Соавтор - Ржавая болванка
Бета-редакторы - wasted time, Black_Ferret (http://ficbook.net)
Передвигаться улицами ночью — не самое приятное и безопасное дело, но желание забрать наконец-таки прибывший заказ выдернул меня из кровати.
Как исследователь одного из главных центров эпидемиологии северной части материка, точнее, того, что от него осталось после наката эпидемии, я прекрасно ознакомлена с теми тварями, что его окружают. Город изолирован, но они иногда прорываются, несмотря на то, что городу присвоен статус голубой зоны с низким риском для жизни. Как максимум, можно налететь на аномалии, которые появляются с завидной регулярностью, особенно после бозоновых бомб. Третья Мировая прогремела десять лет назад, а ее результаты будут пожинать внуки моих внуков, если таковые будут.
Экраны на зданиях крутят одну и ту же рекламу уже больше полугода. Неоновые вывески, обозначающие вход в подземные города, горят, как и горели до этого.
"Мы создаем будущее!" — приятный женский голос утверждал, что мы творцы прекрасной реальности. Но со времен войны мы мало что создали.
Я шла вдоль защитного периметра, состоящего из толстой решетки примерно десяти метров в высоту, по которой пускали заряды тока, меняющие интенсивность каждые две секунды. Вдруг гудение от разрядов создало иллюзию волны, об которую с визгом ударилась бросившаяся с той стороны на решетку тварь. Полетели искры, раздался треск и отчаянный вой. Я вскрикнула и отскочила назад, глядя с ужасом, как тело, прилипшее к забору, пронзал ток. В воздухе распространилась мерзкая вонь из-за сгоревшего заживо тела.
К горлу подкатила тошнота, и, прикрыв рот рукой, я забежала за первый попавшийся угол. Рвало меня долго, с чувством. Какой должен быть мутаторный эффект, чтобы создать бешеный коктейль с такой тошнотворной вонью при горении?! Недавно я заметила, что у тварей возникает пигментная ксеродерма на повышенном уровне... Почему в такой момент думается о работе? Черт, меня же ждут...
Сетки были поставлены для защиты от мутировавших людей. Все считают, что твари — это результат войны; но это только частичная правда.
Сорок процентов всех мутантов — результат экспериментов, которые проводились как раз по приказу женщины, голос которой мы слышим в пропаганде авторов будущего.
Переведя дыхание, я посмотрела в сторону решетки. От тела уже ничего не осталось. Каждые двадцать секунд напряжение на сетке понижают до такой степени, что те, кто "прилип", могли быть "украдены" сородичами. Тошнота опять подкатила, но я, стараясь дышать глубоко и ускоряя шаг, продолжила двигаться к лаборатории. Надеюсь, по возвращению домой меня не будет ждать второй такой сюрприз. Наручные часы довоенных времен показывали, что скоро пять утра. Рассвет. Как же я давно его не видела... Такое чувство, что целую жизнь.
Где-то в небе завыла сирена, а над головой замелькали плавно передвигающиеся красно-синие огни патруля, удаляющегося в только ему известном направлении.
Моя цель — высокое стеклобетонное здание, у входа которого у меня проверяют сетчатку глаза. Детектор дал "добро", и магнитная дверь открылась. Фокус в том, что, если зайдешь в коридор и не пройдешь проверку, то так там и останешься торчать до шести утра. В это время проводят зачистку, и во все коридоры при входе — герметические огнестойкие структуры — запускают воздух, разогретый до четырехсот градусов. Если в это время в них будет находиться кто-то живой, он просто вспыхнет свечой за несколько секунд. После зачистки коридор промывают химическим препаратом.
Сейчас центр абсолютно пуст, так как еще слишком рано для работы. Мои шаги почти не слышно.
Я вхожу в склад, куда охотники приводят "товар". Здешняя тишина оглушает меня, а холодные потоки воздуха из турбин для морозильных камер, что находятся за стеной, заставляют обхватить себя руками.
Пританцовывая, я жду, когда появится главарь охотников. Уже не в первый раз мне приходится подрываться с кровати посреди ночи и нестись в центр, чтобы принять заказ.
