см. ФОТО:На таких джипах раскатывали американские военные миссии.А еще были французские, и английские.
ЦЕЛИНА.
-Ну что, Влад, ты наверное женился ? - это были первые слова майора Жук на слова моего приветствия, когда я переступил порог в кабинет начальника строевой части полка.
-Так точно, товарищ капитан! А как вы догадались?
-Так на тебе же все написано. Весь выжат как лимон и сияешь от счастья,-резюмировал многоопытный кадровик.
-И ты, наверное, хочешь сразу же меня озадачить насчет оформления вызова на жену?
-Ну, да, -потупив глаза , произнес неуверенно я, как будто уже догадываясь о каком-то подвохе.
-Так вот, Влад, с этим вопросом придется повременить.- он стал говорить как- то буднично, и вроде, как в извиняющемся тоне. -
-Ты уже слышал, наверное, что из ГСВГ ежегодно в Союз направляются специально сформированные части на уборку урожая ?
-Да. Слышал… но не придавал этому значения, -прогугнявил я. А по телу словно жаром посыпало от неприятной догадки.
- Так вот, от нашего полка формируется целинная рота, ты по штату назначен фельдшером этой роты. Так что с вызовом на жену придется повременить аж до возвращения с «целины*». Тебе все понятно?
-Так точно, понятно.
-А когда обычно возвращаются с уборки? - уточняю я.
-Ну это уже, как повезет, но не ранее октября-декабря месяца…А сейчас отправляйся в пмп. Продолжай службу, как обычно. Потихоньку готовься к длительной командировке. Когда начнется формирование роты, тебе доведут. Да, у тебя теперь новое начальство. Начмед и младший врач полка новые. Все, вперед.
Ошеломленный и внутренне надломленный, я вышел из штаба полка. Мне то понятно. Приказ есть приказ, а вот как объяснить молоденькой гражданской девушке, что ее приезд к любимому откладывается на неопределенный срок. С такими невеселыми мыслями прибываю в пмп. По ходу здороваюсь с соратниками, узнаю, что тут у нас нового. Коля Макаров быстро вводит меня в курс последних событий. Сообщает, что новый нмс, по сравнению с Доникой, никакой. Фамилия его Шатских. Полный ноль без палочки, как медик, начальник и офицер. Но тем не менее надо идти представиться. Стучу в дверь.
-Войдите! - слышу невнятный голос по ту сторону двери. Открываю, захожу.
На месте прежнего начальника, за столом восседает что-то замызганное, и плюгавое с майорскими погонами. Форма на нем сидит, как мешок на снопе соломы. Лицо напоминает полу прожаренный-полусырой блин. Маленький, картошкой нос и линялые глазенки, с мешками под ними, злоупотребляющего алкоголем типа. Смотрит на меня с каким- то затаенным страхом или подозрением.
-Товарищ майор, прапорщик Озерянин прибыл из очередного отпуска без замечаний! - взяв под козырек, бодро рапортую я.
-Проходи, Влад, присаживайся, - майор приподнимается из-за стола, подает мне вяло-потную кисть руки, и одновременно указывает на кресло возле стола.
-Давай знакомиться.
Я кратко сообщаю ему, кто я такой. И сразу же докладываю информацию, полученную от начальника строевой части полка. Он, оказывается, о том, что мне предстоит длительная командировка, слышит первый раз.
–Хорошо, занимайся по плану, до команды на убытие.
Я даже не стал ему сообщать о своем новом семейном положении. До обеда вникал в курс проблем медпункта, и личного состава. Познакомился с новым младшим врачом полка, лейтенантом Михаилом Ядыкиным. Новоиспеченный лейтенант моего роста. Ярко рыжий, с веснушками, нижняя челюсть с зубами выступает далеко вперед. По этой причине немного шепелявит, но общее впечатление производит нормальное.
Аптекой на время моего отпуска заведовал прапорщик Николай Ткачук. Он уж было собирался сбагрить мне ее обратно, но я обрадовал его, чтобы не торопился. После обеда с разрешения начальника приводил себя и форму в порядок. Отдыхал в комнате своей общаги. Вечером с трудом заставил себя написать письмо жене. Постаравшись как можно более доходчиво разжевать что такое служба, и какие она может подкинуть внезапные сюрпризы. Заранее зная, что она может и не поверить, и не понять. Так все и было. Много еще раз пришлось писать и объяснять. А с завтрашнего дня снова серые будни службы.
