Жизнь и охота часть 5

                Глава14. Путь наверх
   
               
   Набор слушателей проходил в летнем лагере академии, на изучение прибывших абитуриентов и сдачу ими экзаменов отводился месяц. Отвечал за набор начальник курса – опытный офицер с большим стажем работы с личным составом. Наш начальник - это импозантный полковник с черепом Сократа, кличку ему дали «Папа Голдуотер» - за внешнее сходство с министром обороны США. У него в подчинении было сто двадцать человек, задача перед ним стояла не простая – вычислить людей проблемных (склонных к употреблению спиртных напитков, имеющих семейные проблемы и прочие скрытые пороки, с которыми ему в дальнейшем придётся столкнуться)  и закрыть шлагбаум перед ними. Эта задача решалась двумя путями: тщательным изучением личных дел и непосредственным наблюдением за испытуемыми (насколько добросовестно они готовятся к экзаменам, как проводят досуг, какое место занимают в коллективе и т.д.).

   После нескольких дней подготовки и консультаций ко мне стали подходить абитуриенты не только из своей, но и из смежных групп за советами и консультациями. Очерёдность сдачи экзаменов определялось по жребию, я не любил долго ждать и, когда попал в конец списка, попросился сдать экзамен по математике вне очереди за счёт времени, отводимого на подготовку, всё это не прошло мимо внимания Папы.
 
   Экзамены я сдал успешно, накануне мандатной комиссии Папа проводил индивидуальную беседу с каждым потенциальным слушателем, подошла и моя очередь. Беседа наша была не долгой: «Ну что, товарищ Р, экзамены Вы сдали блестяще, Ваша техническая подготовка подтверждена классностью, в пьянстве Вы замечены не были, в общении с товарищами показали себя скромным, заслужили их уважение, Вы, конечно, член партии?».
   Я замялся, подыскивая не слишком категоричный ответ.
- Ну что ж, Вы так засиделись в комсомоле?
- Я, товарищ полковник, из комсомола вышел, а в партию ещё не вступил.
Ответил я, пытаясь хоть как-то смягчить формулировку, но не тут-то было. Лицо обычно спокойного и уравновешенного ветерана войны накрыла радуга цветов побежалости, он открыл рот скорее, чтобы дышать, чем говорить. За время этой паузы я подумал: «Завтра меня выгонят с позором, а Папу отправят на пенсию с почётом», мне стало жаль его, для человека, с боевыми заслугами и безупречной репутацией, досрочное окончание службы - позор не меньше, чем для отвергнутого партией старшего лейтенанта. Придя в себя и не глядя на меня, Папа пробурчал: «Завтра лишнего не говори, и с вступлением в партию не медли».

   Я всё сделал, как посоветовал старый, мудрый воин: успешно прошёл мандатную комиссию, выждал год, чтобы заполучить рекомендации, и во второй раз в жизни, первый и единственный в истории академии, стал молодым дважды кандидатом в члены КПСС.
   При обсуждении моей кандидатуры полной ясности в моей биографии коллектив не достиг, поэтому мне приклеили шутливый ярлык: «Человек с тёмным прошлым и невзрачным будущим».
            
   В первый год обучения в академии в моей жизни произошёл коренной перелом, определивший весь дальнейший жизненный путь. Главной наградой для меня за все испытания предыдущих лет стал подарок судьбы – мне Бог послал вторую половину семьи (точнее 51 процент). Надо сказать, что с девушками я контакты поддерживал постоянно, но о серьёзных намерениях мыслей никогда не возникало, но тут всё произошло неожиданно и мгновенно.

   С первых дней службы на НЗ я познакомился на КП с диспетчером авиационного полка, младшим сержантом срочной службы Геннадием Ольским. Это был весёлый, находчивый, общительный парень, готовый каждому оказать посильную услугу, он идеально подходил к своей воинской должности. Его круг общения был невероятно широк: лётный состав и всё командование полка, диспетчеры взаимодействующих аэродромов, оперативные дежурные взаимодействующих родов войск, метеослужбы и т.д. Сутки напролёт он с кем-либо разговаривал, обсуждая последние новости и рассказывая последние анекдоты, рассказчик он был великолепный с тонким чувством юмора. Многие обращались к нему за советом или помощью с целью прояснить служебную ситуацию и настроение начальника, за возможностью познакомиться с нужным человеком, я тоже обращался к нему за помощью при поиске канистры.

    Мы сошлись как земляки и по прибытию в Ленинград поддерживали связь между собой. Однажды в телефонном разговоре он мне сообщил, что к его соседке по коммунальной квартире приехала племянница из города Орджоникидзе, скромная и весьма привлекательная и тут же предложил организовать встречу сослуживцев  на его квартире авансом в счёт грядущего дня его рождения.

   Вечеринка прошла организованно, я за столом «случайно» оказался рядом с прекрасной незнакомкой, мы, естественно, без промедления познакомились и при прощании договорились о совместном походе в театр. Общение наше было недолгим, вскоре она уехала домой, а я остался в полном убеждении, что это моя судьба и никто и никогда не сможет мне её заменить. Это было судьбоносное решение, и оно на долгом и тернистом жизненном пути никогда не подвергалось сомнению.

   Около трёх месяцев мы с Люси активно вели переписку и телефонные разговоры, в период Новогодних каникул я собрался ехать в Орджоникидзе к её родителям просить руки и сердца их дочери, но её ленинградская тётя сказала, что отец у неё придерживается строгих правил и со мной разговаривать не станет. Тогда я попросил взять миссию свата своего друга по училищу, старше меня на два года, грузина Гурия, у которого я нашёл временное прибежище. На имя начальника курса написал рапорт о предоставлении мне краткосрочного отпуска с выездом в г. Орджоникидзе с целью решения семейной задачи.

   Миссия наша прошла успешно в соответствии с установленными традициями и обычаями. По прибытию я доложил Папе о благополучном возвращении, он хотел поздравить меня с законным браком, но я сказал, что регистрация и свадьба назначена на август месяц. Папа стал отчитывать меня за то, что я по серьёзной причине получил отпуск, но никаких свидетельств реализации заявленного события не представил. Я ответил: « Штамп в документе – это формальность, главное – договорённость о предстоящей свадьбе».
- Вы, товарищ Р, всё время торопитесь и не отличаете главного от второстепенного. Смотрите, что б не получилось, как на стрельбище – «без подготовки».