В последнее время происходят странные вещи: было несколько сообщений из мертвых зон, там, где людей быть, по сути, не должно. Слишком высокий уровень радиации. Там только мутанты и твари могут выжить, но они обычно не подают сигналы SOS.
Через полчаса пришел Алистер — так зовут главу охотников, хотя я не думаю, что это его настоящее имя, и не удивлюсь, если у этих хакеров вообще нет настоящих имен.
Охотники такие же ученые, как и я, с одной лишь разницей: я работаю на правительство, а они свободны в своем деле. Иногда мы сотрудничаем, чаще всего в случае таких вот поставок "материала".
— Линси, доброе утро. — Мужчина подошел ко мне, протянув правую руку, которую я пожала в знак приветствия. — Как у вас дела?
Привычный вопрос — каждый раз он его мне задает. Мой ответ всегда один и тот же:
— Хорошо, Алистер. Что там у вас?
— Пойдемте, он под куполом. — Мужчина разворачивается и идет в сторону выхода.
— Почему под куполом? — последовала я за ним.
— Оказалось, он не может жить без радиации. Пришлось сделать чудо и впихнуть в купол немного "лучей".
Лучами мы называем радиоактивные вещества. Так быстрее и удобнее.
— Получается, мне придется переделать купол лаборатории под него? — Я уже думаю, что мне придется для этого сделать.
Тем временем мы дошли до фургона, и, оттянув в сторону брезент, Алистер запрыгнул на платформу, протягивая мне руку. Один прыжок, и я уже рядом с ним.
Иногда мне казалось, что хакеры изобрели какое-то средство для увеличения физической силы.
Нажав пару кнопок на дисплее управления мобильным куполом, мужчина отошел в сторону, уступив мне место перед "окном".
Черный туман всосался в трубу по подпитке жизни внутри сооружения. На полу под куполом лежал молодой парень, лет двадцати на вид. Волосы желтого цвета прикрывали его лицо. На шее виднелась, как мне показалось, чешуя.
— Алистер, это чешуя? — указала я на свою шею, а потом на паренька.
— Да. Мы не успели его обследовать толком, без радиации он начал превращаться в тварь.
— Что вы имеете в виду? — недоуменно я посмотрела на мужчину, подумав, что тот насмехается надо мной. Но он был серьезным.
— Пока он под "лучами", то находится в таком состоянии. — Охотник кивнул головой в сторону парня. — Но вне зоны облучения начинает покрываться слизью, и его выворачивает. Как оборотня. У меня не хватило сил смотреть на то, как его корежит. Забираете?
Хакер посмотрел на меня. Если это то, что я думаю, то, возможно, сейчас перед нами — сверхчеловек. Нужно только убедиться, что он разумный, а не мутирующая тварь.
— Забираю. Купол пока оставьте мне, завтра вам его вернут.
Восстановить процесс мутагенеза очень сложно, тем более, если нуклеотиды окончательно поменяли позиции.
Я смотрю на экран компьютера и пытаюсь понять, до какой степени должен быть неравный кроссинговер, чтобы привести к трипликации хромосомов. Фактически — невозможно; практически — пример находится на расстоянии пяти метров от меня.
Сняв очки и отложив их в сторону, я прикрыла лицо руками. Нужно найти хотя бы одну зацепку, но ее нигде не было. Не то чтобы одной, даже и половины нет! Черт! Это тупик, самый обычный конец. Я ученый, не знающий, что делать.
Репарационные механизмы повреждены до такой степени, что мутаторный эффект происходит нереально быстро. Как его остановить, я даже не представляю. Транскрипция РНК происходит по-другому, нежели чем у других тварей.
Кто бы мог знать, что тварь будет мутировать? Если мутирует тварь, то это значит, что и вирус изменился.
На столе из кучи бумаг я отыскала желтый лист, на котором был код вируса.
— Четыре, пять, девять ЕЕ... — положив лист, я направилась к шкафчикам, но меня привлек странный звук около купола. Из-за стекла он звучал довольно приглушено, поэтому я не сразу поняла, что именно это за звук.