На нашем дивизионном полигоне, в пятнадцати км от черты города, началось формирование подразделений, которые предназначались для отправки в Союз. На уборку урожая. Мало было добровольно желающих бросить двойной оклад, и насиженное место в ГДР. Отправлялись к черту на кулички исключительно по принуждению, пардон, по приказу. Исключение составляли разве что холостяки-авантюристы, которым было море по колено. И романтические приключения впереди. Я лично был этой ситуацией недоволен только по той причине, что приходилось регулярно отбиваться от обвинений со стороны новоиспеченной супруги, с которой мы как следует еще и знакомы - то близко не были. Теперь я получал регулярно письма с обвинениями в том, что это я специально придумал какую - то «целину», чтобы не вызывать ее к себе. И на все мои письменные объяснения и регулярные теперь звонки с телеграфа она упорно отвечала, нет, не верю. Для молодой гражданской девушки такое понятие, как приказ, отсутствовало напрочь. Эта ситуация, конечно, не прибавляла мне сил и уверенности в себе , и в выполнении тех дел, которыми я теперь занимался.
А работа моя, как и прежде - медицинская. Личного состава в моей роте более сотни человек. Быт полигонный, ну и, соответственно грязь, неустроенность. Всем, кто служил, это понятно без слов. Любая ссадина - царапина, нагноение. Потому что для нашего военнослужащего такое понятие, как обработка травмы сразу же после ее получения, это пустой звук. Помывка в бане и стирка нательного белья , благодаря службам тыла мгновенно прерывается. Отсюда через небольшой промежуток времени-завшивленность. Отсутствие достаточного количества воды и моющих средств для мытья столовой и кухонной посуды ведет к микробному обсеменению последней, и вызывает заражение бойцов различными кишечными болезнями. Соответственно, нам медикам, работы только прибавляется. Офицеры и прапорщики служб тыла, от наших просьб, напоминаний и запугиваний отмахиваются, как от назойливых мух.
Они, как всегда, занимаются своим делом. Воруют. Служебные обязанности - это так, как общественная нагрузка, к основному занятию. Есть такая профессия, "Родину расхищать!". Всегда и везде, тем более, что на всех уровнях начальник у нас общий. Зам по тылу, а он своих в обиду не даст. Свои -это начпрод, начвещь, и начальник ГСМ, потому что они своему начальнику несут прибыль в клюве. Постоянно, ежедневно. Кто деньгами, а кто и материальными ценностями.
А от ему же подчиненных медиков, только одни проблемы. Они постоянно что- то вынюхивают, выслеживают. Приносят вместо денег только плохие новости. А еще периодически капают на него командиру, и вышестоящим медицинским начальникам. Поэтому медики в службе тыла , это противные пасынки, которых приходится терпеть, сцепив зубы. Или же ущемлять на каждом шагу. А тем более, если такое подразделение, как целинное. Оно сформировано на временной основе. Максимум на полгода, а затем никто и ни с кого не спросит. Приедем обратно, нас расформируют. Все разбегутся по своим частям, и ищи ветра в поле. Это специфика всех временных формирований.
Живу, как и все, в лагерной палатке. Солдатская железная кровать. Отопления уже никакого не надо. Потому, как май месяц, но по ночам еще прохладно. Одеваем на себя все, что имеем. Накрываемся кроме одеял еще и матрасами, но все равно прохладно. Я попробовал пару раз сверху укутываться еще и прорезиненной плащ-накидкой, подтыкая края под матрац. Так по утрам в местах загиба скапливалось до поллитра влаги. Солдаты в таких же условиях, только палатки у них попросторнее. Нас четверо, а их до сорока под одним наметом. Короче, никакой личной жизни. Мои напарники по палатке в, основном, технари и водители. Они занимаются тем, что с утра до вечера под руководством зампотехов* принимают прибывающую из частей технику. А принятую, доводят до идеального состояния. Принимают самую лучшую, какая есть в частях. По описи, все до последнего ключика и болтика.
А еще нас достают бесконечными построениями и смотрами. Форм одежды разной, у каждого - целый ворох, кроме парадной. Я под это дело сколотил огромный сундук из двух ящиков, из - под артиллерийских снарядов. В одном отбил дно, во втором крышку. Сбил их в один, глубокий. Влезло все, еще и место осталось. Держу его под кроватью. И замок навесил. Из развлечений, - только выпивка по вечерам.