    Этим Папа выражал неудовольствие моими внеплановыми заходами на экзаменах и досадным срывом на соревнованиях по офицерскому троеборью, когда я на огневом рубеже произвёл преждевременный выстрел до команды огонь. Команда была длинная, и я рассчитывал использовать это время для прицеливания, но выстрелил на долю секунды раньше и меня сняли с огневого рубежа. При подведении итогов в моей мишени была одна пробоина, но какая! Она в точности совпадала с центром десятки.

   Опасения Папы были напрасны, второй курс обучения я начал женатым человеком.
На третьем курсе к нам в группу пришёл инженер Фролов Юрий Иванович с кафедры Передачи Данных (ПД) и стал приглашать желающих поработать в Военно-Научном обществе над созданием программ по обработке статистики ошибок в дискретных каналах связи. Я с удовольствие согласился и очень увлёкся этой проблемой.

   С Фроловым мы были немного знакомы по училищу, он был слушателем на два курса старше меня, встречались мы на соревнованиях по боксу, он был в тяжёлых категориях, крепко сложён – боксёр от природы.
    В процессе работы мы с ним сошлись ближе, и он поведал мне свою историю. Начал так: «Юра, я завидую тебе, ты не пьёшь, а я зависимый». Далее рассказал, что после окончания училища женился, остался служить в г. Пушкине, всё шло отлично. Началась весёлая беззаботная жизнь, друзья, застолья. Перебрав лишнего, он становился легко возбудимым и неуступчивым, несколько раз его задерживала милиция, он оказывал сопротивление, наносил травмы работникам милиции. С таким послужным списком продолжать службу не имело смысла, и он уволился из рядов СА.

   Работу нашёл денежную – копать могилы на кладбище, но воронка социальной среды и кладбищенского образа жизни стремительно потянули его на дно. Жена от него ушла, и это обстоятельство ещё больше увеличило силу тяготения, дело дошло до того, что он стал оставаться ночевать на кладбище. Стало понятно, так жить нельзя, собрав остатки силы воли, он обратился за помощью к медицине, прошёл полный курс лечения, устроился на работу в ВАС, восстановил семейные отношения. Это вовсе не означало полного возвращения к нормальной жизни, напротив, он находился в постоянном напряжении, кандалы старого груза держали его мёртвой хваткой, когда терпеть было не в мочь, он доставал из загашника припасённую бутылку и вливал в себя необходимую дозу. Жизнь подтвердила правоту его истории, через два года он сорвался штопор, из которого уже не вышел, потерял семью, работу и исчез с горизонта жизни, существенным образом повлияв на мой дальнейший жизненный путь.

   Я продолжал начатое с инженером Ф дело под руководством опытного педагога и учёного, полковника З. Нам удалось решить поставленную научную задачу, результаты нашей работы были помещены в Научно-исследовательских отчётах, мне не составило труда успешно защитить диплом с оценкой «Выдающийся», это открывало мне путь для поступления в адъюнктуру.

   Успехи в учёбе позволили мне претендовать на получение очередного воинского звания «капитан», вопреки соответствию должности «старшего лейтенанта», с которой я поступил в академию, для этого необходимо было «переходить» один год. Все формальности были соблюдены, и моё представление было направлено к единственной для этого дате 23 февраля.

   Ново земельский зигзаг напомнил о себе ехидной ухмылкой, мне единственному из всего академического списка было отказано в этой чести, по причине того, что нынешний приказ подписывался на день раньше, чем тот, по которому мне было присвоено звание старшего лейтенанта, пришлось перехаживать в этом звании два года, но это были уже мелочи.

   Процесс обучения в Академии был достаточно напряжённый: шестидневка с самоподготовкой до позднева вечера, при необходимости, в периоды сдачи зачётов и подготовке к сессии задействуются и выходные дни. Несмотря на всё это, я изыскивал возможность, выбираться в охотничьи угодья в окрестностях Путилова. Как правило, охотились мы с братом Женей вдвоём, знание особенностей местности позволяло нам действовать согласованно на большом пространстве без средств связи. Достигнутая степень взаимопонимания делала охоту вдвоём в три раза более эффективной, чем в одиночку. Вот некоторые из этих охот.

                Заяц – колобок

   На Востоке Ленинградской области когда - то было много болот, но в результате грандиозной программы мелиорации в 60 годы прошлого столетия болота превратились в обширные поля, пересечённые канавами.

   На эти поля выпустили зайца русака, завезённого из Польши, но со временем лисы, борзятники и тяжёлая сельскохозяйственная техника свели его численность до критического уровня. Тем не менее, охотиться на полях интересно. Зимой мы с братом гоняли там лисиц, а если выпадает оттепель, то с большой долей вероятности на полях можно встретить зайца беляка, так как стекающая с веток вода выгоняет его из леса на открытые пространства.

   В эту снежную зиму на выходные выдалась глубокая оттепель, и мы с братом отправились на поля. Обходить обширные пространства следовало по канавам, поросшим ивняком, где заяц мог найти пищу и убежище.

   Вскоре удача улыбнулась нам, и на влажном снегу мы обнаружили чёткие отпечатки заячьих лап. Заяц продвигался вдоль канавки, останавливаясь на жировках. Пройдя около трёхсот метров, мы обнаружили встречную двойку. Это означало, что заяц закончил «завтрак» и отправился на днёвку. Дальше двигаться было нельзя, так как, будучи потревоженным, заяц мог уйти незамеченным по заросшей канаве, поэтому я остался стоять, а брат отправился обходить канавку и занял на ней стрелковую позицию там, где следов зайца уже не было.
 
   После этого я двинулся по другому краю канавки и через сотню метров удивился, увидев выходные заячьи следы. Зачем же ему идти в открытое поле? Я подозвал жестом брата, и мы снова пошли по заячьим следам. Заяц достиг параллельной канавки, и нам пришлось повторить прежний манёвр, но заяц и в этот раз сделал двойку, смётку и покинул канавку. Но на этот раз было видно, что привлекло его внимание: в двух сотнях метрах виднелся островок бурьяна. Туда и вели следы зайца.