Разница между мутантом и тварью есть. Мутантами мы называем животных, тварями — людей, подвергшихся мутации. По непонятной причине синтезис вируса произошел на двух разных уровнях. Тот, что адаптировался к животным — не подходит людям. Лично я не проводила таких экспериментов по адаптации — они слишком жестоки, но результаты и сам процесс видела. Человеческая же форма вируса прекрасно подходит животным. Думаю, все дело в иммунной системе двух разных видов, а так же среде обитания.
Когда я впервые посмотрела видео с тестированием мутагена на тварях — меня долго еще не отпускало. Видимо, я слишком впечатлительна для такой профессии.
Подойдя к куполу, я нажала на панели кнопку очистки внутренней атмосферы; темный дым всосался в трубу жизнеобеспечения.
Мой пациент присел на корточки, так, что его лицо было отлично видно с моей позиции.
Болезненная гримаса исказила лицо парня. Он что-то говорил, но через купол было не слышно. Пришлось прибавить громкость у амплификаторов, чтобы попытаться хоть что-то понять.
Парень что-то шептал, но даже на максимальной громкости я не могла разобрать его слов.
Прикрепив микрофон к воротничку и проверив беспроводное подключение, я щелкнула пару раз пальцами, чтобы проверить реакцию мутанта. После обеих щелчков он дернулся.
— Ты меня понимаешь? — спросила я.
Твари обычно вообще не воспринимают человеческую речь. У них как будто отказывает часть мозга, ответственная за восприятие и обработку речи. Мой же пациент открыл глаза, желтые, с огромными зрачками, что почти прикрыли непривычного цвета радужку.
— П-п-п...
Я не поверила своим ушам. Он меня понимал! Еще несколько раз он пытался что-то сказать, но в конец окончательно выдохся и, прикрыв глаза, просто кивнул.
— Значит, понимаешь?
Нужно сначала убедиться, что я правильно его понимаю. На мой вопрос он опять кивнул. На меня накатило... Это же просто нереально! Черт, нельзя, чтобы о нем узнали.
— Ты знаешь, что с тобой происходит? — уселась я на пол возле стенки купола. На мой вопрос он опять кивнул.
— Откуда ты? — задала я вопрос, а сама начала думать, как его скрыть от корпорации.
Почему я это делаю?
Всё очень даже просто. Ещё не было такого случая, чтобы тварь мутировала. А чтобы шла на контакт, так и подавно. Что-то внутри кричало о том, что он должен остаться в живых и чем дальше будет от центра, тем лучше.
На мой вопрос он отрицательно покачал головой.
— Ты не помнишь, откуда ты?
Опять отрицательный ответ.
В горле застрял тугой комок, мозги отказывались работать. Как всегда, когда они нужны, то замедляют все процессы обработки до такой степени, что нейроны, наверное, начинают интенсивно творить суицидальную деятельность.
Глупости.
Где-то на уровне подсознания проснулась моя совесть, точнее, ее остатки, и атом за атомом она собирает себя из праха. Круговорот серого пепла создал неприятный шум. В этом тихом шелесте, которого быть просто не может, слышался голос. Это и была моя совесть. Шептала мне, что я ученый, что я обязана работать на благо цивилизации... Жаль, что она не знала о преждевременном крахе всех достижений человечества.
В голове крутилась мысль, но я не могла ее уловить. Пока была возможность, нужно подумать о моем объекте.
— Ты хочешь есть?
Возможно, это глупый вопрос, но, как мне кажется, самый рациональный в этот момент.
— Д-да...
Хриплый, еле слышный голос пробирает до мозга костей.
На ватных ногах я поднялась с пола, всеми силами стараясь держаться ровно. Меня шатало, и я не могла понять, от чего. Легкая тошнота подкатила к горлу, болезненный спазм сжал желудок. Я прижала руку к животу, опираясь об стол, и, прикрыв глаза, пытаюсь понять, что за бред со мной происходит.
Мысль, которая носилась от меня по всей голове, угодила в ловушку.
Миссенс-мутация... Сначала я не обратила на нее внимание, но сейчас до меня дошло. Кодоны только частично кодировали аминокислоту. Если я хорошо понимаю, то это значит, что пока он под радиацией — процесс будет продолжаться, но он пока приостановился, потому что парень пробыл вне лучей.
