Глубокий темный лес 3

Ника Лай
Она не чувствовала голода и жажды. Но от предложения мужчины разделить с ним трапезу, девушка не стала отказываться. Они разместились за небольшим грубо сколоченным столиком и такими же табуретками у открытого очага. Мужчина скоро собрал на стол. Еда была нехитрая, но выглядела аппетитно. Сыр, молоко, квас, хлеб, картошка и много всего прочего, что всегда можно встретить у деревенских жителей.
Девушка решила не объедать мужчину и ограничилась стаканом киселя и тарелкой золотистой от жарки и масла картошки. Она чувствовала прекрасный вкус угощения, но чувство насыщения не было. Словно все проваливалось в колодец. Хотя и чувства голода тоже не было.
За едой мужчина рассказал много интересного. О себе, своей жене, которую беременной унесла смерть. После чего он стал жить один, ожидая, когда смерть придет и за ним.
- Как хоть звать-то тебя? – неожиданно спросил мужчина.
Девушка задумалась. Она смотрела в глаза радушному хозяину, спасшему ее от лошади, и не знала, что ему ответить. Когда-то давно у нее было имя. Оно еще эхом раздавалось у нее в голове после вопроса. Но это было так давно и далеко,  неправдоподобно далеко. И ее ли это было имя. Она ли на него откликалась.
- У меня нет имени, - опустив глаза, выдавила девушка, - И не было.
Мужчина удивленно посмотрел на нее. Пожевав губами, он сказал:
- Тогда ясно, - он кивнул, - Иногда подобные тебе появляются в наших краях. Сначала мы удивлялись, думали они вестники смерти. Но потом стало ясно, что они не имеют к ней отношения.
- Подобные мне, - девушка взмахнула ресницами.
- Да. Без имени, без воспоминаний.
- Но я ведь и правда не помню. Я ничего не помню, - голос девушки дрогну, как и сама она.
Девушка поняла, что действительно ничего не помнит. Когда она здесь появилась, то не знала и кто она и почему здесь. Такой мысли даже не возникло. Все было слишком странно и удивительно. Единственное, что было открыто ей тогда, что так не должно было быть. Так не было в ее мире. Но чем дальше она заходила, тем меньше прошлого в ней оставалось. И поняла она это только сейчас.
- Что же мне теперь делать? - на глазах девушки задрожали слезы, - Ведь я ничего не помню.
- Не переживай, - мужчина подлил киселя, и вложил стакан ей в руку, - Ты все узнаешь. Когда придет время. Для этого ты и здесь.
Девушка подняла на него недоуменный взгляд. Ей на секунду показалось, что он знает намного больше, чем говорит. И не преминула это озвучить.
- Вы что-то знаете?
- Что ты девочка. Я лишь говорю то, что и так понятно, - мужчина пожал плечами, - Если ты здесь, значит, ты что-то ищешь. А если ищешь, то обязательно найдешь. Не сомневайся.
Мужчина неожиданно тепло улыбнулся. Девушка задумалась, уставившись в кружку с недопитым киселем.
- А имя ты можешь выбрать себе сама, - добавил мужчина, - Какое нравится.
- Нет, - девушка покачала головой, - Если все идет так, как кем-то задумано. Значит пусть так и будет.
Дальше разговор сам собой угас. О том, о чем ей хотелось спросить, девушка больше не смела заговорить. А о пустяках разговор сразу стихал, не успев разгореться.
Девушка не знала, что ей делать. Идти дальше она еще боялась. Вдруг страшная лошадь вернется. Но и сидеть дальше тоже не хотелось. О чем еще говорить с хозяином она не знала. А забивать голову глупостями не хотелось.
Девушка решила немного прогуляться по деревне. Посмотреть на этих странных людей. И на этот странный мир.
Не долго думая, она извинилась перед хозяином и выскользнула из дома. На небе висела огромная круглая луна. И вокруг не было ни облачка. Дул легкий ветерок. Он был никаким, ни теплым, ни холодным. Его порывы не ощущались, словно он был призрачным. Или это она как бледная тень этого мира не чувствовала ничего здесь происходящего. А может, и не видела. И сейчас в небе могла висеть и не луна вовсе, а яркое горячее солнце. Но даже если это и так, то она все равно ничего не могла изменить. Если она пришла в этот мир тенью, то ею она и выйдет отсюда. Или будет бродить здесь вечно.
