уткнувшимся лицом, проходит в столовую, отворяет дверь в спальную и сейчас же плотно затворяет её за собой.
Оставшись одна, она тоже подходит к окну, смотрит и не видит темнеющую улицу. Мысли рОем носятся в голове.
Пусть Тёма так и лежит, пусть придёт в себя, надо его теперь совершенно предоставить себе… Бельё бы переменить… Ах, боже мой, боже мой, какая страшная ошибка, как могла она допустить это! Какая гнусная(1) гадость! Точно ребёнок сознательный негодяй! Как не понять, что если он делает глупости, шалости, то делает только потому, что не видит дурной стороны этой шалости.
Няня маленькой Ани просовывает свою по-русски повязанную голову.
- Аню перекрестить…
- Давай! – И мать крестит девочку.
- Артёмий Николаевич (Тёма) в комнате? – спрашивает она.
- Сидит у окошка.
- Свечка есть?
- Потушили. Так в темноте сидят.
- Заходила к нему?
- Заходила… Куды! Эх! – Но няня удерживается, зная, что барыня не любит нытья.
- А больше никто не заходил?
- Таня ещё… Кушать носила.
- Ел?
-И-и! Боже упаси, и смотреть не стал… Целый день не емши. За завтраком маковой росинки(2) не взял в рот.
Няня вздыхает и, понижая голос, говорит:
- Бельё бы ему переменить, да обмыть… Это ему, поди, теперь пуще всего зазОрно(3)…
- Ты говорила ему о белье?
- Нет… Куда! Как только поклонилась было, а он этак плечиками как саданЁт(4)… Вот Таню разве послушает…
- Ничего не надо говорить… Никто ничего не замечайте… Прикажи, чтобы приготовили обе ванны поскорее для всех, кроме Ани… Позови бОнну(5)…
Смотри, никакого внимания…
- Будьте спокойны, - говорит сочувствующим голосом няня.
Входит фрЕйлен(5).
Она очень жалеет, что всё так случилось, но с мальчиком ничего нельзя было сделать…
- Сегодня дети берут ванну(7), - сухо(8) перебивает мать. – Двадцать два градуса.
- Зер гут (очень хорошо), мадам, - говорит фрейлен и делает книксЕн(9).
Она чувствует, что мадам недовольна, но её совесть чиста. Она невиновата; фрейлен Зина свидетельница, что с мальчиком нельзя было справиться. Мадам молчит; бОнна знает, что это значит. Это значит, что её оправдания не приняты.
Хотя она очень дорожит местом(10), но её совесть спокойна. И, в сознании своей невиновности, она скромно, но с чувством собственного достоинства берётся за ручку.
- Позовите Таню.
- Зер гут (очень хорошо) мадам, - отвечает бОнна и уже за дверью делает книксен.
В последней нотке мадам бОнна услыхала что-то такое, что возвращает ей надежду удержать за собой место, и она воскресшим голосом говорит:
- Таню бариня идить(11)!
Таня оправляется(12) и входит в спальню.
Таня всегда купает Тёму. Летом, в те дни, когда детей не мылили, ему разрешалось самому купаться, без помощи Тани, и это доставляло Тёме всегда громадное удовольствие: он купался, как папа, один.
- Если Артёмий Николаевич (Тёма) пожелает купаться один, пусть купается. Перед тем, как вести его в ванную, положи на стол кусок хлеба – не отрезанный, а так, отломанный, будто нечаянно его забыли. Понимаешь?
Таня давно всё поняла и весело и ласково отвечает:
- Понимаю, сударыня!
- Купаться будут все; сначала барышни, а потом Артёмий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса. Ступай!
Но тотчас же мать снова позвала Таню и прибавила:
- Таня, перед тем, как поведёшь Артёмия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе(13) так, чтобы был полумрак. И поведёшь его не через детскую, а прямо через девичью(14)… И чтобы никого в это время не было, когда он будет идти. В девичьей тоже убавь свет.
- Слушаю-с.