Я стараюсь сделать хоть шаг вперед. Почему так тяжело? Перед глазами цветные мошки водят хаотичные хороводы, голова кружится.
С горем пополам я добираюсь до своей сумки. Там у меня всегда припрятан шоколадный батончик. Приходится у контрабандистов его покупать. Не такая уж я примерная гражданка.
Возвращаюсь к куполу и ввожу на панели код для открытия стеклянного шлюза. Мягкий щелчок замка; крышка отъезжает в сторону.
Вытащив шоколад из фольги, я отламываю кусочек и протягиваю его парню.
Надеюсь, он ему поможет. Но мой подопечный не может даже двигаться, поэтому мне приходится вложить кусочек сладости прямо ему в рот.
Отламываю еще дольку, уже для себя. Надеюсь, и мне станет легче.
Смотрю на желтоволосого. Он уже прикончил кусочек счастья.
— Будешь еще?
Он кивнул. Я буду надеяться, что с ним ничего не произойдет.
Через десять минут мы прикончили мой запас серотонина. Мутант стал выглядеть немного лучше. Он потихоньку начал разминать мышцы, а я поражалась, как мало им нужно для пропитания и жизни.
— Тебе ведь лучше?
Морщась, он садится. Поворачивает в разные стороны голову, разминает мышцы, и мне становится видно чешую на его шее и плече. Тонкие чешуйки изумрудного цвета покрывают половину шеи и почти полностью плечо, на котором он лежал.
— Да, мне лучше. Спасибо.
Он постарался улыбнуться, но вышло немного криво.
— Тебе нужно бежать, ты ведь понимаешь это?
Я смотрю в упор на моего собеседника. Голова опять начинает кружиться, возвращаются мошки с их безумными хороводами.
— Я знаю, что мне надо бежать.
Он притрагивается к моей руке, но почему-то тут же резко отдергивает ее. Взгляд кислотных глаз пронзает, в них я свободно читаю жалость и что-то еще. Что-то, не входящее в список эмоций, которые ко мне испытывали.
— Ты умрешь из-за этого. Чип тебя убьет. Он уже тебя убивает.
— Ты о чем? — прошептала я, силясь понять, о каком чипе идет речь.
Но ничего не получается.
Никто не может знать, что нас ждет в будущем. Мы не знаем, что будет через секунду, что уж говорить о завтрашнем дне или о том, что будет через год. Но что такое эффект бабочки, знают многие — незапланированный судьбой взмах крыльев — и сотни людей могут умереть. Не потому, что сам взмах смертелен, нет. Просто потому, что у всего есть свой собственный механизм: если добавить то, что не предусмотрено, будет разлад. Полный и безвозвратный.
Я себя чувствую именно той самой бабочкой, у которой на кончиках крыльев висят жизни. На моих крыльях только одна жизнь висит. Она может быть как и моя, так и желтоглазого мутанта, что сидит в кресле напротив. Он знает, что если я спасу его, то сама умру. Как говорили умные: выход есть всегда, даже если тебя съели. В таком случае есть два выхода, оба научные.
— Что ты будешь делать?
Обреченность в его голосе заставляет маршировать холодные мурашки по моему позвонку. Я ежусь от неприятного чувства, обхватываю себя руками, пытаясь сохранить тепло, которое меня почему-то покидает. Кончиков пальцев на руках уже не чувствую.
— Я думаю... — а что я, собственно, думаю? Отдать свою жизнь за жизнь мутанта? Кто так поступил бы? Никто. — Я не знаю.
Обреченность, что звучит в моем голосе, пугает даже меня саму. Я ведь ученая и для блага общества должна держать находку в центре... Я работаю пятнадцать лет на правительство, мой талант мне ни разу не пригодился, я не создала ничего во благо планеты, людей и даже зверей. Все как раз было наоборот. Только во вред, думая, что во благо. Ты тешишь себя иллюзиями и пустыми мечтами, а потом ночью к тебе приходят такие же сны — пустые и убивающие душу. Атом за атомом.
— Оставь меня здесь.
Я поднимаю голову и смотрю прямо в глаза парню. Слизистая оболочка глаз отказывает. Подойдя к шкафчику у стены, я беру специальные капли и быстро закапываю их в глаза.
