Новые соседи

Толстолобый, серебристо-розовый по бокам с воронёным перламутром на спине, голавль то и дело возвращался к бурному потоку, впадающему в реку. Он, видимо, заканчивал трапезу из ручейников и мотыльков, вынесенных коротко прогрохотавшей под утро грозой. Начал вдруг носиться, никого не боясь, по изогнутой лагуне, разрезая плавником голубое с белыми облаками небо, будто упавшее в воду. Я понял, что приманки - кузнечики, стрекозы - на солидного гуляку не действуют, начал смотреть на реку, которая проснулась: прошёл к усадьбе Поленова и к Тарусе первый пароход с туристами, спешат, до марева хотят успеть вернуться. После ночной пересменки опять забурлил, захлюпал красно-жёлтый, лязгающий железом, земснаряд.
 
На закрытой от русла реки песчаной косе, расцвеченной зелёными, жёлтыми и ярко-красными палатками с флагами страны, МЧС, ВДВ, зимней олимпиады и даже союза анархистов, стали подниматься голубые дымки. Заспанные и наглые городские браконьеры проверяли верши, в открытую тянули небольшие сети. Далековато от моего мысочка, за которым шёл импровизированный пляж садоводов, но было видно, как в сетках сверкает белая рыба. Посмотрел на подсачек у ног: семь белых рыбин устало шевелили плавниками на мелкой воде, среди них - четыре голавля. "Всё-таки утро можно назвать голавлиным, - думал я, - не зря местные учили: жди ночной грозы."
 
- Дедушка, обопрись на меня сильнее... Щас будет обрывчик, до коленок мне... И сразу песок! - голос звонкий, явно девочка говорит, речь чистая, без дефектов.

- О-хо-хо... Бу-бу-бу... Хм... Оторвёт нам головы... Бу-бу-бу... Поддался на уговоры...

- Деда, миленький! Ну, когда ещё мама приедет? К ночи? Опять не сходим на реку? - в голосе мольба.
 
"Жалко девочку, - думаю я, - видимо, дед - стар, беспомощен... И всё-таки пришёл на реку, не смог отказать внучке."
 
За мысочком, заросшим кустами плакучих ив, пляж виден только у самой воды. Мне хочется рассмотреть ранних купальщиков, но встать с раскладного кресла нет сил: спина от удочек стала деревянной, ноги в резиновых сапогах утопают в мокром и вязком песке. Соседи заговорили совсем тихо, в основном, дед выступает, вся речь которого сводится к: бу-бу-бу... хм-хм-хм... да... готов... сама всё сложи... не забудь.
 
Вот она, красавица, прямо с разбега чуть не влетела в воду.
 
- Стоять! - такого громкого голоса не ожидал услышать от деда, - я потерял тебя. Катерина, вернись ко мне!
 
- Миленький, ну, что ты у меня такой беспомощный... Я же здесь, рядом. Вот, иду к тебе.

- Возьми-ка меня за руку... Девочка, моя, не спеши. Это большая река! Я ничего не смогу, не дай бог, сделать для тебя.

- Деда, ну, что ты, хороший, любимый мой... Я ведь здесь. Вот, видишь, моя рука держит твою. Я, типа, всегда с тобой.

К воде вышли первоклассница, так мне показалось, и человек в закатанных выше колен шароварах с тремя белыми полосками, в майке десантника и пятнистой панаме, в правой руке держит длинную белую палку. Они идут, осторожно ступая, почти в обнимку. В свободной руке девочки - широкое пластмассовое ведро. Она пристроила его у ног, вмяла поглубже в песок и буквально усадила деда на постамент.

- Хочешь, обвяжу тебя верёвкой, Катя? Я захватил, вот смотри, шнур, военный, почти незаметный, - он достаёт из заднего кармана штанов эластичный серый шнур.

- Деда, ну, что ты выдумываешь?! Это я тебя должна обвязать верёвкой, если пойдёшь купаться... Жаль, ты меня не видишь. Я уже такая взрослая и большая.
 
- Боже, за что мне всё это... - едва слышно сказал мужчина, не старый, наверное, лет пятидесяти от роду, чьё лицо, будто сползшее от ожогов к подбородку, закрывали специальные тёмно-зелёного цвета широкие очки. Он шумно втянул носом воздух, поднял голову к солнцу, будто зафиксировал своё положение по отношению к светилу, встал и направился к воде. Зашёл выше колен, замочив шаровары, протянул руку назад, щёлкнул пальцами. Катя уже стояла рядом, держась за деда.