Об этом ее думать не хотелось. Она только начала путь, а отчаяние самый большой грех. И не надо ему поддаваться. Девушка все же надеялась, что ей встретиться кто-нибудь, кто сможет объяснить, для чего и как она сюда попала. Пролить свет на происходящее или то, что должно произойти.
Девушка неспешно брела по деревеньке. На улице с каждой минутой становилось все больше и больше людей. Сначала они испуганно озирались и спрашивали у снующих мимо, кого выбрали на этот раз. А, услышав, кивали. Для них это было естественно и нормально, не смотря на то, что смерть приходила к ним не тогда, когда человек умирал, а сама по собственному желанию и своему распорядку. И это противоречила всем принципам и законам жизни и смерти.
Девушка хотела только одного, оказаться как можно дальше отсюда, когда смерть вновь вернутся в эту многострадальную деревню.
Кое-кто отдирал доски от окон и дверей, чтобы придать своему дому уютный и человеческий вид. Но доски не выкидывались, а относились в дом и аккуратно складывались до следующего раза. Когда она вновь вернется, все действия повторятся вновь для всех кроме одного. Конечно, это не спасало людей, но ждать в доме совсем никак не защищенном и не оборудованном было страшно и неуютно. И это заставляло людей вновь и вновь совершать абсолютно необходимые для них и бесполезные в борьбе действия, ставшие чем-то вроде ритуала или традиции.
Девушка не понимала этого, но она также понимала, что не имеет права вмешиваться. Это был не ее мир, и не ее жизнь.
Жители деревни не обращали на нее никакого внимания. А между тем стали появляться женщины и дети. С затаенным страхом, что плескался в глубине больших круглых глаз, они опасливо озирались, словно не веря, что смерть покинула их деревню.
Девушка остановилась возле одного домика и стала оглядывать людей. Они были бледны и молчаливы. Не слышалось смеха, шуток. Не было в них и ненависти, гнева. Лишь боль и смирение царили в них. Они знали, что со смертью нельзя играть. Ее нельзя победить, ей нельзя сопротивляться, ее нельзя умилостивить, ее нельзя попросить остановиться или замедлиться. А если нет выхода, то зачем злиться или ненавидеть ее. Это тоже самое, что ненавидеть рождение детей, появление их на свет. Ведь и смерть, и жизнь повязаны одной ниткой. Только у кого-то она короче, а у кого-то длиннее. Но все едино. И одно неотложно следует за другим. Когда смертный появляется на свет, его имя тут же появляется в книге смерти. И никто и никто никогда не нарушит этот порядок.
Они были одеты просто и не замысловато. Девушка еще раз убедилась в том, как они похожи на простых деревенских жителей из ее прошлой жизни или ее настоящей жизни или просто жизни. Полотняные рубахи с вышитыми на них узорами матерями, женами, сестрами или дочерьми. Грубоватого покроя плотные штаны с истертыми коленями. Девушки же и женщины были в сарафанах поверх сорочек и с длинными волосами, заплетенными в косы. И все это было домотканым. Сначала выращенным в поле, а потом пропущенным через теплые женские руки. Было ощущение, что она присутствует на съемках исторического фильма или русской народной сказки. Об этом говорило не только то, как выглядели люди, но и как они вели себя и беседовали между собой.
Девушка не понимала за что им честным и работящим людям такая напасть. Что они сделали не так, чем провинились, если смерть стала приходить за ними, унося их раньше времени. Хотя они могли быть тут совершенно ни при чем. На них могли накликать эту беду, или произошло что-то в самом мире. А значит, он был также несовершенен, как и ее. И это удручало и от этого становилось грустно.
Но это были не ее проблемы. А она не герой, посланный спасать всех и вся. Она и сама не знала кто она и для чего здесь. Ясно было только одно. Ей нужно что-то найти. Что-то очень важное для себя. Что имело большое значение для возвращения назад или для ее вечного упокоения. Возможно, это могло помочь и этим бедным людям и, добившись своей цели, она вновь вернет спокойствие в их мир. А если попробует вмешаться, то наоборот все испортит или сделает еще хуже, или попросту погибнет.