Купанье – всегда событие и всегда приятное. Но не на этот раз: в детской оживление слабое. Дети находятся под влиянием наказания брата, а главное – нет поджигателя обычного возбуждения, Тёмы. Дети идут как-то лениво, купанье какое-то неудачное, поспешное, и через двадцать минут они уже в белых чепчиках(15), гуськом возвращаются назад в детскую…
- Артёмий Николаевич, пожалуйте! – говорит весёлым голосом Таня, отворяя дверь маленькой комнаты со стороны девичьей.
Тёма молча встаёт и стеснённо проходит мимо Тани.
- Один или со мной? – беспечно(16) спрашивает она вдогонку.
- Один, - отвечает быстро, уклончиво(17) Тёма и спешит пройти девичью.
Он рад полумраку. Он облегчённо вздыхает, когда затворяет за собой дверь ванной. Он быстро раздевается и лезет в ванну. Обмывшись, он вылезает, берёт своё грязное бельё и начинает полоскать его в ванне. Ему кажется, что он умер бы от стыда, если бы кто узнал в чём дело; пусть лучше будет мокрое. Кончив свою стирку, Тёма скОмкивает в узел бельё и ищет глазами, куда бы его сунуть; он засовывает наконец свой узел за старый запылённый комод. Успокоенный, он идёт одеваться, и глаза его наталкиваются на кусок, очевидно, забытого кем-то хлеба. Мальчик с жадностью кидается на него, так как целый день ничего не ел. Годы берут своё: он сидит на скамеёке, болтает ножонками и с наслаждением ест. Всю эту сцену видит мать и взволнованно отходит от окна.
Кончив есть, Тёма встал и вышел в коридор. Он подошёл к лестнице, ведущей в комнаты, остановился на мгновение, подумал, прошёл мимо по коридору и, поднявшись на крыльцо, нерешительно, вполголоса позвал:
- Жучка, Жучка!
Он подождал, послушал, вдохнул в себя аромат масличного дерева, потянулся за ним и, выйдя во двор, стал пробираться к саду.
Страшно! Он прижался лицом между двух стоек ограды и замер, охваченный весь каким-то болезненным утомлением.
…Как-то таинственно страшно молчат дорожки. Деревья шумят, точно шепчут друг другу: «Как страшно в саду». Вот что-то чёрное беззвучно мелькнуло в кустах: на Жучку похоже! А может быть Жучки давно нет? Как жутко вдруг стало. А там что белеет? Кто-то идёт по террАсе(17).
- Артёмий Николаевич, - говорит, отворяя калитку(18) и подходя к нему Таня, - спать пора.
Тёма точно просыпается.
Он не прочь, он устал, но перед сном надо идти прощаться, надо пожелать спокойной ночи маме и папе. Ох, как не хочется!
- Артёмий Николаевич, Тёмочка, милый мой барин, - говорит Таня и целует руки Тёмы, - идите к мамаше! Идите, мой милый, дорогой, - говорит она, мягко увлекая его за собой, осыпая на ходу поцелуями…
Он в спальне у матери.
Он стоИт на ковре. Перед ним в кресле сидит мать и что-то говорит ему. Тёма точно во сне слушает её слова, они безучастно летают где-то возле его уха. Зато на маленькую Зину, подслушивающую у двери, речь матери бесконечно сильно действует своей убедительностью. Она не выдерживает больше и, когда до неё долетают слова матери: «а если тебе не жаль, значит. ты не любишь маму и папу», врывается в спальню и начинает горячо:
- Я говорила ему…
- Как ты смела, скверная(19) девчонка подслушивать?!
И «скверная девчонка, подхваченная за руку, исчезает мгновенно за дверью. Это изгнание его маленького врага пробуждает Тёму. Всё горе дня встаёт перед ним….
- Все только слушают Зину… Все целый день на меня нападают, меня никто не-е любит и никто не-е хоч-ет вы-ы-слу-у…
И Тёма горько плачет, закрывая лицо руками.