   Обойдя с двух сторон островок, мы убедились, что заяц находится в бурьяне. Шансы на успех представлялись высокими, так как островок был небольшой, не более 50 метров в диаметре, и мы ожидали, что заяц может выскочить в любой момент. Поэтому я остался на месте, а брат вернулся на входной заячий след и вошёл по нему в бурьян. Растительность в островке была достаточно густой, а следов много и проследить передвижение зайца было затруднительно, поэтому брат просто пересёк островок по диаметру, но заяц сидел плотно! Тогда мы разошлись от центрального прохода примерно по десять метров и, внимательно осматривая пространство перед собой, «разрезали» островок на четыре части. Зайца не было!

   Возможно, мы не заметили его выходной след, подумали мы и решили повторить обход. Завершая обход, мы обнаружили свежий гонный выход. Пройдя по нему «в пятку», увидели выходное отверстие из сугроба всего в метре от последнего прохода. Заяц поступил очень грамотно, безусловно, он слышал наши проходы, но выскочил, когда оказался за спиной охотника.

   Мы решили дать возможность зайцу успокоиться. Брат стал обходить канавку, в сторону которой направился заяц, а я медленно двинулся по следу. Как и ожидалось, заяц достиг ближайшей канавки и пошёл по ней. Эта канавка через пятьсот метров соединялась с овражком. Брат вышел в эту точку, показал условным сигналом, что выходного следа нет, и занял позицию для стрельбы. Я продвигался вдоль канавки, в которой было мало растительности и, поэтому в некоторых местах она была сильно занесена снегом. Начинающаяся позёмка заносила следы, что требовало повышенного внимания. По мере того, как сокращалось расстояние между мной и братом, крепла уверенность в предстоящем успехе, так как одна сторона, откуда пришёл заяц, была обрезана братом, а с другой стороны было чистое поле. Опытный заяц, каким был наш оппонент, должен понимать, что в чистом поле днём заяц беляк – не воин. Не уйти ему ни от лисы, ни от собаки.
 
   Где-то на середине пути, сквозь позёмку, я замечаю на берегу канавы какое-то возвышение, похожее на занесенный снегом пень. При ближайшем рассмотрении «пнём» оказалась старая знакомая – полярная сова. Наше знакомство состоялось на Новой земле. Птица эта весьма зоркая и строгая, ближе, чем на 100 – 150 метров не подпускает ни человека, ни вездеход. Её основной добычей в Заполярье является лемминг. В годы его неурожая сова испытывает голод, который гонит её в более южные районы, где мы и встретились. Удивительным было поведение хозяйки полярных безмолвий. Она спокойно сидела и взирала на подходящего охотника, вытаращив глаза, что - то явно её здесь удерживало.

   Взлетела сова неохотно с расстояния, примерно, 30 метров. Подойдя к тому месту, где она сидела, я понял причину её необычного поведения. На снегу виднелись следы заячьих манёвров, а на них – хватки крупных когтистых лап. Заячьи следы заканчивались лункой комковатого снега, на которой и сидела сова.

   Я подозвал брата, ознакомил его со сложившейся ситуацией, снял рюкзак и предоставил ему почётное право заполнить этот рюкзак зайцем. Затем я сошёл с лыж, воткнул своё ружьё прикладом в снег, взял в руки одну лыжу и стал ею протыкать сугроб.
 
   Мы оба находились в состоянии напряжённого ожидания: брат стоял в положении изготовки к стрельбе, а я постоянно переставлял своё ружьё, чтобы оно находилось на расстоянии вытянутой руки. Брат хороший стрелок, но я надеялся на участие в завершающей фазе охоты.

   Время шло, количество отверстий в снегу всё увеличивалось, а зайца не было. Постепенно стало закрадываться сомнение: а здесь ли заяц? Может быть, он ушёл в поле по уплотнённому снегу?
   Терзаемый этими сомнениями, я забыл про своё ружьё и без всякого энтузиазма продолжал механически протыкать сугроб. Брат тоже расслабился и опустил ружьё ниже пояса на вытянутых руках.

   И вдруг! Лыжа моя завибрировала, как спиннинговое удилище при поклёвке крупной рыбы. В ту же секунду между нами взорвался снежный фонтан, из которого, словно торпеда, вылетел заяц и ударил брата в ногу. Я от неожиданности уселся в сугроб, а брат разрядил свои стволы «от живота» между ног у зайца. Мы стояли завороженные и смотрели, как быстро тает в чистом поле заячий силуэт.
   Разбор событий на этой охоте был очень жарким, а сошлись мы на том, что слишком быстро бегает заяц, шлёпнутый лыжей по лбу.   

                Охота на лисиц с флажками

   На лисиц с флажками мы с братом охотились, как правило, вдвоем. Однажды он не смог приехать, и я отправился один, благо флажки были сделаны из капрона и весили не много.
   Обходя поле по опушке, вскоре нашёл лисий выход. Прошёл по нему около 150 метров и по характеру следа – он стал менее устремлённым, шаг укоротился, появились остановки и мочеточки, я понял, что лисица идёт на лёжку. Лес был лиственный, молодой, рельеф ровный и я приготовился к дальнему походу. Пройдя немногим более километра, вышел я на моховое болото, поросшее сосняком. Болото было круглое (оно в народе так и называлось) диаметром примерно метров 600, и я стал обходить его с подветряной стороны. Обойдя болото, я удивился: выхода не было, но и на болоте не видно было тех характерных мест, где лисица могла бы устроиться на днёвку.

   Начинать оклад было рискованно так как, в условиях ровного, спокойного рельефа вероятность его успешного завершения была не велика. Характер растительности позволял надеяться на удачу, в скрадывании и на прицельный выстрел.
    Освободившись от рюкзака, я двинулся к центру болота, но не по следу лисицы, а сначала вернулся своим следом на четверть оклада, и затем свернул в полветра в сторону предполагаемой лёжки.

   Так я поступаю всегда, потому что лисица действует по жёсткому алгоритму. К месту днёвки она продвигается против ветра, в поиске удобного места лёжки (защищённого от ветра и осадков) делает несколько проходов, прослушает обстановку и возвращается в центр места днёвки, где и устраивается за укрытием с подветренной стороны таким образом, чтобы глаза и уши контролировали её входной след, а нос – тылы.