В ее силах было лишь посочувствовать им. И не более того. Пока. Но это было грустно. Это не заставило ее биться в истерике и рвать на себе волосы от осознания собственного бессилия. Она знала, что их спасение не в ее власти  и не ее цель. Она здесь не для этого.
У каждого своя судьба.
Незаметно для себя девушка покинула деревню и, пройдя мимо последнего домика, вышла в поле. Здесь было хорошо и спокойно. Она уловила приятный запах зерна и скошенной травы. Она любила этот запах еще там. Или тогда. И сейчас он вновь напомнил ей о доме.
Девушка прошла немного по вытоптанной работниками тропинке. Свернув в сторону, она вошла в море из высоких колосков. Оно кончилось неожиданно быстро, не дав насладиться теплой надежной бархатистостью колосьев по обнаженной коже. Остановившись у высокого дерева, она присела под его раскидистой листвой. Прислонившись спиной к шершавой коре, девушка подняла взгляд на небо. Панорама нисколько не изменилась. Посреди темно-синего полотна все также висела полная круглая луна. И повсюду докуда только хватало глаз, не было ни облачка. Луна была необычайно большой. Казалось, что она нависает над этим полем совсем низко. Что она не за много тысяч световых лет, а в воздушном пространстве планеты.
Ее холодный голубой свет заливал поле, придавая ему особую атмосферу загадочности. Раньше она никогда не любила ночь. После наступления темноты старалась не выходить из дома или вернуться домой пораньше. Никогда не смотрела в окно. Ей больше импонировало яркое солнце, заливающее улицы своими нежными добрыми лучами. Поэтому зимой у нее очень часто была депрессия, а летом она поистине наслаждалась им так, как можно наслаждаться коллекционным и дорогим вином, вкусной пищей или прекрасной женщиной.
Но все изменилось сейчас. Девушка начала проникаться волшебством ночи, проникать в ее тайну. Ночь была полной противоположностью дня. Она несла совсем другой смысл. Замедляла время, наполняя его тишиной и благодатью. Это было время спокойствия и размышлений. Ночь была истинным временем для любителей искусства. Ибо ночь освобождала голову от суетных и ненужных мыслей, освежала и бодрила мысли. И образы становились более связными, и словно сами выплывали из под пера мастера.
Девушка улыбнулась уголками губ. Это было для нее настоящим открытием. Новым и потрясающим. Это было, словно ощутить аромат прекрасного цветка, увидеть удивительное небывалое животное или насладиться великолепным первозданным пейзажем, который не смогла бы повторить рука ни одного художника, ибо то было бы святотатством.
Девушка никогда не думала, что просто вдыхать свежий воздух вдали от шумов города и наблюдать, как царит сама природа настолько прекрасно и волнительно. На это можно смотреть часами, не отрываясь и не уставая.
Жизнь в большом мегаполисе стала казаться дикой и нелепой. Эта вечная беготня за непонятными целями была странной. А люди далекими и непостижимыми. Так хотелось привести сюда кого-нибудь из них и сказать: «Посмотри!» Показать ему эту красоту, открыть тайный смысл жизни, который на самом деле прост. Его просто нужно увидеть. А сделать это так легко. Достаточно остановиться лишь на мгновение, отказаться от суеты. Прислушаться, принюхаться и вдохнуть полной грудью.
Девушка провела рукой по шелковистой травке, приятно пощекотавшей ей ладонь. Она рассмеялась. И это был смех счастья.
Девушка задумалась над словами приютившего ее мужчины. Он что-то говорил про имя.
«Имя можно выбрать самой. Значит, роли оно не играет. И действительно пора бы уже дать себе имя. Сколько можно скитаться здесь безымянной».
Она крепко задумалась. Ведь выбор имя было делом не простым и ответственным шагом. Ей очень хотелось выбрать такое, которое подходило бы ей и помогало идти дальше. Не попадать в беды, а приносить только удачу. Чтобы люди, услышав его, улыбались, а не плакали. Приглашали в свой дом, а не гнали ее прочь. Но в голову приходили только пустые и банальные сочетания букв, не несшие в себе никакого смысла.
