Ближе к вечеру погода посвежела. Дул ветер и море становилось
неспокойным. Тяжёлые блестящие волны косо катились наперерез
кораблю. Несколько часов шла шхуна вперёд, то взлетала, то падая,
раскачивала и оседая в провалах. Волны стучали, о её корпус, мачта,
как маятник, качались взад и вперёд, и что-то скрипело внутри, точно
корабль жаловался на старые раны. Вблизи Обиточной, где в ожидании
рассвета, стали на якорь, Ветров посоветовал корреспонденту,
спуститься в его каюту и немного отдохнуть. Из двух коек, имеющихся
в каюте Ветрова, и расположенных одна над другой, верхняя пустовала;
на ней, видимо, полагалось спать его помощнику. И корреспондент
Жмурин Владимир Васильевич, взобрался на койку, и лёжа на боку
лицом к переборке, вынул папиросу. Закуривая, он увидел при свете
спички, на переборке полузакрашенную белилами, но местами
хорошо различимую надпись, сделанную, как видно, химическим
карандашом. До сознания корреспондента дошло одно слово –
Это было « Вольная» и он стал зажигать спички одну за другой,
чтобы разобраться в надписи. С большим трудом он разобрал
следующее: «Здесь лежал Генадий Моисеев, раненый фашистской
сволочью. Товарищ, отомсти за меня гадам, как я мстил, за своего
командира Виктора Ветрова». Ниже тем же подчерком было написано:
« Друг! Береги эту шхуну. Она в воде не тонет, в огне не горит!
Тральщик «162» - «Вольная». Надпись заканчивалась размашистой
подписью и датой: «10 января 1945 года» И это было самое
удивительное. Жмурин спустился с койки, надел ботинки и быстро
вышел на палубу. – Скажите, - обратился он к Ветрову, - вас точно
контузило весной 1944 года? - Ну да. А в чём дело? – А дело в том, что
у меня есть для вас маленькое сообщение – произнёс Жмурин.
- Десятого января сорок пятого года ваша «Вольная», была ещё на плаву!
- Десятого января? Ну, этого быть не может!
Откуда вы взяли? И корреспондент Жмурин повёл шкипера в каюту
и показал ему полузакрашенную надпись на переборке. Не высказывая,
Ветров внимательно прочитал её. Заговорил он не сразу после этого,
а когда заговорил, то голос его звучал чуть глуше обычного.
- Значит, эта шхуна всё-таки «Вольная»! – вот и всё, что он сказал.
Он заметно побледнел, глаза его сузились. Корреспондент Жмурин
подошёл к нему и сказал – Вполне вероятно, но, может быть, и нет!
Поглядите на эту часть переборки. Видите, её отремонтировали.
Может быть, доски, на которых сделана надпись, были перенесены
сюда с «Вольной», чтобы починить переборку этого, другого корабля. –
Ветров, молча, оценивал слова, Жмурина – Но какое это имеет значение! –
закончил корреспондент. – Конечно, в конце концов, это не имеет
значения, - произнёс Ветров задумчиво. – Вот это гораздо важней, -
добавил он, качнул головой, в сторону надписи, что Моисеев написал.
Значит, около года после того он был жив. – Почему был, почему
ещё жив? Нужно попытаться его разыскать. Ветров ответил убеждённо:
- Быть того не может, чтобы Моисеев, если он живой, не дал о себе знать!
Тут вопрос ясный. - Он помолчал. – Знаете, что она такое, это его надпись?
Она – как завещание, вот она что такое! Эх, человек был Генадий Моисеев!
Золотой парень! Не будет у меня больше такого дружка…
Ветров повернулся и пошёл прочь. « Завещание»! Вероятно, Ветров был
прав. Верно найденным словом, он полностью, со всей душевной
значимостью, высказал своё отношение, к этой находке. Приближалась
осень, море начинало «цвести», рыбацкие лодки прыгали по мелкой,
бутылочного цвета волне. Шхуна Ветрова стояла на якоре, метрах в ста
от берега. Сын его, мальчик лет четырнадцати, спущенный
на канате с борта шхуны, аккуратно выводил белой краской на её носу:
«Вольная» и глядя на то, как его сын, Саша Ветров старательно,
выписывает на борту старое наименование корабля, отец его подумал
о том, что не имеет значения, тот ли корабль, на котором ещё до войны
восемь лет он плавал, или покалеченный двойник шхуны, с отдельными
частями и деталями, снятыми с «Вольной» после десятого января.
Имело значение и то, что вторую часть завещания, выполнит теперь
он, Виктор Ветров, с товарищами и можно не сомневаться, что выполнит
он, эту часть, как нельзя лучше, с достоинством!