Апперкот

Гари Забелин
Иногда для выявления истины не нужно ходить в Гугл, истина сама тебя находит. Ещё, иногда не решать вопросы поставленные жизнью – лучше чем их решать. Правда, тебя могут назвать нерешительным, но не всегда быть нерешительным – плохо.

Жил я тогда с родителями в центре города в маленькой, но самостоятельной квартирке, расположенной в бель-этаже. Знают ли современники, что такое бель-этаж, но тогда Одесситы знали. В общем-то это первый этаж, и он бы так назывался, если бы под ним не находилось подвальное помещение, которое после революции из капитализма в социализм было переименовано в полуподвальное и его выдавали людям для проживания. Геометрически переименование было справедливо, потому что окно выступало над землей на одну треть, так что подвальным его никак не назовешь.

Мне было 18 и я учился в университете, а в полуподвале под нами жила молодая семья лимитчиков – милиционер и его жена. Было понятно, что если бы он не был милиционером, в этот полуподвал они бы не въехали. Не знаю – откуда была моя уверенность, но, скорее всего это была правда. По пятницам этот милиционер бил свою жену а она кричала и, через  открытые окна по случаю июньской жары эти звуки слышал весь двор. В другие вечера милиционер находился на охране общественного порядка, но из окна «тихо не было». Жена крутила на проигрывателе  одну и ту же пластинку: «Пусть всегда будет солнце» -- видимо пластинка была единственная и когда она заканчивалась милиционерша ставила сначала...


Но, главное, конечно, были крики жены по пятницам. Эти крики провоцировали во мне  чувство справедливости и однажды, влекомый именно этим чувством, я выпрыгнул из окна моей бель-этажной квартиры и плавно приземлившись, тут же через окно впрыгнул вовнутрь полуподвальной квартиры милиционера и милиционерши.

Все оказалось удачно – ничего перед окном на полу не стояло и я приземлился успешно. Я коротко осмотрел комнату, в середине которой стоял обеденный стол с какой-то едой. Пахло борщом. И когда я коротко скользнул глазами по столу, я увидел бутылку водки, колбасу и селедку. Бутылка была практически пуста, как и стакан, стоящий возле. Видимо, было поглощено ровно столько, когда желание бить жену превалировало над всеми другими.

Милиционерша, надо сказать, все еще кричала – похоже, по инерции – ничего нельзя ни начать ни прекратить в тот же миг, как тебе бы того хотелось. Человек не может сменить манеру поведения, если он не специально тренированный актер – милиционерша такой не была и я мгновенно усмотрел искренность в ее поведении, что меня смутило на мгновение.

 
Но, и я тоже не готов был к перестройке моих планов – наладить цивилизованные отношения между милицейской четой, которые милиционер воспринял как вмешательство во внутренние дела своей семьи и бросился на меня чтобы их защитить, а может, защитить жену, но в тот миг я не понял – от кого именно милиционер собирался ее защищать.


 В любом случае я расценил милицейский порыв, как агрессию то есть, как вмешательство в мои миролюбивые намерения. Он медленно махал руками в сторону моей головы при этом,  шаря по полу взглядом, потому что чего то искал в комнате, но сосредоточится и обнаружить то что ищет -- не мог. Но я видел предмет, который искал милиционер. Это была черная тяжелая палка, но она не попадала в поле милицейского зрения, потому что ее экранировал стол с недопитой бутылкой на нем. В общем, не обнаружив палки, милиционер решил нанести удар в мою голову но, это было уже неважно, потому что мой хук в его челюсть сделал свою работу и теперь милиционер лежал на полу на спине слегка подрагивая ногами. Сейчас, он смог бы увидеть палку стоило лишь открыть глаза.


Видя, что милиционер подрагивает ногами или еще почему, милиционерша перестала кричать и метнулась к нему, но тут же отскочила и я подумал, что она припомнила побои, которые получала от мужа еще несколько минут назад. Оказалось не так. Полуодетая милиционерша о побоях начисто забыла но, хук левой, которые я нанес ее мужу, простить не могла. Это я понял по взгляду ненависти, брошенному в мою сторону. Взгляд был искренним  и полным ненавистью ко мне. 

И, не то, чтобы меня это удивило, скорее расстроило – о таком повороте я даже не подумал, а сейчас понял его правомерность, причем, сразу же и сполна... И все таки что-то меня спасло и я думаю, что это была нерешительность милиционерши, которую раздирали два чувства одновременно. Еще я знал, что защищаться не буду, даже если она примется меня бить -- об этом не могло быть и речи. Казалось, это было единственно, в чем  и она была уверена не меньше меня... И тут какое-то чувство неудовлетворения что-ли, какая-то неполнота ощущений, захлестнула меня неожиданно. Впрыгивая в этот полу-подвал, я рассчитывал на другое, не знаю на что, но не на это...