Девушка вздохнула. Ей не приходило ничего стоящего.
«Может посоветоваться с мужчиной. Он может подсказать», - подумала девушка.
Но тут же отказалась от этой мысли. Это было ее делом. А мужчина уже дал понять, что ему все равно.
«Олефта!» - девушка и сама не знала, из каких глубин подсознания всплыло это слово, и что оно означает.
Но оно ей понравилось. И было громким, и емким. Оно было интересным и интригующим. Оно было необычным и завораживающим. И полностью удовлетворяло желание девушки о красивом имени, которое останется на устах, а не забудется через пять минут после произнесения.
«Так тому и быть. Я буду Олефтой», - решила девушка и улыбнулась сама себе.
Это было ее следующим шагом в этом мире. И возможно это несколько приблизило ее к цели всего этого происшествия.
Она училась понимать и осознавать жизнь. Открывать новое, что всегда перед глазами или лежит у самых ног, но по своей искусственной слепости этого не замечала, в чем не нуждалась. Улавливать легкие колебания в ритме жизни и просто видеть ее. Касаться и ощущать. Быть частью, непременным звеном.
Это было нужно. Это было необходимо.
Олефта поднялась с земли, решив, что провела здесь достаточно времени и ей пора возвращаться. Вопреки отсутствию самых простых желаний и потребностей. У нее не было нужды во сне. Но дальше лежать здесь в поле Олефта не хотела. Она желала вернуться в гостеприимный дом, пускай и не надолго.

Мужчина пустил ее. Он нисколько не удивился, увидев ее вновь или, может, не подал виду. Тогда нужно было отдать ему должное в умении скрывать свои истинные чувства. Он был настроен благодушно по отношению к ней. Олефта чувствовала это очень хорошо. Ей не нужно было читать его мысли или лезть к нему в душу, чтобы уловить эмоции.
Девушка торжественно представилась ему, церемонно присев в реверансе.
- Олефта, - мужчина хмыкнул, - Странное имя. Но интересное. Я бы даже сказал необычное. Ты правильно сделала, решив наречь себя.
- Я подумала, что хватит мне ходить без имени. Я ничего не помню о себе и не знаю, почему и где я оказалась. У меня не осталось никаких воспоминаний. Так пускай будет хотя бы имя.
- И это верно, - мужчина кивнул.
Он открыл дверцы шкафа и стал вытаскивать свежее постельное белье, даже не спрашивая, останется ли гостья на постой. Олефта сидела на лавке и с интересом следила за таким радушным хозяином. Конечно, у нее из головы никак не шло его обращение с ней, когда рядом с домом раздавался мерный стук копыт. Возможно, даже он хотел казаться таким радушным, чтобы скрасить произведенное впечатление. Но Олефта не злилась на него. Она прекрасно понимала. И никогда не хотела бы оказаться на его месте.
Мужчина отвел ее в маленькую каморку за печкой. Туда вместилась только небольшая кроватка и столик, бывший по совместительству и туалетным и письменным.
- Располагайся. Это спальня моей младшенькой. Она спала здесь, пока…, - мужчина замолчал. Но боль недосказанных слов мгновенно окрасила каморку в иные цвета, придала тишине иное звучание.
Он стал молча и сосредоточено устилать кровать. Понимая его состояние, всколыхнувшееся ужасным воспоминанием, доставившим боль, Олефта не приставала с расспросами. Дождавшись, пока хозяин закончит с убранством постели, она пожелала ему спокойной ночи и нырнула в свежие приятно пахнувшие простыни.
Мужчина притворил дверь и удалился. Сквозь грубо сколоченные доски двери пробивался неяркий свет свечи, но вскоре хозяин погасил и его, и в доме повисла тишина, ознаменовавшая время сна и покоя.
Но у Олефты была и еще одна особенность. Она не испытывала потребность во сне. Она лежала на кровати, подложив руки под голову, и рассматривала потолок. Это было не очень интересным занятием, но другого не было. Олефта решила, что когда хозяин уснет покрепче, она выйдет погулять, посмотреть на жизнь деревни ночью. Вернее на то время, когда должна быть ночь по всем законам. А до этого она продолжала смотреть на потолок, отделявший ее от ночного неба и размышлять.