   Я продвигаюсь не спеша, стараясь не задевать веток, шерстяная одежда способствует бесшумному движению. В центре болота среди высоких сосен замечаю огромный выворотень, ствол которого застрял в соседних кронах. Сомнений нет – вожделенный объект охоты здесь и уже в пределах досягаемости моего зверобоя! Слышу удары сердца, чтобы не дышать громко, продвигаюсь медленно и плавно, обхожу выворотень и снова удивляюсь. Вход есть, а лисицы нет. Подхожу ближе и замечаю следы, ведущие по окружности выворотня на ствол сосны, крона которой лежит на макушках других сосен.

   Сколько я не кружил вокруг, сколько не всматривался в это сплетение веток, я ничего не увидел. Тогда я стал свистеть и кричать. В полукилометре от меня проходила железная дорога, по ней то и дело проходили электрички, грохотали товарники, и в совокупности с сильным ветром это создавало такую шумовую завесу, что зверь на мои звуки никак не реагировал и в надёжности своего убежища ничуть не сомневался.
 
  Тёмных мест в нём было предостаточно, но я решил, что лисица, вероятней всего, лежит на стволе, поэтому зарядил разбрасываемый патрон (для стрельбы на короткую дистанцию – до 20 метров) и выстрелил в центр сгущения. Оттуда вывалился огромный лисовин и, лавируя телом, устремился на мою голову. Голову я вовремя убрал и успел придавить его ногой. Попадание было двумя дробинами №3, но этого оказалось достаточно – через некоторое время он затих и расстался со своей роскошной шубой. Она была так хороша, что я решил её не сдавать, а оставить на память об этой необычной охоте.

                Охота на лисиц троплением

    Всем известны способы охоты на лисиц: с собаками (гончими и норными), с флажками, на приваде, скрадыванием на полях во время жировки с манком или дальнобойным нарезным оружием. В моей охотничьей практике был период, когда мы с братом заразились и серьёзно (брали лицензию и добытую пушнину сдавали государству) занимались этой охотой. С позиции своего многолетнего опыта могу утверждать, что охота на лисиц – одна из самых завлекательных и эмоциональных, особенно в завершающей стадии. Мы охотились с флажками, троплением и на полях нагоном.

    Вопреки общепринятому мнению, что к лисе невозможно подобраться, я к «спящей красавице» несколько раз подходил на расстояние в несколько метров, будил её тихим свитом и стрелял в макушку между ушей. Лису принято считать зверем осторожным, хитрым и расчётливым, всё это не одно и то же и посмотрим, как эти знания следует использовать на охоте.

   Место днёвки лиса выбирает очень расчётливо, исходя из погодных условий: если ясно и морозно – ложится на открытом месте; если метель и ветер – уходит в овраги, карьеры, канавы, устраиваясь на их склонах с под ветряной стороны на высоте, где её не тревожит ветер; при приближении циклона с ветром и осадками – лиса норится, укрывается в лесных завалах, каменистых россыпях и т. д. Если для днёвки выбирается участок леса, там лиса ложится с завидным постоянством, пока не будет взята, более того, через 2-3 недели освободившийся участок вновь будет занят.  Исходя из вышесказанного выбирается место и способ охоты.

  Свойство лисьей расчётливости ярко проявляются при выборе направления отхода от опасности. Мы с братом успешно использовали это свойство на обширных полях. Обнаружив опасность на большом расстоянии, лиса начинает неспешно отходить: если на поле имеется канава, то она последует по ней, укрываясь неровностями и растительностью; если стоит копна или стог, она не преминет использовать их для скрытия пути отхода. Если при этом думать, как лиса, то просчётов не бывает.
 
   Перед тем, как залечь на выбранном месте днёвки, лиса начинает хитрить: делает несколько проходов в разных направлениях, останавливается на высоких местах, по долгу сидит и слушает, осматривается, а затем возвращается в середину своих обходов и залегает головой к входному следу. У не опытного охотника шансов подойти к спящей лисе практически нет, но хитрость, в отличие от ума имеет свойство повторяться, а ум способен нейтрализовать эти хитрости. Рекомендации просты: нельзя идти по лисьему следу по ветру, на пересечённой местности следует использовать возвышенные места, с которых внимательно осматривать под ветряные склоны; признаками скорого залегания являются: укорочение шага, наличие моче точек и мест остановок. Засыпает лиса не сразу, устроившись на днёвку, несколько раз, с укорачивающимися интервалами она поднимает голову и осматривается, поэтому торопиться тропить её спозаранку не следует.
 
    Если вы правильно подобрали одежду и обувь, решили первую часть задачи и подобрались на дистанцию выстрела, то имейте в виду – лиса лежит в снежной лунке, над поверхностью снега возвышается её мех, а тело защищено слоем снега, неудача весьма вероятна, поэтому следует заставить лису поднять голову тихим свистом.

   Необходимо учитывать свойство лисьей расчётливости в ситуациях, когда в силу погодных условий удаётся подойти вплотную к месту, где она укрылась. Будучи потревоженной, лиса выскакивает из укрытия, но никогда не мчится «без оглядки», она «не спеша» осмотрится, оценит обстановку и найдёт единственно правильный маршрут отступления, например, прыгнет за кочку, оттуда - за куст, под прикрытием куста доберётся до впадины, канавы, перепрыгнет через бугор и «будет такова». Вряд ли человек в подобной ситуации решит такую задачу за две-три секунды.
      
    Охота с флажками основывается на свойстве зверей (волк, лисица) избегать всего нового и неизвестного – это осторожность. Границы осторожности у лисы и волка существенно разняться. Мне довелось участвовать в охоте на семью волков, обложенных флажками. В течение двух дней взяли всех, кроме одного, которого пришлось оставить до следующих выходных. Разведка показала, что два-три дня он отлёживался в завалах, а всё остальное время ходил вдоль флажковой линии. Уставшего, потерявшего бдительность волка взяли без труда.