С утра моя очередь ехать старшим машины в немецкую деревню. За питьевой водой. Обычный Газ-66. В кузове- незакрепленная, овальная цистерна на три тонны. Водитель - солдат срочной службы, казах. Метр с кепкой. Глаза, две узкие щелки. Лезвие бритвы не просунешь. Перед поездкой сожители по палатке дают напутствия, и деньги. В первую очередь, купить в сельском шопе* пару флаконов Луникоффа, а затем, кому зубную пасту, кому крем для бритья. Я еду первый раз. В немецких деревнях бывать еще не приходилось. Езды всего- то три километра в одну сторону. Поехали. Добрались быстро.
Солдат маршрут знает, не впервой ему. Разборная водоколонка находится рядом с магазином. Магазин в центре дорфа*. Пока водитель наполняет цистерну, я бодро шагаю к магазину, который выглядит не намного лучше, чем и в наших деревнях. Одноэтажный домик барачного типа. Вокруг него обычные лужайки вместо газонов. Как и в наших деревнях, свободно бродят гуси. На завалинках, под магазином сидят обычные мужики, хотя и немцы. Один из них с протезом левой ноги на уровне колена. Второй с пустым правым рукавом. Еще пара-тройка без явных признаков увечий. Во, да это же ветераны войны. Вот это да! Я ведь живых участников с противоположной стороны еще никогда не видел. Все они расположились в живописных позах. Одеты, абы как. По - нашему, по - колхозному.
Тот, который с костылями, обращается ко мне:
-Привет камрад!
Я на мгновение опешил, но видя их благодушно-мирное настроение, тут же беру себя в руки:
-Здравствуйте, здравствуйте, камерады.
Они протягивают руки для рукопожатия, и я их пожимаю. Если бы мои земляки, ветераны увидели эту сцену, вот это был бы номер. Даже представить не могу, какая была бы их реакция.
-Что куришь, камрад? - спрашивает меня тот, что с протезом нижней конечности. Он, видимо, среди них за авторитета.
-Охотничьи, вестимо, - отвечаю я бывшим врагам. Где-то я уже слышал, что наши шестикопеечные сигареты пользуются стабильным спросом у старшего поколения аборигенов.
-Может махнем не глядя, - протягивает он мне пачку «каро». Я их уже пробовал. Это такая жуткая, немецкая, табачная отрава из отрав. В картонной коробочке, размалеванной в мелкую шахматную клеточку. Хуже наших «северных». Но я не сопротивляюсь, и с удовольствием меняюсь. Даю ему даже две новенькие пачки своих термоядерных, в обмен на его одну, вонючих.
-О-о спасибо! Хорошо! Ты хороший парень! - все они разговаривают на русском почти без акцента.
-Приезжай еще, мы будем рады.
-Хорошо, постараюсь, - заверяю я и направляюсь в дверь магазина. Я бы с удовольствием пообщался еще долго и неоднократно с этими участниками войны, но почему - то, как всегда в таких случаях, кажется, что еще успею. Что такая возможность будет еще неоднократно. Но увы, время настолько скоротечно, а обстоятельства так быстро изменчивы, что ничего подобного уже не повторяется. В таких случаях нужно всегда пользоваться ситуацией на всю возможность, а не откладывать на потом.
Захожу внутрь магазина. Он довольно просторный и светлый. Прямо передо мною полки с гэдээровским изобилием.
-Гутен таг, - здороваюсь я с двумя миловидными сельскими продавачками.
-Гутен таг, - отвечают они в унисон, дежурно улыбаясь. Иду вдоль полок-стеллажей. Здесь, как и везде, самообслуживание. Выбор всякой дребедени меня всегда поражает в местных магазинах. На фоне нашего скудного и серого товара в СССР, здесь есть "все". Отовариваюсь быстро. Лично себе купил какой- то дезодерант. Продавщица сама выпустила струйку жидкости, по очереди из разных баллончиков мне на тыльную сторону левой кисти руки, чтобы я мог пообонять… И выбрать тот который нравится. Запахи были разные, специфичные и непривычные для моего обоняния. Выбрал наименее резкий, с запахом зеленого яблока. Само собой выполнил все заказы. На выходе из магазина помахал рукой своим новым знакомым. Ауфидерзейн! Они мне тоже любезно покивали, с наслаждением затягиваясь советским дымом солдатского табака, с плесенью.