Олефта заметила, что когда она только очутилась здесь, то время искусственных рассветов и закатов было в беспорядке. Они сменялись быстро, по несколько раз за несколько часов. Но чем дальше она заходила, тем более упорядоченно это становилось. Временной промежуток становился все более выдержанным, стала соблюдаться строгая последовательность и упорядоченность.
«Значит, какие-то правила, и принципы здесь все же существуют. Это радуют».
Но Олефта знала, что в любом мире или хотя бы на островке жизни всегда главенствуют принципы, которые и диктуют эту самую жизнь. А иначе ее бы не было, а все погрузилось бы в хаос. Ибо он и есть отсутствие, каких бы то  ни было упорядоченных правил и принципов. Без них невозможно существование ничего и никого. Просто Олефта еще не прониклась принципами, царящими в этом мире. А бешеная смена дня и ночи была лишь при смещении миров, когда она попала сюда из дома. Но теперь все восстановилось, и она могла спокойно изучать этот мир так, как он был устроен изначально, задолго до ее появления здесь. Но отнюдь не случайного. Ничего на свете не происходит просто так. Хотя бывают ошибки или просчеты, совершенные по человеческой глупости или из-за иных чувств, таких как страх, недоверие или слепость. Хотя порой одно вытекает из другого и ряд таких преображений можно продолжать до бесконечности.
Олефта не возражала. Изменить мир было не в ее силах. Да то было и не в ее правилах. Она была не в силах изменить даже себя. И если начнет рушиться мир, то она сгинет вместе с ним. И сгинет одной из первых. Такова была действительность, но девушка старалась об этом не думать. Это было слишком тяжело и больно. Но какие бы чувства оно не навевало, Олефта ничего не могла изменить. Или не хотела.
«А может все далеко не так, как кажется?! Ведь не даром же говорится, что судьба каждого человека только у него в руках. И если очень сильно захотеть, то можно изменить все жизненные процессы в лучшую для себя сторону».
Но всерьез задуматься над этим девушка не успела. До ее ушей донесся монотонный храп хозяина домика. А это означало, что сон всецело завладел мужчиной, и можно было, не таясь выбираться из кровати.
Олефта откинула оделяло, освобождаясь из пухового плена. Открыв дверь, она скользнула за нее. Оглядев темное помещение, она увидела, как на печи поднималось и опускалось одеяло, поняв, что там спит хозяин. Улыбнувшись, Олефта направилась к входной двери. Тихонько скрипнув, та отворилась, выпуская девушку наружу на чистый воздух.
Олефта вышла из дома и пошла вперед мимо домиков. Все они как один были темны. Их жители, как и ее добрый хозяин, предавались сну. Кто-то успокоенный, что лошадь ушла спокойному и размеренному, а кто-то мучительному, представляя в своих сновидениях адское существо снова и снова.
Тут до ушей девушки донеслись какие-то приглушенный звуки. Заинтригованная она медленно двинулась к их источнику. Вскоре она поняла, что это был звук музыкальных инструментов. А позже послышались и сильные мелодичные голоса.
«Ничто не может быть услышано лучше, чем песня или молитва», - пришла в голову неожиданная мысль.
Но она ей понравилась. Нужно было отдать должное, что это было близко к истине.
Олефта увидела впереди отблески пламени. Она уже давно покинула деревеньку и теперь шла по просеке. Они сидели на сложенных квадратом бревнах вокруг костра. Всего их было около десяти, может чуть больше. У одного парня в руках была гитара. Он начал играть песню, мотив которой был до боли знаком и тут же впился в душу. Но слов она разобрать не смогла. Лишь подойдя, ближе она услышала:
- За что вы бросили меня, за что? Где мой очаг? Где мой ночлег? Не признаете вы мое родство, а я ваш брат, я человек. Вы вечно молитесь своим богам. И ваши боги все прощают вам.
Против воли лицо Олефты увлажнилось. Они пели так проникновенно, душевно, что это не могло оставить равнодушным. Она подошла вплотную к поющим, смотревшим на нее открыто. Она села на свободное место и тоже начала петь, вливаясь в хор.