Он передал матери всю повесть грустного дня, как она слагалась роковым образом. Его глаза распухли от слёз… Мать, сидя с ним на диване, ласково гладит его густые волосы и говорит ему:
- Ну, будет, будет… мама не сердится больше…мама любит своего мальчика, мама знает, что он будет у неё хороший, любящий, когда поймёт одну маленькую, очень простую вещь. И Тёма может уже её понять. Ты видишь, сколько горя с тобой случилось, а как ты думаешь отчего? А я тебе скажу: оттого, что ты ещё маленький трус…
Тёма, ждавший всяких обвинений, но только не этого, страшно поражЁн(20) и задет этим неожиданным выводом.
- Да, трус! Ты весь день боялся правды. И из-за того, что ты её боялся, все беды твои и случились. Ты сломал цветок. Чего ты испугался? Пойти сказать правду сейчас же. Если б даже тебя и наказали, то ведь, как теперь сам видишь , тем, что не сказал правды, наказанья не избег. Тогда как если бы ты правду сказал, тебя, может быть, и не наказали бы. Папа строгий, но папа сам может упасть, и всякий может. Наконец, если ты боялся папы, отчего ты не пришёл ко мне?
- Я хотел сказать, когда вы садились в дрожки(21)…
- Отчего ты не сказал?
- Я боялся папы…
- Сам же говоришь, что боялся, значит – трус. А трусить, бояться правды – стыдно. Боятся правды скверные, дурные люди, а хорошие люди правды не боятся и согласны не только чтобы их наказывали за то, что они правду говорят, но рады и жизнь отдать за правду… Вот когда ты знал, что папа тебя накажет, ты убежал, а храбрый так не делает. Папа был на войне: он знал, что там страшно, а всё-таки пошёл. Ну, довольно: поцелуй маму и скажи ей, что ты будешь добрый мальчик.
Тёма молча обнял мать и спрятал голову у неё на груди.
ПОЯСНЕНИЯ
1 – гнусная – отвратительная, мерзкая, нехорошая.
2 – «маковой росинки не взял в рот» - ребята, вы представляете каким
маленьким бывает маковое зёрнышко? О росинка на нём, значит, ещё
меньше. Выражение: «маковой росинки не было во рту» - означает,
что человек голоден и давно ничего не ел.
3 – зазОрно – стыдно.
4 – саданУть –сильно ударить.
5 – бОнна – воспитательница иностранка, то же самое, что гувернАнтка.
6 – фрЕйлен – молода немка-воспитательница.
7 – брать ванну – мыться в ванне, купаться.
8 – сухо - здесь означает: «недовольно».
9 – книксЕн – почтительное приседание девушки.
10 – дорожить местом – означает: дорожить своей работой, ценить её.
11 – «Таню бариня идить» - воспитательница немка и плохо говорит
по-русски. Надо было сказать: «Таню барыня зовёт».
12 – «Таня оправляется» - Таня приводит себя в порядок.
13 – «..убавь в ванной свет в лампе» - электрического освещения не было:
были свечи и керосиновые лампы. Свет в керосиновой лампе можно
было регулировать: добавить или убавить.
14 – дЕвичья комната – спальная комната для девочек. А детская – комната
для занятий и игр всех детей семьи.
15 – чЕпчик – женский головной убор.
16 – беспЕчно – беззаботно, легко.
17 – террАса – летняя открытая пристройка к дому, веранда.
18 – калИтка – небольшая дверца в заборе.
19 – скверная - гадкая, недостойная.
20 – «страшно поражён» - очень удивлён неприятно.
21 – дрОжки – лёгкий экипаж, коляска, запряженная лошадьми.
Ребята! Вы, наверное, сочувствуете Тёме? У вас, наверное, тоже были случаи, когда стыдно было признаться в сделанном, трудно было сказать правду? Или не было таких случаев?
1. Скажите, семья Тёмы «богатая» или «бедная» дворянская семья?
2. Почему вы так думаете? Объясните.
А теперь прочитайте о другой дворянской семье.
Е. Водовозова
ПО-НОВОМУ
(отрывок из повести «История одного детства»)
Новая полоса началась в моей жизни. Нам, детям, переезд в деревню был, конечно , по душе. Светлый и уютный дом с просторными комнатами, коридором, боковушками и отдельным флигилем(1) во дворе, большой тенистый сад с извилистыми дорожками, а за ними широкое поле и у подножия горы голубое озеро – всё это было заманчиво, располагало к играм и прогулкам и не могло сравниться с тем, что окружало нас в Поречье.