Мой казах уже сидел в кабине. Я подал ему свой пакет, и запрыгнул на свое место. Едем. Тепло, уже конец второй декады мая. По дороге нам нужно пересечь поперек немецкий шестирядный автобан. Он тянется, как мне позже сказали, с юга на север по вертикали через всю ГДР. При этом мы едем по полевой дороге. Аккуратно выезжаем на средину этой бетонной автомагистрали и наша шишига глохнет. Казах судорожно дергает все рычаги подряд, щелкает ключом, нажимает на все педали , а железяка молчит.
Я быстро оглядываюсь по сторонам. Справа от меня кювет глубиною метров пять-семь. Слева, метрах в семидесяти, прямо на нас несется огромная фура- рефрижератор «Вольво». И он мчит с такой скоростью, что даже при торможении столкновения нам не избежать. Через его огромное, прозрачное лобовое стекло я вижу, как водитель трейлера бросил баранку, и суетится по кабине в поиске пятого угла. Смотрю на своего азиата, а на его лице абсолютно никаких эмоций. Веки глаз по прежнему узкие и ни на миллиметр не расширились. Солнце ярко светит как раз в зените. Поля вокруг изумрудно зеленые от озимых.
Почти рядом, на горизонте возвышаются громады небоскребов западного Берлина. Красота, пейзаж так и просится на картинку. Еще раз смотрю вправо, оцениваю, как я сейчас буду лететь, если успею выпрыгнуть из кабины в канаву. И в каком виде я там приземлюсь. Все это прокручивается в моей голове вместе с оценкой красот пейзажа в считанные миллисекунды. В этот момент, Газ 66-й, говорят изобретенный и внедренный в производство женщиной, срывается с места и перепрыгивает дорогу. За нашей спиной, как метеор с ревом и шумом просквозил тяжело груженный монстр шведского производства. Мы медленно продолжили движение. Только сейчас до меня стало доходить, чего мы только что избежали.
Было непонятно, то ли страх был, то ли нет. Казах по прежнему молчал и не проявлял абсолютно никаких эмоций, как рыба на солончаках его родины. Даже спина не успела вспотеть, настолько все быстро это произошло. Вдруг слышу сигнал какого- то автомобиля слева от нас. Смотрю влево и вижу, нас медленно обгоняет джип с открытым верхом. В нем сидит четыре америкоса в своей военной форме. Все четверо смотрят в нашу сторону и давят лыбу до ушей.
-Ну как? Не обкакались? - спрашивает меня старший их машины. И показывает большим пальцем правой кисти назад. На место нашего, только что не произошедшего ЧП.
-А что там, ты на что намекаешь? - делаю я недоуменную морду лица, типа не понял.
-Помощь не нужна? - продолжает америкос на прекрасном русском языке.
-Нет, нет, у нас все нормально, - говорю я. И толкаю кулаком в бок своего водилу, чтобы прибавил газу. Нам ведь категорически запрещено вступать в какие- либо контакты с представителями западных военных миссий*. Американцы легко и с форсом, обогнали нас, обдав напоследок облаком пыли. Ну, и хрен с вами. Это хорошо, что никто из наших не видел эту ситуацию. А то пришлось бы долго объясняться.
В нашем расположении было мертво и тихо, как на кладбище. Вот так бы никто и не заметил потери бойца. А мы сейчас, истекали бы кровью в кювете. Вряд ли америкосы стали бы оказывать нам помощь. Только засняли бы все происшествие. И может быть показали бы по своим телеканалам в новостях. Ну, да ладно, и помечтать нельзя, что ли. Вечером мои соседи по палатке при распитии привезенной мною водки, выслушав мой рассказ, посоветовали помалкивать. Я согласился что славы на этом происшествии не заработаешь.
Служба фельдшерская для меня здесь протекала тошно, потому что все находились в режиме ожидания. А как всем известно, ждать, это есть одно из самых нудных способов время препровождения. Как скоро выяснилось, урожай в том году был не самым высоким. И, как оказалось, существовала высокая вероятность того, что мы еще и не поедем в Союз. Но должны были быть на чеку, и продолжать ждать.