- Вы знали ласки матерей родных. А я не знал, и лишь во сне в моих мечтаньях детских золотых мать иногда являлась мне. О, мама, если бы найти тебя, была б не так горька моя судьба.
Музыка смолкла, но Олефта все никак не могла унять дрожь в душе и слезы, текущие по лицу. Она прижала ладони к мокрым щекам и закрыла глаза. В ее душе была настоящая буря. Она никогда не задумывалась о жизни таких людей и детей. И тем более никогда не ценила, что у нее есть семья. Не ценила по-настоящему. Она никогда не говорила матери, что любит ее. Чаще кричала на нее, вечно что-то требовала. Она считала, что от нее можно тянуть все соки, на потребу своей ненасытной жадности, в желании иметь это, это и это. Она порой забывала, что ее мама тоже человек. Все это сейчас пронеслось в ее мозгу с огромной скоростью. Олефте стало стыдно за свое поведение, за свою глупость и за свою слепость. Слепой только что родившийся котенок тянется к матери, к ее соску, не обращая внимания больно ли ей, удобно ли ей. И если молока нет, он начинает требовать. Ему наплевать, что она не может. И такими мы остаемся, когда вырастаем. Мы не ценим свою семью, не понимаем, какое это богатство. Их нельзя ругать, над ними нельзя насмехаться, их нельзя унижать, но ими можно и нужно гордиться. Мы не ценим того, что рядом, но когда оно неожиданно пропадает, уходит у нас из рук, мы начинаем задумываться, а какое место на самом деле оно занимало в нашем сердце. Что для нас стоит эта потеря. Начинается шоковое состояние, а потом слезы, обида, боль. И приходит истинное осознание, но уже слишком поздно. И от этого становится еще горше.
«Мамочка, - мысленно воззвала Олефта, стирая слезы кулаком, - Мамочка, прости меня!»
Ей захотелось, чтобы мама была сейчас рядом, ощутить ее тепло, прижаться к ней, обнять и, свернувшись калачиком просто лежать у маминых ног. Это было так мало и так много. Это было бесценно.
Когда Олефта подняла глаза на юношей и девушек, сидевших рядом, она увидела, что все они смотрят на нее и улыбаются. Она удивилась, но не испугалась. И она улыбнулась в ответ.
- Теперь ты знаешь, - раздался приятный мелодичный голос паренька, который играл на гитаре, - Это был еще один урок. Но не главный, все самое сложное и важное еще впереди.
- Урок? – недоумение проскользнула в глазах Олефты.
- Да, - юноша кивнул, - Тебе еще предстоит многое узнать и многое открыть для себя. Мы надеемся, что это не пройдет даром и достигнет твоего сердца, как эта песня. Но до чего-то тебе придется додумываться самой.
- Так значит…
- Ты здесь, чтобы постигать истину жизни и найти себя в этом мире. Ты потерялась, заблудилась в масках и образах, но во время вспомнила, что это не ты. И потому ты здесь, - сказала девушка сидевшая по правую руку от паренька и улыбнулась, - Но это еще не все. Ведь только достигнув цели, ты можешь спасти себя и нас.
- Спасти вас, - как эхо отозвалась Олефта.
- Да, - кивнула девушка, - Мы душа этого мира. А этот мир, - она обвела пространство вокруг себя рукой, - продолжение…
Но договорить ей не дали.
- Довольно, - резко оборвал ее паренек и посмотрел на говорившую девушку, - Пока сказано достаточно.
- Тебе пора в дом. Скоро утро, - сказала девушка и указала куда-то за спину.
Олефта повернулась и увидела, что на ночном небе и вправду стали происходить изменения, возвещавшие о смене суток.
- Я должна поблагодарить вас, - повернувшись, начала Олефта, но не увидела никого.
Бревна были пусты. Все юноши и девушки исчезли. Лишь костер все еще горел как напоминание о том, что все это ей не привиделось. Олефта улыбнулась. Она встала и медленно пошла обратно к дому. Но потом обернулась и крикнула:
- Спасибо!