Матушка, целиком ушедшая в хозяйство, на нас, детей, не обращала никакого внимания.
В помещичьих семьях вообще мало думали о детях. Близости между родителями и детьми почти не бывало. Поутру дети подходили «к ручке» родителей и желали доброго утра, после еды опять целовали ручку и благодарили за обед и ужин. Прощаясь перед сном, желали друг другу спокойной ночи. Вот и всё, чем обменивались за день родители и дети. Гувернантки няньки должны были строго следить за тем, чтобы дети не докучАли(3) старшим. За каждый пустячный поступок детей награждали подзатыльниками, стегали плёткой, секли розгами(4).
Не удивительно, что детей всегда тянуло в людскУю: в ней было веселей, чем в детской; тут горничные(5), лакЕи(6) и кучерА(7), обедая, сообщали разные новости, рассказывали о происшествиях в семье других помещиков, тут валялись обычно остатки брЮквы(8), рЕпы(9), кочерыжки от капусты, и можно было втихомолку лакомиться ими.
Детям уделялось все, что было похуже и не могло пользоваться взрослыми «господами». Даже в богатых помещичьих домах под спальни детей отводились самые тёмные и невзрАчные(10) комнаты. Форточек в комнатах не было. Спёртый воздух очищался только топкой печей. Духота в детских стояла ужасная; всех маленьких детей старались поместить в одной-двух комнатках, и тут же, вместе с ними на лежанках, сундуках или просто на полу, подостлав себе что попало из хлАма(11), пристраивались на ночь мамки(12), няньки(13) и горничные. Дети спали на высоко взбитых перинах. Перины эти никогда не сушились и не проветривались. Зимой по месецам детей не выводили на улицу, никто не имел понятия о том, что свежий воздух необходим для здоровья.
В то время существовало поверье(14), что чёрные тараканы приносят счастье и скорое замужество, поэтому помещицы, у которых были дочери-невесты, нарочно разводили их: за нижний плИнтус (15) стены клали крошки сахара, хлеба. В таких домах тараканы по ночам, как камешки, падали со стен на спящих детей; в изобилии водились здесь и клопы и блохи.
Благодаря моему отцу, горячо любившему детей, наше положение в доме не было таким печальным. Наша семья была культурнее других помещичьих семейств в нашей местности. Правда, матушка не прочь была дать подзатыльника, толкнуть в спину и дёрнуть за волосёнки, но комнаты, в которых мы жили, содержались всегда в чистоте и в порядке. Во всём же остальном нам тоже жилось не сладко.
С тех пор как мы обнищали, матушка во всём наводила жёсткую экономию. По вечерам мы «сумЕрничали», то есть не зажигали огня, пока не наступала полная темнота.
Хотя свечей не покупали, а приготовляли их из сала домашних животных, но даже к свечам относились у нас бережливо.
По вечерам во всём нашем доме горели две свечи: одна в столовой на столе. За которым сидели мы все с матушкой и няней, другая – в девичьей.
Однако для нас, детей, самым чувстительным было не это. С особым сожалением говорили мы о сладком, которого теперь нам совсем не давали. Конечно, такие разговоры мы вели только тогда, когда матушки не было в комнате.
- Отчего у нас не делают теперь ни взбитых сливок, ни бисквИтов(16)? – спрашивали мы няню. – Ведь сливки и яйца у нас свои, а не покупные.
- А оттого, - говорила няня, - что нам с сахаром и крупчаткой экономить надо, да и некогда нам теперь с этим хороводиться. И не докучайте вы этим мамашеньке… Ради Христа, не раздражайте её…
Всё же нам кое-что иногда перепадало.