    У лисы свойство осторожности гармонично сочетается с расчётливостью. Я много раз охотился на лисиц с флажками в одиночку. Делаю оклад, поднимаю лису, встаю на номер. Если к этому моменту лиса успела сделать круг и убедиться, что выхода из него нет, то она залезает чащу и отсиживается там, я её тревожу, она повторяет свой манёвр, взять её до наступления темноты не удаётся. Четырежды приходилось оставлять лису в окладе на ночь и все четыре раза ночью она покидала оклад. Всякий раз следы показывали, что она проходила несколько раз вдоль флажков, приближаясь к ним вплотную, в то время, как днём она и «видеть их не хочет». Оклад покидает в приметных местах: флажок заслоняет ствол дерева, флажки провисли до земли, между флажками пролегла борозда, флажки прошли через густой клочь бурьяна и т.д. Учитывая это, в последний раз я тщательно поправил все флажки – не помогло. Убедившись, что слабых мест нет, лиса схватила шнур и тянула его во внутрь оклада, пока он не порвался, затем спокойно вышла в образовавшийся прорыв. Это говорит за то, что лиса, наряду с указанными свойствами, наделена способностью мыслить, принимать и реализовывать смелые решения.
               
     В заключение повествования приведу один пример охоты на лисиц троплением с нестандартным окончанием.
   Ветер, метель, двигаюсь краем поля, выходящим на косогор. Косогор прорезают овраги и мелиоративные канавы. Нахожу утренний, выходной лисий след, троплю и обнаруживаю на косогоре крупного лисовина, который лежит под защитой высокого берега занесённой снегом канавы. Место не самое подходящее для днёвки - берег канавы низкий, ветер задувает в канаву снег, лисовин виден с трёх сторон. Похоже, лисовину оно тоже не нравится, он часто поднимает голову и осматривается.
 
    Завидев лисовина, я предельно медленно принял положение лёжа, закрыл капюшоном маскировочного халата лицо, и, наблюдая за лисовином, стал медленно сближаться. В этой ситуации шансы на успех были не велики, поэтому я не спешил и ждал, когда лисовин уснёт. Вопреки моим ожиданиям, лисовин, вдруг, встал, сделал несколько шагов и исчез, как будь - то провалился сквозь землю. Сделав паузу, я медленно встал и тихо стал подбираться к месту лёжки лисовина. Здесь я обнаружил два отверстия в снегу на расстоянии трёх метров друг от друга. Снег вокруг них был чист, это означало, что норы в канаве нет и лисовина от меня отделяет лишь слой снега на дне канавы, толщина которого чуть больше одного метра.

   Настал момент истины, дыхание спёрло, пульс участился, краем канавы я стал приближаться к снежной норе, ожидая «взрыва». Лисовин не мог меня не слышать, но покидать своё убежище не торопился, ожидая, когда я пройду его, но я замер против первого отверстия. Через несколько секунд из второго отверстия показалась голова лисовина, я не шевелился: «Дистанция короткая, всё равно надо его отпускать, пусть вылезает спокойно» - думал я. Лисовин осмотрелся вокруг, окинул меня взглядом с ног до головы и решил иначе – он не спеша утонул в своей норе.

   Это ненадолго, подумал я, опустился в канаву и стал топтаться вокруг первого отверстия, но нервы у лисовина были крепкие - время шло, я топтал и топтал, а он делал вид, что его там нет. Наконец, я сдался, присел на берег канавы между отверстий, положил ружьё на колени и стал думать, что же мне делать дальше? Мои раздумья прервал огненно снежный фонтан, вырвавшийся из отверстия, со стороны приклада. Пока я вставал, разворачивался и поднимал ружью, лисовин уже не бежал, а летел. Торопливый дуплет не остановил его, но капли крови и замедленный бег свидетельствовали о серьёзном ранении.

    Я устремился в погоню, лисовин вышел на дорогу и повернул по ней, облегчив путь себе и мне. Дорога проходила мимо большого карьера – излюбленное место для лис и зайцев, где они дневали или скрывались от погони. Это меня вполне устраивало: «Отсюда он никуда не уйдёт, к утру сомлеет и я легко доберу его» - думал я. На утро, выспавшись, не спеша я двинулся в сторону карьера, нашёл входной след и стал тропить своего лисовина. Всё шло по плану, вскоре я обнаружил несколько лёжек с кровью – лисовин шёл и периодически отдыхал, всё говорило за то, что эта охота завершится достойным трофеем.

   А вот и последняя лёжка, перечёркнутая трассами от крупной дроби, рядом следы охотника, ведущие в сторону села. Через неделю я встретил того охотника и спросил его: «Как успехи?», он рассказал, что в прошлый выходной взял какого-то странного лисовина: «Увидел, подошёл, он поднял голову, я стрельнул, больной какой-то» подытожил он.

                Охота на енота
   
   Енотовидная собака, он же уссурийский енот (енот), он же уссурийская лиса, получил эти  названия с момента приобретения Россией Дальнего Востока. Это не означает, что он такой молодой, скорее наоборот. Ареал обитания этого существа – северные районы Юго-Восточной Азии и он такой же древний, как весь юго-восточный мир. Этот представитель собачьего рода несет в себе черты восточного человека, он так же скрытен, загадочен, совершенен и консервативен, он «не желает прогибаться под изменчивый мир», а тихо подминает его под себя там, где ему это надо.

   В течение тридцати лет Советская Власть пыталась расширить за его счёт свой пушной рынок, распространяя енота во всех областях Советского Союза. Результат: енот категорически отказался обитать в Сибири, но быстро и незаметно заполонил нашу Европейскую часть, а за нею и всю Западную Европу. Пушную казну сколь-нибудь заметно он не обогатил, а вот резкое сокращение боровой и полевой дичи охотничьи угодья ощутили быстро. Попытки человека снизить его численность успехов не принесли, лишь природный механизм не даёт сбоя. В природе единственным врагом енота является волк, но в силу их родства и низких гастрономических качеств енота, а также завидной плодовитости (в помёте бывает до шестнадцати щенков) волк не способен заметно ограничить численность енота. К этому следует добавить, что в самое голодное время года для волка енот пребывает в спячке глубоко под землёй, используя лисьи и барсучьи норы. Единственным, надёжным и эффективным средством, останавливающим экспансию енота на окружающий животный мир, является природный механизм – периодические эпизоотии.
 