Костер тоже исчез, остались лишь темные одинокие бревна, но Олефта была уверена, что ее услышали и ее поняли. А больше ей было и не нужно. Пока она шла назад, ветер доносил до ее ушей приятный звук играющей гитары и нежные как колокольчики голоса. Но теперь они пели совсем иное. Это был веселый, чуть лукавый мотив. Олефта поняла и улыбнулась.

«Так вот значит, что это все такое. Мне преподают уроки. И это был один из них, - размышляла по пути к дому Олефта, - Но если так, то когда же были остальные!?»
Девушка задумалась, но ничего более-менее подходящего в голову не приходило. Она пошагово вспомнила все от самого появления здесь.
«Я очнулась в лесу. Одна. Потом было озеро. Меня предупредили, чтобы я держалась подальше от всего черного. И озеро чуть не поглотило меня. Но разве это можно считать уроком. Вряд ли. Хотя».
Олефте очень хотелось вспомнить свою прошлую жизнь. Как часто она соприкасалась с черным цветом. Может, было в ней что-то такое, что имело судьбоносное значение. Но она не могла вспомнить ничего. Как будто кто-то заблокировал все ее воспоминания или стер. Не было даже привычного мельтешения образов в диком калейдоскопе красок, как бывает, когда из сотен тысяч воспоминаний ты хочешь извлечь только одно, но они все начинают кружиться перед глазами, требуя угадать нужное.  Была просто пустота. Как будто никаких воспоминаний никогда и не было.
«Значит, черный цвет пока оставим. На время. Потом я узнала, что здесь всегда ночь и смена суток всего лишь исчезание луны с небосклона. Это маловероятно. Просто это закон этого мира. Но почему именно ночь?»
 Единственное, что Олефта помнила по собственным ощущениям, это то, что она боялась ночи, относилась к ней настороженно. И когда она увидела себя в ночном лесу, то испугалась именно ночи.
«Но ведь это несерьезно, - усомнилась Олефта, - Бояться ночи это нормально. А пытаться меня переубедить…»
Олефта уже перестала так думать. Она увидела всю красоту и таинственность темного времени и больше не могла относиться к нему как раньше, даже если бы захотела. Ночь распахнула ей свои объятия, оказавшиеся совсем иным, нежели раньше казалось. Но это вряд ли было целью помещения ее сюда.
«Идем дальше. Я пыталась менять существующую реальность, поняв, что это мой мир».
Теперь Олефта не была в этом так уверена. Как могла она создать столь полноценный мир, населенный живыми существами столь различными. Она не верила, что это было ей под силу. Здесь все было слишком правильно, продумано до мелочей и деталей. Слишком сильно, слишком сложно, слишком невозможно.
«Если бы я создавала свой мир, он был бы совсем другим. И не было бы этого ужасного создания. Лошади – смерти».
Олефта вспомнила о ней с содроганием. Вот уж никогда она не могла придумать такое существо. Ужасное и беспощадное. В образе смерти она лучше бы вообразила прекрасного ангела. Умирать, по крайней мере, было бы уже не так страшно, зная, что ты отдаешься в руки не страшного существа, а прекрасного создания.
«Смерть. Хм, - Олефта задумалась, - А может это связано с ней. Ведь если ты живешь и не соприкасаешься с ней, то и не задумываешься о смерти и жизни. Не задумываешься, что твой век не долог и может оборваться в любой момент. Не важно, сколько тебе лет восемь или пятьдесят, пережил ты самые счастливые моменты, была ли у тебя первая любовь, есть ли у тебя дети. Для смерти все это не важно. Она спокойна, холодна и безжизненна. У нее есть задание, и она всегда его выполняет.
Олефта закрыла глаза. Теперь она понимала истинную цену жизни. Она видела смерть. Она видела, как ушла она со своей жертвой. Это теперь уже мертвое тело, лишенное воли, эмоций и радости, теперь гнило на спине лошади. А та выпивала ее до капли, высасывала ее жизнь, ее душу. Что останется от женщины, не было секретом для Олефты. Но она предпочла бы не знать. Не встречаться с ней там, на пыльной дороге. Хотя приобретенное знание было много выше ее страха. Оно помогло выйти из нирваны собственного бессмертия и вечной радости процветания. Все в мире тленно. Все в мире смертно.
«Какие-то слишком грустные мысли меня одолевают», - Олефта с сомнением покачала головой.