— Эффект остановится, если я поменяю решение?
Я указала на свое лицо. Парень посмотрел на меня. В его глазах ясно было видно, что мне уже ничего не поможет. Чип дал сигнал о неподчинении, центр ждал десять минут, потом яд запустили в кровь.
— Нет. Ты умрешь, если они сами не захотят тебе помочь.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я это разработал в свое время. Я не знал, для чего нужен был механизм. Не знал...
— Как и все мы.
Голова начала кружиться. Пришлось сесть в кресло рядом с мутантом. Думаю, мутация уже завершилась — он добрых полчаса находился снаружи купола, и пока ничего.
— Долго ты еще протянешь без радиации?
Я смотрю в стену напротив меня. Легкая судорога сводит мышцы — думаю, вконец сведет все тело, и я умру от асфиксии. Не смерть, а мечта.
— Мне достаточно пары уколов любого радиоактивного вещества в сутки.
— Пойдем, иначе сдохну, а ты так и останешься здесь сидеть.
Подняться со своего места оказалось немного труднее, чем я могла себе представить. Шею свел частичный паралич, я ничего не чувствовала.
— Тебе придется немного мне помочь. Надеюсь, что все уже ушли из здания.
Парень обнял меня за талию, помогая передвигаться.
— Кстати, шприцы там, — я кивнула головой в сторону нижних шкафчиков у двери. — Вещества там. У меня есть только скории плутония, думаю, подойдут, — на этот раз кивнула я на пластиковую герметическую капсулу недалеко от стола.
Если умирать, то с маршем. Парень посадил меня в кресло и отошел за принадлежностями.
Что я сейчас чувствовала? Ничего. Мне было все равно, апатия слишком сильной оказалась для меня, сил противостоять уже не было.
Через десять минут мы удачно покинули здание и направились в сторону города. В сторону моего конца. Последнего действия, после которого опустится занавес и последуют аплодисменты.
Нам известна только одна полноценная форма жизни — жизнь белковых тел. Все заключается в постоянном обновлении их химических составных частей путем питания и выделения. По сути я — просто сгусток белков, которые обновляются. Углеродные соединения, которые эволюционировали до уровня сложных структур.
Каждый живой организм должен уметь преодолевать три барьера: нарастание энтропии, приспосабливаться к окружающей среде и уметь передавать нуклеиновый код. Я не лептоновая форма жизни, я обычная масса белков. Когда я умру, моя структура симбионов разрушится, но, надеюсь, лаптонная матрица останется действительно живой. Хотя я в этом уверена. Лаптонная матрица... Фактически название души.
Ухмылка исказила мое лицо.
— Оставь меня здесь. Хочу хоть в последний раз дождаться рассвета. Я так давно его не видела.
Мы стояли на небольшом холме на самой окраине города. Развернувшись, мы сели прямо на землю. Время летит очень быстро, особенно когда тебе остаются часы жизни. Столько всего нужно было сделать, подумать, прожить и увидеть. Но я приняла решение и должна нести ответственность.
— Это будет больно?
Всё мышцы скованы, головой вертеть я больше не могу. Страшно до одури. Слизистые оболочки глаз противно зудят, сейчас я бы плакала, если бы не яд.
— Нет. Смерть медленная, но не болезненная. Кровь больше не будет поступать к органам, сердце почти остановится, от нехватки кислорода кора головного мозга начнет умирать. Постепенно откажут рецепторы обоняния, потом зрение. Асфиксии, как таковой, ты уже не почувствуешь.
— Уходи, тебе пора.
Парень встал, посмотрел на горизонт, где небо начало светлеть. Тяжело вздохнул.
— Спасибо. Я никогда тебя не забуду.
Он положил руку мне на плечо, но я это только видела — тело потеряло чувствительность. Даже рада, что не могу плакать.
— Прощай.
Он ушел куда-то в сторону, а я осталась смотреть, как из-за горизонта встанет солнце, как небо заиграет всеми цветами рассвета, как мир проснется, но уже без меня...
***
Мысли пеплом разлетятся, возгорит душа желанием. Но будет поздно, слишком поздно, чтобы жизни ход менять.