Старушка долго молчала, осмысливая всё сказанное нежданной гостьей. Молчала и Наташа, уныло глядя на ярко-жёлтые макушки ноготков. Она думала о том, что так и не смогла вписаться в современную жизнь; вернее, жизнь шла мимо неё, шла обычным порядком. «Но что я называю современной жизнью? – мелькнула в её голове новая мысль. – Бессмысленная суета большого города, безумная погоня за деньгами, предрассудки и пустословие – разве это жизнь? Разве можно сравнить всё это с прелестью тихого деревенского бытия, где такой упоительный воздух, где всё вокруг живое: и трава, и цветы, и вода… Вот только нет здесь моего любимого, нет и никогда не будет…» Не в силах сдержаться, она тихо всхлипнула. Ольга Никифоровна встрепенулась:
- Ну-ка, ну-ка, девонька, ты что это?.. Ну-ка, не плачь, не плачь! Что это ты придумала? – Не по возрасту ясные глаза бабушки ласково смотрели на девушку: - У тебя всё впереди, касатушка… Вон ты какая молодая ещё! А мать своего Олега ты прости, не держи на неё зла… Она – мать, пойми это, она ведь переживает за своего сына… Один ведь он у неё – так я поняла?
Наташа молча кивнула.
– Вот видишь… И ты не спеши, не спеши, девонька… Всё образуется, всё станет на свои места… Ох, девонька, девонька… - Старушка сокрушённо вздохнула и умолкла. Ненадолго воцарилось молчание, которое прервала девушка:
- Но..но, Ольга Никифоровна, почему я – я должна всех понимать и всех прощать? Почему? А никто не задумывался над тем, почему меня – меня никто не хочет понять, а? Что плохого я сделала матери Олега? Да ровным счётом, ничего! Да, я полюбила её сына, причём полюбила всей душой! А она… Знали бы вы, как мне сейчас тяжело! – Она махнула рукой и замолчала, опустив голову. Ольга Никифоровна подвинулась к ней ближе и стала гладить её светлые волосы, потихоньку приговаривая:
- Ну, ну, успокойся, касатка… Всё образуется, всё образуется… Всему своё время, девонька. Так оно и есть…
Наташа подняла голову и расправила плечи. Да, что сделано, то сделано. Выбора у неё не осталось. Пусть лучше Дёмин забудет её, и она постарается его забыть. Так будет лучше для всех. А ей надо начинать новую жизнь. «Я словно в прекрасном сне побывала, - подумала девушка, вспоминая недавние события, - да, словно во сне… Но наступило неизбежное пробуждение. Вот она – реальность: кому я нужна с таким кошмарным прошлым? Ведь мы живём не в сказке, а в обычной современной жизни». Но острая тоска вдруг сдавила её сердце: «Но, неужели я больше не имею права на счастье? Почему мать Олега не приняла меня? Она же не знает до конца всей моей истории, она даже не хочет поверить своему сыну, его объяснениям… А надо мною просто надругались, просто растоптали мою душу и моё тело в мои восемнадцать!» Наташа тяжело вздохнула и поднялась на ноги. И тут снова в её голову властно вошла мысль о том, что надо немедленно идти в лес, к озеру. Немедленно!
- Простите меня за причинённые вам неудобства, дорогая Ольга Никифоровна, - твёрдо сказала девушка. – И огромное спасибо вам за всё! Я…я не имела никакого права взваливать на вас свои проблемы… И я прошу вас только об одном: знаете ли вы кого-нибудь здесь, кто бы мог доставить меня на транспорте до того леса? Ну, до лесной дороги… Я возвращаюсь к озеру Девичьему, и я хотела бы выехать уже сегодня. У меня есть с собой немного еды, а за дорогу я заплачу…
- Ох, касатка, - вздохнула старушка, с искренней жалостью глядя на Наташу, - что ж, может, оно и к лучшему… Вижу, тебя не отговорить… Поезжай… Я знаю, кто тебя довезёт, - сосед мой, Иван. Бесплатно довезёт, я недавно его внуку грыжу вылечила… Да-а… Давай-ка, я тебе пирожков своих положу в дорогу, а потом схожу к Ивану…
- Вот спасибо вам, бабушка! – девушка крепко обняла Ольгу Никифоровну. – Если вернусь, то обязательно снова к вам зайду.