Бывало это так. Из мёда и пАтоки(17) у нас заготовляли на зиму варенье, из местных ягод делали сиропы, но часть заготовок, особенно из пАтоки, часто портилась. Каждый горшок испорченного варенья или маринада няня показывала матушке. ОтвЕдав(18) того или другого, матушка тяжело вздыхала и говорила что-нибудь в таком роде:
- Какое несчастье! Действительно никуда не годится. Что же, давай детям. И, чтобы растянуть наше удовольствие, а не потому, что мы могли заболеть от испорченной пищи, она наказывала давать нам по маленькому блюдечку. И вот по целым неделям и месяцам мы ежедневно ели пАточное и медовое варенье, прокисшее так сильно, что от него по комнате шёл запах кислятины.
То же самое было со всеми другими домашними заготовлениями: всё, что покрывалось плесенью, отдавали крепостнЫм(19), менее испорченное получали мы, дети. Радуясь этим неудачам в хозяйстве, мы, однако, непрочь были полакомиться чем-нибудь получше, особенно тем, что от нас тщательно пряталось.
С большим нетерпением ожидали мы времени, когда у нас вырЕзывали соты(20) из пчелиных ульев. Это происходило в жаркие летние дни. Мы все выбегали тогда на крыльцо. Отсюда видно было, как наш садовник, старый Мирон, шёл к пчелиным ульям. По этому случаю он был в специальном наряде.. На голове у него было надето что-то вроде грубой маски из кожи с дырками, вырезанными для глаз и рта, а на руках были длинные неуклЮжие(21) перчатки. Он держал чистенький деревянный лоток(22), на котором лежали ложка, нож и лопаточка. С крыльца мы наблюдали, как отбиваясь от пчёл, Мирон ловко и быстро справлялся со своим делом! Пчёлы рОем(23) кружились вокруг него, но перчатки и маска хорошо защищали, и Мирон никогда не бывал покусан.
Когда вырезанные сОты проносили в столовую, матушка с няней укладывали их в особые горшки. Внизу такого горшка сбоку была просверлена дырочка, которую затыкали деревянной втУлкой(24). Соты клали в горшок и ставили на высокую табуретку, а к этой табуретке подставляли другую, пониже, с обыкновенным пустым горшком без дырки. Затем из верхнего горшка вынимали втУлку, и чистый мёд стекал вниз, во второй горшок. Эта операция происходила в праздники, то есть тогда, когда матушка бывала дома. Когда же она ухлдила, столовая сейчас же закрывалась на ключ.
Однако нас это нисколько не смущАло(25). Подкараулив(26), когда матушка уходила из дому, наш кадЕт(27)( так называли мы Андрюшу, учившегося в корпусе и проводившего у нас только летние каникулы) открывал из палисАдника(28) окно столовой и без труда влезал через него в запертую комнату. Остальные, затаив дыхание, следили за каждым его движением. Убедившись, что ниоткуда не грозит опасность, Андрюша подавал нам знак, и мы один за другим быстро оказывались в закрытой столовой. Меня, как самую маленькую, поднимали дружно на руках. Мы сразу же бросались к горшкам и подставляли под текущий мёд свои ладони. Облизав руки, мы снова и снова совали их под сладкую струю.
Не найдя нас в саду и не слыша в комнатах наших голосов, няня догадывалась о нашей проделке. Боясь, как бы об этом не узнала матушка, она подбегала к окну и звала нас испуганным шёпотом: «Мамашенька идёт… Вот ужо всё ей расскажу». Мы в ужасе выскакивали из окна. Няни, конечно, никто из нас не боялся. Но матушка внушала страх всем. Убедившись, что матушки не видно, мы сразу успокаивались. Няня же вся тряслась от страха за нас.
- Экий ты озорнИк(29), Андрюша, - накидывалась она на брата, - перекрещусь, когда в корпус уедешь! Хорошему сестёр-братьев обучаешь… Что если кто из прислуги увидит и матушке донесёт?
…Матушка вставала с рассветом и сейчас же уходила из дому на поля. Мы с ней встречались только за обедом.
Друг за другом подходили мы целовать ей руку. При этом она торопливо здоровалась с нами и всегда спрашивала одно и тоже:
- Ну, что, здорОва? Нагулялась?