Ей бы очень хотело от них избавиться, но она понимала, что это очень важно. Это то, почему она здесь. Ей еще предстояло многому научиться, многое понять. Ведь она здесь, чтобы учиться и постигать. Она должна стать другим человеком. Или просто научиться быть человеком, а не безвольной марионеткой, серой тенью.
«Теперь мне известна цель, но непонятно насколько длинный путь предстоит в своем изменении. Сколько еще ужасов я встречу впереди».
Девушке неожиданно стало тоскливо. Ей захотелось домой. Но это было проявлением слабости и безволия. Когда нас ломают, чтобы изменить, сделать кем-то среди серой толпы пустышек, мы зарываемся в песок. Мы желаем скрыться в собственном панцире, отговариваясь, что тьма вовсе не так ужасна, серость не так брезглива и безобразна. И с этим вполне можно жить. Нужно просто привыкнуть, а потом она сама наполнит твою душу и высосет ее до капли. И тогда уже процесс станет необратим. Ты навеки станешь частью этого. Нам не просто изменяться. Все поражает нас и пугает. Мы хотим все оставить так, как было. Лучше смерть при жизни, чем боль. А ее придется испытать. Нельзя обрести себя и истину не испытав боли и разочарования. В себе, в окружающих, в канонах собственной жизни. В своих привычках, принципах и собственном течении жизни. Вернее в собственном стоянии на одном месте, тогда как жизнь протекает мимо, унося с собой все прелести и радости ее самой - жизни. Краски проплывают мимо. А мы их видим и молчим. И в самый ответственный момент мы можем передумать. Или вступив на трудную тернистую дорогу собственного счастья и осмысления, мы захотим домой к мамочке. Мы будем плакать, и умолять ее забрать нас домой, и надеть на нас старый проржавленный панцирь пустых мечтаний и несбывшихся надежд.
Олефта уже начала меняться. Она начала видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Вместе с тем стало меняться и ее мировоззрение, и ее мысли. Она делала это по-другому. Но она ушла еще не слишком далеко, чтобы навсегда порвать с прошлым. Хотя у нее и было одно преимущество. Она не помнила своего прошлого. Но это было ничтожно мало. Так как внутри она, какой была такой и осталась и воспоминания не в силах до конца это изжить. Даже если человек похож на белый лист бумаги, на нем есть потеки и кляксы прошлого, не дающего добиться нужного результата. Или существенно затрудняющих этот процесс. Для достижения полного эффекта нужно желание человека и много усилий с его стороны. Лишь тогда все будет так, как должно. А иначе все бессмысленно.
Много мыслей проносилось в голове Олефты, но лишь единицы из них сформировались в ее голове в законченном виде. Девушка здесь и дороги назад нет. Вернее она есть и ей поставили условие. Либо она выполняет его, либо навсегда остается блуждать здесь, пока смерть не настигнет ее. Но это будет совсем иная смерть. Много хуже и ужаснее всего ей известного и всего существующего. Это было жестоко. Но девушка не могла не признать, что это наилучший способ убеждения. Теперь ее жизнь и ее дальнейшая судьба были только в ее руках. И если все кончится трагически, винить ей будет в этом некого. Только себя. За глупость, за слабость, за малодушие, за неспособность позаботиться о себе, за несамостоятельность. Перед ней не ставили выбора. Вернее выбор был таков: жизнь иначе или смерть в чужом диком месте.
«Если смерть это самое худшее с чем мне придется здесь столкнуться, то я готова».
Но Олефта понимала, что это далеко не все. И что возможно смерть не самое худшее, что есть на свете. И об этом в скором будущем ей предстоит узнать. А пока… Пока затишье и отдых.
Олефта дошла до дома. Смена суток была уже на подходе и девушка решила не возвращаться в постель, а посидеть на крылечке, ожидая, когда проснется радушный хозяин. Она не видела смысла дольше задерживаться здесь. Времени было много, но не было смысла так бездарно его тратить. Чем быстрее она пройдет свой путь, тем быстрее вернется домой и все будет как раньше.
«Нет! Как раньше уже не будет. Все будет совсем иначе. Ведь именно за этим я здесь».