- Как это – если? – заворчала старушка. – Вернёшься, вернёшься, чует моё сердце!
Этим же вечером Наташа входила уже в знакомый лес. Шла она довольно быстро, так как хотела провести ночь уже на берегу озера. Как и в прошлый раз, она не чувствовала ни капли утомления и усталости, да и дорога была на редкость лёгкой, будто бы лес только и делал, что поджидал её, зная, что она обязательно вернётся. Уже была глубокая ночь, когда девушка вышла на место их прежней стоянки на песчаном берегу озера. Правда, на этот раз вместо палатки у неё имелось всего лишь старое шерстяное покрывало, данное Ольгой Никифоровной. Но Наташа как-то мало задумывалась о своём комфорте, для неё гораздо важнее было то, что она снова очутилась в этих воистину волшебных краях. Ведь что-то влекло её сюда, причём влекло неумолимо, и она была не в силах противостоять этому таинственному зову.
Она развела небольшой костёр на старом кострище, подошла к воде, напилась и умылась. Луна в небе золотилась круглой монетой. Ветер не шумел в лесных кронах, и было совсем тихо. Вяло прожевав пирожок с вареньем, девушка плотно закуталась в покрывало и прилегла возле костра на мягкую траву. Ей не хотелось думать о недавних событиях, но мысли, словно назойливые мухи, облепили её разум. В памяти всплывали пылающее гневом лицо Аллы Алексеевны, равнодушный взгляд её собственной матери, растерянные серые глаза Олега… Наташа пыталась заснуть, но сон не приходил к ней. А с чёрного ночного неба на неё равнодушно взирали серебристые звёзды и полная золотая луна…
- Что же мне делать?! – вырвался из её груди отчаянный крик. – Что?! Кто мне поможет сейчас?
Она встала и подошла к воде, опустилась на колени и уткнулась головой в песок:
- Господи, Господи, почему всё не так?.. Почему? О великий дух озера, где ты?.. Ты же говорила мне, девица, что у меня всё будет хорошо! А что у меня сейчас… - Горькие рыдания перехватили горло девушки, и она распласталась на песке, и крупные слёзы текли по её щекам: - Ну, чем, чем я виновата? Чем?! Тем, что отомстила за свою поруганную честь? И теперь до сих пор расплачиваюсь за это?! Что же получается, дух озера: если я была судима, если я отбывала срок, значит, на мне надо поставить крест? Я не имею теперь права любить и быть любимой?! Господи, как же я буду жить без Олега, как? Ведь я же совсем одна! Я никому не нужна, Господи… Зачем мне жить тогда…
В бессильной муке Наташа выкрикивала свои слова в ночное небо, а вокруг стояла удивительная тишина. Наконец она обессилела… Больше не было сил плакать и выплёскивать свою боль… На четвереньках она подползла к воде и долго умывалась прохладной водицей. «Что же это я так расклеилась? – немного успокоившись, подумала девушка, возвращаясь к угасающему костру. – Стоп, вот о чём надо подумать: я же так рвалась сюда ещё до знакомства с Олегом. Какие планы я тогда строила, о чём мечтала?» Она напрягла свою память, стараясь отыскать в ней хотя бы малейшую зацепку.