Нередко она задавала вопрос и в дождливый, пасмурный день, когда мы не могли выйти из дому. Но матушка не замечала этого. Не замечала она и того, что мы часто отвечали на эти вопросы молчанием и бросали на неё угрюмые(30) взгляды. Матушка вся ушла в новое для неё дело. Хозяйство заслонило все другие заботы, и она ни о чём другом не успевала думать.
Когда наступало время обеда или ужина, няня выбегала на крыльцо и громко сзывала всех к столу. За стол у нас принято было садиться в строго определённый час. Если кто из нас опаздывал и являлся ко второму или третьему блюду, он ел его вместе с другими, но пропущенных блюд ему уже не подавали.
Впрочем, мы не очень боялись пропустить какое-нибудь блюдо. Когда вставали из-за стола, няня тихонько дёргала опоздавшего, и тот сразу отправлялся за ней в кладовую или боковушку. Тут нередко после ягод с молоком мы ели холодные щи или борщ. Опоздавший получал в прибавку пару яиц и кусок ветчины, потому что няня всегда боялась, как бы кто-нибудь из нас не остался голодным. Чаще всего опоздавшими оказывались мои братья.
…Если мои братья не сидели никогда дома, то мы, девочки, почти не выходили из него. Я ни на шаг не отставала от няни. Старшая сестра Нюта постоянно вышивала оборочки и воротнички, переснимала разные рисунки, составляла узоры для рукоделий, забегАла в кухню постряпать какое-нибудь кушанье или возилась в саду и палисаднике, сажая цветы, окапывая кусты. Сестра Саша, не поднимая головы, сидела за книгами.
ПОЯСНЕНИЯ
1 – флигель - отдельный дом во дворе усадьбы для прислуги и гостей.
2 – гувернАнтка – воспитательница детей (бонна), чаще из иностранок. 3 – докучАть – надоедать.
4 – розги - тонкие, гибкие прутья для наказаний.
5 – гОрничная – работница по уборке комнат.
6 – лакЕй – слуга.
7 – кУчер – человек, управляющий лошадьми на выезде.
8 – брюква – овощ с крупным сладким корнем.
9 – рЕпа – слащавый овощ с меньшим, чем у брюквы съедобным корнем.
10 – невзрАчная – непривлекательная, некрасивая.
11 – хлам – ненужные, бесполезные вещи.
12 – мамка – кормилица ребёнка хозяев, воспитательница и слуга.
13 – няня – женщина по уходу за детьми хозяев.
14 – повЕрье – суеверное убеждение, вера в легенду, в предание.
15 – плИнтус – планка, закрывающая щель между полом и стеною.
16 – бисквИты – сдобное печенье.
17 – пАтока – густо, сладкое вещество, получаемое хозяйками из крахмала.
18 – ОтвЕдать – попробовать, узнать.
19 - крепостнЫе – личные, собственные крестьяне помещика до 1861 года.
20 – сОты – шестиугольные ячЕйки, углубления из воска, которые делают пчёлы для сбора мёда и кладки яиц.
21 – неуклЮжие перчатки – неудобные, не гибкие.
22 – лотОк – деревянный жёлоб для стОка мёда.
23 – рой – многочисленная семья пчёл с маткой (главной пчелой) во главе.
24 – втУлка – здесь имеется ввиду пробка.
25 – «нас…не смущало» - здесь означает: не останавливало.
26 – подкараулить – подстеречь, выследить.
27 – кадЕт – воспитанник военно-учебного заведения, кадетского корпуса. Поэтому няня и говорит так: «Когда уедешь в КОРПУС – перекрещусь».
28 – палисАдник – небольшой огороженный садик перед домом с клумбами и кустами.
29 – озорнИк – шалун.
30 – «»грюмые взгляды» - мрачные, неприветливые.
Прочитав главу «По-новому», вы, ребята, поняли, что эта семья дворян «беднее» семьи, в которой растёт Тёма. Сравните эти семьи и ответьте на вопросы:
1. Что общего в этих дворянских семьях?
2. Чем отличаются друг от друга эти семьи?
3. Кто из героев (мальчиков или девочек) вам понравился? Почему? За что?
4. Что нового для себя вы узнали, прочитав эти два отрывка?