Милиционер на полу зашевелился. Меня это обрадовало, потому что вероятность атаки его милицейши на меня снижалась. Милиционерша бросилась к мужу и присела возле него в попытке, похоже, приголубить. Милиционер в это же самое время тоже попытался сесть из положения лежа на спине, но неудачно, потому что в результате этих двух попыток милиционер и милиционерша стукнулись головами и для потерявшего силы милиционера этого оказалось достаточно, чтобы упасть в нокаут опять.  Я, еще подумал, что откуда потеря сил, милиционер ведь не расходовал энергии когда я проводил апперкот...

Время для того, чтобы вернуться к себе в бель-этаж было наиболее подходящим, что я и сделал через то же окно, в которое впрыгнул лишь несколько минут назад. Но, перед тем, как подтянуться к внешнему косяку полуподвального окна, я обернулся и взглянул на пару на полу.

Она, по-прежнему старалась его приголубить, стоя на коленях перед милиционером, пытавшимся сесть из положения лежа. Он уворачивался, но без какой то агрессии. Ему было стыдно. Стыдно от всего того, что произошло. От всего комплекса. Таким образом я все это увидел за ту короткую секунду, на которую оглянулся перед тем, как подтянуться на руках к земле и выпрыгнуть к свежему воздуху. 


Что-то меня не устроило в вечернем посещении соседей до такой степени, что я плохо спал. Это случается настолько редко, что я проснулся обеспокоенный и хуже того, на час прежде обычного. Это меня тоже расстроило, потому что вторая пара была психология – мой любимый предмет, а я когда не высплюсь, очень туго соображаю и ещё хуже запоминаю.


Дальше события разворачивались по следующему сценарию: Я пошел в институт, а вечером была тренировка в спортзале – это как каждый день. Неожиданно после вчерашнего я захотел пропустить тренировку и позвонил тренеру. – Только не сегодня, – ответил тренер, – сегодня придет доцент из строительного посмотреть на твой апперкот, я ему рассказал. Имей в виду, этот хук не только твой, –  и пошел, пошел и я понял,что сегодня придется прийти.


Я провел апперкот в первом же раунде спарринга. Я слышал,  как тренер предупреждал  моего соперника – не новичок, тоже первый разряд, но тот ничего сделать не смог. Соперник упал на спину с призвоном. Но тут что-то случилось. Одновременно я почти почувствовал боль, как будто не он а я упал плашмя на спину с призвоном и ... я увидел доцента из строительного, который чуть не подпрыгнул от восторга, будто хук провел не я а он... Раунд еще не кончился, но я, не дожидаясь гонга пересек ринг, не обращая внимания на лежащего соперника, подошел к тренеру и сказал: – я должен уйти прямо сейчас. – Вид у тренера стал растерянный, как будто он уже не тренер вовсе.



Доцент с кафедры почему-то тоже оказался здесь с открытым ртом, собираясь сказать моему тренеру что-то мудрое про меня,   до чего мой тренер сам не догадался и тут, этот посторонний, в сущности доцент стал свидетелем того, чему свидетели вовсе не нужны. Словом, не успели они оба закрыть рты, как я уже расшнуровал и сдернул перчатки.


Тренер еще что-то принялся рассказывать про мои исключительные обстоятельства, несмотря на которые я все-таки пришел на спарринг, потому что доцент собирался посмотреть... но я уже шел к раздевалке... Еще вчера я был бы как на крыльях, я мог делать на ринге все что хотел.  Сегодня, может на мгновение, но мне показалось, что видеть этого места я больше не могу...

Так зачем я впрыгнул в этот полуподвал и в эту жизнь? Стал бы я это делать, если бы не уверенность, что я могу привести хук слева практически любому. Причем здесь справедливость? Причем здесь вера? Как мне удалось унюхать в себе благородство? Лишь изощренный самообман!

Стоял жаркий майский вечер, когда я подошел к дому. Освещенное окно полуподвала было распахнуто. Проходя мимо этого окна, я почувствовал призывный запах украинского борща и
услышал заезженную пластинку, на этот раз прислушиваясь к словам: «Пусть всегда будет водка, колбаса и селедка». Это было то, что я услышал и вспомнил, что я все это видел на столе во время моего прыжка вовнутрь... Слова же у оригинала такими быть не могли... и я застыл возле окна, ожидая повторения и дождался – ведь песня короткая, а пластинка не долгоиграющая. «Пусть всегда будет солнце» -- услышал я повтор.  – Ни водки, ни колбасы, ни селедки там не упоминалось.

Эту подмену совершили мои мозги, которые в пародии, видимо, усмотрели больше жизненной правды, чем в оригинале. Ведь  мотивированный человек склонен к самообману, но подкорка – не обманывает и человек во сне или случайной задумчивости не лжет себе, как это делает бодрствующий, который предпочитает желаемое действительному.