     При внешней неказистости – коротколапый, медленный, неуклюжий, при этом ни с кем несравнимый по выживаемости. Обладая толстой, густой шубой и способностью запасаться жиром в любых условиях за счёт всеядности, енот – единственный представитель собачьего рода способен впадать в спячку и переживать не благоприятные погодные условия. При этом в отличие от ежей и медведей, он способен проснуться в нужный момент, чтобы  поправить ситуацию. Плотная шерсть и жировая прослойка в области шеи и груди хорошо предохраняют его тело от смертельной хватки собаки. Самый быстрый и эффективный способ умерщвления жертвы у охотничьей собаки – хватка в области шеи и резкое движение, на еноте не работает, так как в этой ситуации он способен быстро расслабиться, остановить дыхание и не подавать признаков жизни, собака тут же теряет всякий интерес к своей жертве.
 
   Все мы любим бродить по лесам с разными интересами, и довольно часто встречаем там их обитателей, вплоть до медведей, но многие ли из нас встречались c енотом? Боюсь, что нет, так как стихия енота – тёмная ночь, а в дневное время – надёжное убежище.

   Один бывалый охотник мне рассказал, как во время ночной охоты его собака остановила енота. Охотник подошёл к добыче, подал команду собаке, а после её исполнения присел на пенёк, чтобы насладится папиросой и результатом охоты. Он снял рюкзак, положил его рядом с енотом, присел на пенёк и закурил. Закончив перекур, охотник взял рюкзак, развязал кузовку, протянул руку за енотом, но его нигде не было! Енот удалился быстро, «без шума и пыли», собака уже ушла в поиск и помочь ничем не смогла. С тех пор охотник перестал брать папиросы на охоту, а затем и вовсе бросил курить.

   Двое любителей охотились на зайца с гончаком. Собака стала отдавать голос на одном месте. Хозяин собаки пришёл на голос и обнаружил под корнями деревьев запавшего енота. Вдвоём им удалось вытащить его из укрытия, а после того, как гончак «придушил» енота, хозяин стал звать напарника, так как рюкзак у них был один на двоих. Для того чтобы позвать напарника, хозяину пришлось выбраться из оврага. Когда охотники вернулись на место, где лежала добыча, последовала короткая немая сцена, а затем бурный диалог с использованием ненормативной лексики.

   Тёмным осенним вечером удача посетила охотника-профессионала, его собака отыскала енота не далеко от его огорода. Профессионал решил разделать его тёпленьким, вернулся домой, устроился в сенях на лавке и принялся за дело. Он успел сделать круговые надрезы по средним суставам задних конечностей, соединить их разрезом через анальное отверстие и полностью оголить заднюю часть, как в этот момент пришёл охотник-сосед с бутылкой и предложением отметить удачную охоту. От такого предложения в псковской глубинке ещё никто не отказывался, и мужчины зашли в светлицу. Во время празднования охотники слышали лай собаки, привязанной во дворе, но не придали этому должного значения. Закончив трапезу, приятели вышли в сени, чтобы полюбоваться трофеем, но их ждала пустая лавка и слегка приоткрытая дверь. Спущенный с цепи пёс никакой ясности в вопрос, куда исчез заголённый енот, внести не смог.

   Мы с братом практиковали охоту на лисиц в тёмное время суток на обширных полях с фарой «Кабан» и однажды высветили енота. Почуяв опасность, он пытался бежать, но когда мы отрезали ему путь к лесу, он забрался в мелиорационную трубу на переходе между полями. Труба не была длинной, в свете фары енот стоял в ней, как на подиуме, взять его не представлялось нам большого труда и мы принялись за дело.

   Один из нас остался дежурить у трубы, а другой отправился в лес за жердью. Мы пытались вытолкать этим орудием енота из трубы, но только напрасно теряли время, енот извивался, как мангуст и всякий раз, когда он оказывался на расстоянии вытянутой руки, каким-то неуловимым движением выскальзывал из рогатины и снова оказывался на исходном рубеже – в середине трубы. Пришлось изменить тактику.

   Брат остался дежурить, а я отправился домой и через два часа вернулся с длинной верёвкой и капканом. Мы привязали капкан к середине верёвки, один конец которой протянули с помощью жерди через трубу и стали ловить енота в капкан, перемещая его взад-вперёд под енотом. Мы насладились невероятным зрелищем - танцами от лезгинки до барыни в исполнении енота, но за несколько десятков «номеров» он ни разу не задел сторожок капкана, доказав бессилие западной мысли перед восточной мудростью. Нашим орудием стала настойчивость в достижении поставленной цели, и мы с третьей попытки нашли эффективное решение поставленной задачи.

   Брат отправился в лес и принёс пышную ёлочку, с диаметром кроны, вдвое больше диаметра трубы. Верёвку мы привязали к комлю ёлочки и, словно шомполом, выдавили енота из трубы.
   Усталые, но довольные, мы вернулись домой далеко за полночь. Енота мы поместили в кроличью будку на «дозревание», так как в силу физиологических особенностей в это время года мех енота ещё далёк от своих кондиций и нуждается в выдержке до середины зимы. На следующий день, закончив охоту, мы решили навестить енота. Легко представить степень нашего разочарования, когда вместо енота мы увидели отверстие в полу, которое он проделал в слегка подгнившей доске и был таков!

   Ранней весной в период половодья рыба из Ладожского озера устремляется на нерест в реки, ручьи и даже в мелиоративные канавы, где её можно поймать примитивными орудиями лова. Тёмной ночью с фонарём я рыскал по мелким ручья и мелиоративным канавкам. Стоя у трубы между полями, я поднял луч фонаря вдоль канавы и заметил отблеск двух пар глаз. Сомнений не было – это была дружная пара енотов. Чтобы не вспугнуть зверя, я отвёл луч в сторону и стал ждать приближения конкурентов. Еноты продвигались вдоль кромки воды, охотясь на всё, что может оказаться на мели в воде или в траве на берегу. Ветер мне благоволил, и я приготовился к прыжку. Опыт контакта с енотом у меня был. Однажды мы вытропили енота, который укрылся в каменных россыпях карьера. Мы разбросали камни, сколько могли, осталось лишь протянуть руку и схватить енота за холку. Я медленно подводил руку к намеченной цели, енот сидел абсолютно невозмутимо, как медитирующий тибетский монах, но когда я сделал последнее резкое движение, енот ответил достойно. Последовал молниеносный удар челюстей и мои пальцы оказались пробитыми, словно гвоздями, причём указательный палец оказался пробит по центру ногтя.