Припомнился последний год в колонии. Незадолго до освобождения у Наташи состоялся серьёзный разговор со священником, отцом Николаем, который проводил богослужения у них в колонии. Девушка рассказывала батюшке о деде Степане, о его мордовской родине, о таинственных лесах, в которых она, на тот момент, никогда не бывала. Так вот, отец Николай первый посоветовал Наташе съездить туда. И потом, выйдя на свободу, она всё более и более проникалась этой мыслью. Но планировала ли она что-то определённое? Нет… Она сначала хотела добраться до озера, а уж там…
- И что – там? – с невольным раздражением задала себе вопрос девушка. – Что – потом, вернее, что – сейчас?.. Даже дух этого озера не хочет мне показываться…
Она вздохнула и подбросила в огонь сухие ветки. Вдруг окружающую тишину нарушило уханье филина, а с середины озера, медленно растекаясь к берегам, пополз голубоватый туман. Наташа быстро вскочила на ноги: «О Господи, это же она!» Не помня себя от волнения, девушка подбежала к самой кромке воды.
- Прости, прости меня, дух озера! – шептала она. – Прости, что усомнилась в твоей силе! Ты не оставляешь меня, значит, я нужна тебе…
Она всматривалась в приближающуюся туманную завесу. И вот, как и в прошлый раз, в расплывчатой туманной пелене затрепетали длинные пряди тёмных волос, и алые губы, улыбаясь, словно пропели мотив удивительных слов:
- Не горюй, не грусти, девушка… Ты должна была вернуться сюда… Скоро ты обо всём узнаешь… И всё у тебя будет хорошо… Всё будет хорошо…
И снова чудное видение как бы растворилось в туманной дымке. Опомнившись, Наташа крикнула вслед распадающемуся на клочья туману:
- Но что же мне делать дальше, дух озера?..
А в ответ лишь зашумел ветер в густых кронах высоких елей и сосен, да где-то неподалёку снова заухал невидимый филин. А потом…потом за спиной девушки негромко затрещали ветки, и зашуршала трава под чьими-то ногами – кто-то шёл сюда! Наташа в изумлении обернулась: прямо у неё за спиной возле костра стоял человек. Девушка во все глаза смотрела на высокого старика с длинной седой бородой и такими же волосами, перевязанными на лбу узким кожаным ремешком. Одет он был в длинную, смутно белеющую в темноте, суровую рубаху. В правой руке он держал деревянный посох. Несколько мгновений длилось молчание. У Наташи пересохло во рту и похолодели руки – она никак не могла предположить, что здесь, кроме неё, есть кто-то ещё! Наконец таинственный лесной старик аккуратно затоптал ногами догоревшие головёшки и обратился к девушке:
- Ну, здравствуй…внучка! Вот мы и свиделись. Идём со мной…
Голос его прозвучал глухо, и в словах чувствовался акцент, хотя говорил старик по-русски.
- Ой…да-да, конечно, здравствуйте, - пересохшими от волнения губами произнесла Наташа, - а…а почему вы назвали меня внучкой? – Она перевела дух: - А кто вы? И куда вы меня зовёте?
На лице деда не отразилось ни малейшего оттенка каких-либо эмоций.
- Идём со мной, не бойся, - всё так же глухо повторил он. – Не будешь же ты здесь ночевать… Я тебе всё объясню, когда придём на место.
- Да на какое место? Что здесь происходит?.. Ну, хорошо, раз вы так настаиваете… Постойте, я догадалась – вы ведь пришли именно за мной?
- Да, - кратко ответил старик и, повернувшись к девушке спиной, пошёл в глубину леса. Наташа торопливо последовала за ним, захватив свои вещи. Её мозг терзали сотни вопросов и предположений, но она молчала, глядя в широкую спину таинственного деда. «Всё это не случайно, - подумала она. – Видимо, этот лесной старик ждал именно меня. Но кто же он и что всё это значит? Почему назвал меня внучкой? Хотя я уже ничему особо не удивляюсь! Но как-то с трудом верится во всё происходящее…» Они шли по еле заметной узенькой тропинке, и девушка только поражалась тому, как свободно ориентируется в полной темноте этот старик. Она приметила, что они обогнули озеро с правой стороны, немного углубившись в лес. Она не могла определить, сколько времени длился их путь: что-то вроде около часа, а может и меньше. Но вот, наконец, тропинка вывела их на широкую, как показалось Наташе, поляну, посреди которой виднелась в тусклом лунном свете небольшая бревенчатая избушка. Старик поднялся по ступенькам на невысокое крылечко и толкнул входную дверь.