Я периодически, под различными предлогами, заскакивал в полк. И вот в очередной раз будучи в пмп, застал момент, когда убывал домой майский призыв. То есть на дембель шел мой призыв! Я провожал своих штатных медпунктовских солдат, которые и не догадывались, что я с ними одного призыва. Когда они расселись в кузове шишиги, показал крайнему из них, который сидел возле заднего борта, свой военный билет. Сначала он не понял. Но я ткнул его носом в дату призыва, и тут хоть и медленно, но до него дошло.
- Мужики, да он же нашего призыва! - закричал он, у остальных округлились глаза. Кто - то попытался спрыгнуть с кузова, но в этот момент машина тронулась. Я помахал им ручкой. Больше никого из них мне видеть не приходилось.
На душе было тошно от того, что я сам себе навязал неволю, которая еще год назад казалась мне такой вожделенной свободой. Да, я мог в любой момент расторгнуть контракт. И тогда мне по закону нужно было снова вернуться в состояние срочника, и отслужить тот срок, от которого я увильнул. Капкан. С целиной ничего не известно. Жену вызывать не имею права. Торчать на полигоне тошно. Беру в гарнизонной библиотеке побольше книг, и попросту убиваю драгоценное время.
Чтобы хоть как то спастись от жары, поднимаем в палатке брезентовые углы, и устраиваем вентиляцию. Лежу на кровати, читаю. Рядом на передней линейке, какое - то очередное построение всех технарей батальона. Их проверяет дивизионное и групповое начальство. Меня это абсолютно не касается, поэтому я в расслабленном состоянии. Но краем уха слышу все их разговоры. Вот какой - то технарь, полковник из группового командования, спрашивает дивизионного зампотеха.
-А почему майор Чикуленко не желает ехать на уборку? Чикуленко, это наш ротный зампотех.
- Да, видите ли, ему предложили в соседней, недлитцкой дивизии должность начальника автослужбы дивизии. Вот он и упирается.
-А у него академия есть?- уточняет старшой.
-Да откуда. Нет у него никакой академии. Он на столько тупой, что и вряд ли она у него когда будет.
-Ну так пусть едет на целину и не рыпается, -подытожил групповой полковник.
Начальники пошли медленно вдоль строя, и продолжение разговора я уже не слышал, но над услышанным порассуждал со своей колокольни. Это значит, что Чикуленко и ему подобные всеми правдами и неправдами пытаются увильнуть, не поехать на уборку. Но, при этом, с утра до вечера нас агитируют любить Родину и ехать свет за очи, несмотря ни на что. Вот они, иезуиты, в офицерских погонах. Это раз. Второе, то что офицеры после окончания четырехлетнего (ПТУ) военного училища, для того чтобы дорасти до начальника дивизионного и выше уровня, должны еще поступить, и закончить академию по своему профилю. Вот оно как все не просто оказывается. Мотаю на ус.
Продолжаю мотаться на санитарном УАЗе по служебным делам в госпитали, медбаты. Заскакиваю в магазины и в свой полк. Развожу больных и забираю выписанных. В промежутках письмами отбиваюсь от атак жены. Время потихоньку катится. Нас никуда не отправляют, хотя в других дивизиях уже некоторые батальоны убыли. От нас взяли один взвод, на доукомплектование чужих батальонов. И вот, наконец, в августе приходит долгожданный приказ. Отбой! Мы не едем. Расформирование и возвращение в свои части и подразделения.
Ух, гора с плеч. В первую очередь прошу майора Жук, отправить запрос на жену, что он безропотно и выполняет. Я возвращаюсь в полк. В полку все по - прежнему, только что возвратились из летних лагерей, которые я «просачковал» в других лагерях. Мое возвращение приняли без особого восторга. Вернулся, не поехал, ну и ладно. Приступай к исполнению своих обязанностей.
*ПНШ-помощник начальника штаба.
*анорак-зимняя куртка.
*ширпотреб-широкого потребления товары.
*целина-обширное понятие. Целинные земли. Расположенные, в основном, в степной зоне Казахстана. На уборку урожая ежегодно туда отправлялись на помощь, армейские подразделения. Автоколонны.
*зампотех- заместитель командира части по технике и вооружению.
*шоп-магазин.
*военные миссии-узаконенный, по взаимному договору в 1945 году, контроль за состоянием войск. Наши, такие же военные миссии раскатывали по дорогам ФРГ, и следили за войсками НАТО.