   Используя этот опыт, я решил действовать, не прибегая к помощи рук, и когда один из енотов приблизился ко мне достаточно близко, я прыгнул и накрыл его своим тело. Мне удалось пленить его и благополучно доставить до дома, где я посадил его в металлическую бочку, которую накрыл досками и придавил камнями. В это время приехал мой брат с малолетним сыном, и я рассказал им об удачной «рыбалке».  На следующий день мы с братом отправились на охоту, а когда вернулись, нас ждала неожиданная новость. Мальчику очень захотелось посмотреть на «диковинного» зверя, он раздвинул доски, а хитрый зверь выскочил в образованную щель и был таков.

   Поздняя осень, тёмная ночь, сыро и ветряно. Я с фонарём обхожу обширные поля в надежде высветить лисьи глаза и, вдруг, вижу отблеск двух пар глаз, явно не лисьего происхождения. Зайдя с подветренной стороны, я приблизился к двум затаившимся енотам. У меня возникло естественное желание взять эту парочку. Чтобы не испортить шкуру, я не стал приближаться к ним и выстрелил по одному из них со средней дистанции. Глаза енота потухли, я решил, что полдела сделано и стал подходить к другому еноту с надеждой взять его без выстрела. У енота же были другие планы, он резко сорвался с места и устремился в сторону леса. Я ринулся за ним в погоню. Вначале всё шло хорошо, дистанция между нами быстро сокращалась, но как только я приблизился на опасное для енота расстояние, он, вдруг, резко развернулся по ветру, поднял вертикально свой пушистый хвост и, словно парусник с раздутыми парусами (+ длинная шерсть), стал удаляться от меня. Я «поддал газу», но отягощённый ружьём и фонарём с тяжёлым аккумулятором, я быстро устал, в отчаянии пальнул в след убегающему еноту и решил довольствоваться половиной того, что мне было отпущено. С большим трудом мне удалось отыскать место встречи с енотами, но вожделенного трофея там не было. Я понял свою ошибку. Выстрел производился «по шерсти», а мелкая дробь не способна пробить плотную шерсть енота на таком расстоянии - не так енот прост, каким представляется!
                * * *
               
    Второй курс я начал женатым человеком, пришлось съехать с квартиры моего друга Гурия, мы поселились в квартире родственников моей сестры Тамары на углу проспектов Маклина и Декабристов. Квартира, просторная, удобная, когда-то принадлежащая архитектору этого же дома, но добираться до академии приходилось на двух автобусах и метро, Люси же нашла работу по близости в плавательном бассейне, поэтому я вошёл в поиск и вскоре нашёл компромиссный вариант на улице Пестеля, место весьма привлекательное – Летний сад, Фонтанка, Нева и др.
     Эти прекрасные места связаны с событиями разного масштаба и направленности, изложу их в хронологическом порядке.
    Первое событие кажется совершенно случайным и неожиданным, если его рассматривать в контексте текущей жизни, но если оглянуться на весь мой жизненный путь и установить корреляционные связи между происходящими событиями, моим характером и порождающими им поступками, то событие это скорее покажется закономерным, чем случайным. Произошедшее событие продолжает отражать мои взаимоотношения с электрическим током.
   Снимаемая нами комната располагалась в квартире на первом этаже, в доме, где очень часто случалось отключение электричества из-за перегорания предохранителей – пустяк, но в не рабочее время это вызывало много часовые паузы в электропитании. Щит электропитания располагался в нашем подъезде и был легко доступен, так как замок на нём был сильно изношен и легко открывался гвоздём. Я стал исполнять функции внештатного электрика, заменяя перегоревшие предохранители «жучком» - тонким медным проводом. У меня не было никаких средств зажиты, безопасность обеспечивалась тем, что я использовал обувь на резиновой подмётке и, работая правой рукой, левую – держал за спиной. Так продолжалось до тех пор, пока в условиях темноты я не заметил, как произошло касание провода между клеммами разных фаз. Раздался треск, полыхнул огромный огненный шар, будь то взорвалась шаровая молния, я погрузился во тьму.
    Это не повлияло на наши планы посмотреть новый фильм, и мы с Люси отправились в кино театр, но планам нашим не суждено было сбыться. Уже во время просмотра кино журнала я почувствовал сильную резь в глазах, мы быстро вернулись домой, Люси вызвала скорую помощь, вердикт врачей – промедление грозит осложнением, вплоть до полной потери зрения на оба глаза. Меня увезли в окружной госпиталь, где я прошёл сложный курс лечения в строгих условиях офтальмологического отделения, какое – то время я лишён был возможности видеть белый свет, но, когда сняли повязку, и я подошёл к окну, первое, что увидел – это свою судьбу, своего ангела хранителя – хрупкую фигурку своей верной супруги. В этот день, как и все последующие, она, словно часовой, являлась на свой пост после окончания рабочего дня с непременной авоськой, наполненной всякими вкусностями. Это было весьма трогательно и романтично, навевало мысль о героических жёнах декабристов, я окончательно и навсегда убедился в крепости моего тыла.

    Проживая на ул. Пестеля мы имели возможность общаться с моими родственниками, которые проживали на ул. Моховой, это разнообразило наш досуг, но имело отрицательное воздействие. Супруга моего двоюродного брата -  женщина добрая, общительная, но ума не далёкого, наговорила впечатлительной Люси лишнего, из-за чего между нами возникла разборка, переросшая в ссору, страсти накалились, чтобы остыть и прийти в себя, я отправился бродить по набережным засыпающего города. Чем закончилось это путешествие мною упомянуто в части 3, главе 9.
    С великолепием этого района связано основополагающее событие всей моей жизни – в период новогодних каникул супруга сделала мне царский подарок, родила дочь Анжелику, именно в таком облике, как я увидел её во сне в возрасте 1 - 2 х лет за две недели до её рождения.  Здесь мы вместе дышали историческим воздухом, прогуливаясь по дорожкам Летнего сада и Марсового поля, набережным Невы и Фонтанки.