- Заходи, заходи, внучка, и ничего не бойся. Это мой дом.
Шумно вздохнув, девушка вошла вслед за дедом. Её удивила странная обстановка избы, состоявшей из двух больших комнат. В передней белела в полумраке печь, возле которой выстроились в ряд кочерга и другие предметы обихода. Слева от печки на некрашеном полу стоял деревянный стол, на котором возвышался какой-то странный светильник – что-то вроде керосиновой лампы. Вдоль стен тянулись такие же некрашеные деревянные лавки, покрытые ткаными половиками, а на самих стенах были развешены пучки трав и цветов. На двух окнах вместо шторок висели сплетённые из каких-то растений занавеси, издававшие приятный терпковатый аромат. Такая же занавесь, только гораздо больше по размеру, висела в проёме, ведущем во вторую комнату. На узких стенных полках Наташа заметила множество глиняных горшочков и бутылок с пучками трав вместо пробок. В печи что-то побулькивало, судя по запаху – отвар из трав.
- Проходи, проходи, - старик указал рукой на лавку возле стола, - вещи свои положи да садись за стол. Тебе надо поесть…Наташа.
От неожиданности девушка выронила из рук покрывало Ольги Никифоровны:
- Господи, откуда…откуда вы меня знаете? Я же впервые вижу вас!
И тут первый раз за всё время дед улыбнулся, и голос его чуть потеплел:
- Внучка, я всё знаю о тебе… Не спрашивай пока ни о чём – всему своё время. На-ка вот, выпей… Это тебе сейчас очень полезно будет. – И он достал из печи небольшой чугунок с травяным отваром и налил немного в глиняную кружку. Затем добавил туда воды из деревянной бадьи, зачерпнув её берестяным ковшиком. Наташа в изумлении смотрела на эти действия.
- Пей, пей, не бойся, - усмехнулся старик, затем достал с полки темноватый хлеб, луковицы, соль в маленькой деревянной чашечке, пяток варёных яиц. Из-за печи он вынес глиняную кринку с молоком, поставил на стол, пододвинул всё это к девушке и сказал: - Ешь, ешь, внучка, а потом ты будешь спать. Утро вечера мудренее…
- Ой, - спохватилась Наташа, - а у меня же с собой ещё остались пирожки Ольги Никифоровны. А её вы тоже знаете?
- Знаю, знаю, - с улыбкой ответил дед. – Ну, доставай свои пирожки, угостишь меня…
Девушка вдруг почувствовала сильный голод и безо всякого стеснения принялась за еду. Бояться было нечего. Здесь её ждали и знали. Насытившись, она смело взяла глиняную кружку и выпила весь отвар, вкус которого оказался немного сладковатым. Тут же её руки и ноги потеплели, веки отяжелели, и её со страшной силой потянуло в сон. Заметив её состояние, старик встал из-за стола, взял её за руку и, отодвинув травяную занавесь, повёл девушку во вторую комнату. Глаза Наташи совсем закрывались; она почувствовала только, как с её усталых ног сняли кроссовки и уложили её на широкую деревянную кровать, покрытую меховой шкурой. И последнее, что увидела она перед тем, как провалиться в глубокий сон, - это то, что в открытое окно влетел филин и сел на плечо деда. «Наверное, я уже вижу сон», - подумала девушка и тут же заснула на самом деле.
Проснулась она, когда солнце уже высоко стояло над лесом, и горячие лучи падали сквозь открытое окно прямо на её лицо. Наташа открыла глаза и несколько секунд не могла сообразить, где она находится. Затем память услужливо преподнесла ей события прошлой ночи. Девушка привстала и огляделась. Она лежала на старинной широкой деревянной кровати, покрытой меховой (настоящей!) шкурой, по виду медвежьей. Эта комната была немного поменьше, чем первая. Одно окно было открыто, и от ветерка колыхалась такая же, как и в передней, занавесь, сплетённая из каких-то растений. На