- Что ты придумал, дедушка? - спросила девочка, но в голосе не было тревоги, полное доверие и веселье в глазах, - мне можно окунуться?! Ура! Мне уже по грудь. Держи меня за трусики, я буду плавать у твоих ног.
 
- Как течение, Катерина? Я плохо его чувствую.
 
- Отлично... Ты как бы стоишь, а я буду подныривать под твои ноги.
 
- Мне нельзя поворачиваться, уходить с точки... Перепутаю стороны горизонта, пиши пропал.
 
- Деда, ну, что за глупости ты говоришь... А я-то для чего? Вот ты, типа, стоишь. Я разворачиваю тебя в обратную сторону и пошли на берег.
 
- Да, Катюша, ты мои глаза... Нет, ты моё любимое сердечко. Но мама твоя нам задала бы, если увидела.

- Ой, дедушка, смотри, какие рыбки у дяденьки-рыбака... Я сейчас выведу тебя на берег, а сама посмотрю рыбин.
 
- Здравствуйте, - сказал я, - рыбачил за мыском, с ночи. Вот, действительно, немного поймал. Тебя Екатерина зовут? А меня дядя Володя. Я из деревни, частенько здесь рыбачу, а вот вас не видел.
 
- Мы в таком составе первый раз пришли на реку, - сказал несколько сурово дед, - взрослые вкалывают до посинения, а я вот, сами видите... Савелий меня зовут, - он протянул руку.
 
- Дедушка Савелий, - уточнила девочка, - а меня, вы слышали, да? Катей зовут. А можно рыбок потрогать?

- Можно. Хотите, я подарю вам их, мои приедут только на выходные, а замораживать не стоит: рыбу с реки надо есть свежей. Возьмёте, Савелий?
 
- Как же мы донесём-то, видите, какая оказия... - он явно был смущён, но, тем не менее, снял очки, посмотрел неподвижными стеклянными глазами, неумело вставленными в глазницы, так мне показалось, хотя он тут же прояснил ситуацию, - вырезали глаза прямо с веками, посчитали меня за снайпера... А потом уже жгли лицо.
 
- Да, я знаю, на что они способны были, видел наших ребят... - установилась тяжёлая пауза.

Катя вовсю играла с подсачеком, шевелила рыбу, визжала, мне показалось: она хочет выпустить её на свободу.
 
- Если вы не спешите, - сказал я, - сейчас искупаюсь и потихоньку пойдём.
 
- Мы чуть левее деревни, так я понял, по рассказам: на всё лето дали хороший номер в пансионате, даже кухня есть, - ответил бывший солдат, поняв, что я смогу довести их до самого дома.

Довязав удочки, я усадил Савелия в рыбацкое кресло, заставил снять майку и штаны, Катя помогала, суетилась возле деда, нашёптывала:

- Дедушка, миленький, разреши мне покупаться с дядей Володей... Хочу с головкой нырнуть, открыть глаза и увидеть весь подводный мир.
 
- Будет он с тобой, малявкой, возиться... Ему поплавать хочется, усталость снять.

- Ничего, - сказал я, - дело знакомое, у самого двое таких пацанов, внуки... На выходные приезжают. Приходите в гости, все вместе и пойдём на реку.
 
- Есть у нас проблемы. Катюша только с мамой растёт. Сына-офицера я потерял на Кавказе. Жена моя...
 
- Понятно... - я долго молчал, не мог дышать, добавил лишь: - слава богу, вы живы. А Катюша - просто чудо. Забота о вас сделала её такой взрослой, самостоятельной.

Катерина поставила меня за десять метров вниз по течению, набрала полные лёгкие воздуха и нырнула. Вот засверкали над водой пятки, показалась спина, хорошо плывёт, как спортсменка, быстро да и течение помогает, вынырнула, чёлка упала на глаза, смеющиеся, зелёные, счастливые.
 
- Дядя Володя, ловите, а то проплыву мимо!

Она отчаянно заработала руками и ногами, поравнялась со мной, выскочила из воды и обхватила шею. На руках вынес девочку на песок, передал деду в кресло. Чтобы новые соседи не увидели неожиданных слёз, разбежался и нырнул, плыл под водой до предела возможностей, думая, когда же разорвутся лёгкие...