   Слушатель военной академии в те времена был не самым бедным человеком, если его семья была обеспечена жилой площадью, но после женитьбы съём квартиры в условиях отмены "квартирных" вызвал ощутимую, дополнительную нагрузку на семейный бюджет. Счастливое событие повлекло дополнительные расходы - коллектив жаждал обмывки ножек, такова была традиция, это вынудило меня искать дополнительные источники дохода.
    В их поиске мне помогла сестра Лида, работавшая на комбикормовом заводе, располагавшемся в полу разрушенном здании Борисоглебской церкви на Синопской набережной. Завод производил комбикорм для кур из рыбьей муки, которую доставляли с плавучих баз в больших кулях по 80 кг. Эти кули надо было подтаскивать вручную к люку транспортёра и выгружать содержимое, которое, как правило, было жёстко спрессовано и не желало покидать холщёвые мешки, что вынуждало грузчика делать 2-4 резких движения, а если это не помогало, прибегать к помощи ножа. Понятно, что далеко не каждый мог выдержать такую нагрузку в течение рабочей смены. Текучесть кадров вынуждало администрацию идти на беспрецедентные меры - брать на работу всех желающих по принципу физической готовности. Я отважился на этот трудовой подвиг и очень быстро понял, что здесь ростки трудового вознаграждения с трудом пробиваются сквозь почву, обильно политую потом. В первый день вся моя физическая мощь испарилась через два часа, мешки я уже не мог носить, а только катал их. С трудом дотянул до срока сдачи трудового поста сменщику и на жалких остатках охотничьей выносливости добрался до тёплой кровати.
   Адаптационный период был короткий, я нашёл трудовую формулу: каждые двадцать минут делал перерыв, съедал бутерброд из булки, запивал несколькими глотками воды, в течение пяти минут лежал в позе змеи, и вновь к мешкам! К концу двухнедельного срока, который явился рекордом этого трудового поста, я играючи расправлялся со складским запасом, заготовленным на вечернюю смену. При расставании мастер долго не отпускал мою руку, в надежде договориться со мной на новый срок, но остатков гонорара, пострадавшего от чрезмерного количества потреблённых бутербродов, мне хватало для достижения поставленной цели, и я отделался шуткой: «Была бы у вас доска передовиков производства, был бы разговор».

   Аппетит приходит во время еды - опыт совмещения учёбы и работы вскоре получил дальнейшее развитие. В нашей группе был весьма оригинальный слушатель Рудик Чехов, всесторонне одарённый и развитый человек: мастер спорта по офицерскому многоборью, виртуозно играл на аккордеоне, знал много песен и замечательно их исполнял, обладал феноменальной памятью, весёлый, никогда не унывающий, сыпал шутки-прибаутки по каждому поводу, пользовался неотразимым успехом у женщин и не оставлял их без внимания.
   Характерен такой момент. Рудик был из семьи военнослужащего, в силу характера службы отца, ему приходилось учиться в школах, где преподавались разные иностранные языки, к освоению которых тяги он не испытывал. При распределении слушателей по группам учитывали ранее изучаемый иностранный язык, на вопрос:
- какой язык вы изучали? Рудик ответил,
- для меня они все одинаковы.
   Действительно, услышав по радио английскую речь, он мог выдать длинную тираду из незнакомых слов, словно песню.
   Так он попал со мной в одну группу по немецкому языку. Во время диалога с преподавателем он виртуозно переставлял слова, в нужном месте делал паузу, и дождавшись подсказки недостающего слова, мелодично заканчивал ответ. Преподаватель всегда ставила его в пример. Трудности начались, когда нам для перевода стали задавать тысячные тексты. С правиться с этой задачей без нашей помощи он не мог, мы коллективом переводили его задание, он записывал перевод, заучивал его наизусть, и продолжал получать высокие оценки. Так продолжалось до тех пор, пока преподаватель не заметила, что пальцем водит он по одному абзацу, а переводит другой!
    Рудику удалось обворожить заведующую детским садиком, куда он водил своих детей, и та взяла его на работу в качестве сторожа-дворника, а он пригласил меня в напарники, садик был рядом с академией, и нам довольно долго удавалось совмещать не совместимое.   
                * * *
   Свой ежегодный отпуск в августе месяце я с семьёй проводил на родине жены в кругу её семьи, многочисленных родственников и друзей. Там я познакомился и подружился с Важей, который увлекался рыбалкой и прекрасно знал все форелевые места в русле Терека вплоть до Дарьярского ущелья. От рыбалки в трудно доступных местах горных рек я получал массу удовольствия, так как такая рыбалка была сродни охоте. Официально ловить рыбу в Тереке было запрещено, но за Важей я себя чувствовал, как за каменной стеной, так как у Важи была личная непоколебимая позиция:
- "Я здесь родился, это мои горы и никто мне не запретит делать то, что веками делали мои предки, это знают все инспекторы и ничего мне не сделают".
   Зная мою слабость в отношении охоты, Важа предложил мне совершить восхождение на альпийские луга, где его братья работали чабанами, у них есть ружьё, а вокруг много дичи. Отказаться от такого предложения было не возможно, этим событиям и посвящён следующий рассказ.

                Охота на Кавказе

    В молодые годы ежегодные отпуска я проводил на родине своей жены в городе Орджоникижзе, где обрёл много  знакомых, с которыми у меня сложились дружеские отношения. Один из них, грузин по имени Важа, узнав о моей страсти к охоте, предложил мне совершить путешествие в горы, где его братья на высокогорных лугах пасут овец и охраняют их от волков. Там, в поднебесье бродят стада туров, в изобилии водятся улары (кавказские горные индейки), а у пастухов имеется ружьё, которое можно позаимствовать для охоты. Я с готовностью согласился, тем более, что место это в районе горы Казбек, там где по преданию
«В глубокой теснине Дарьяла,
  Где роется Терек во мгле,
  Старинная башня стояла,
  Чернея на чёрной скале.

  В той башне высокой и тесной
  Царица Тамара жила, 
  Прекрасна, как ангел небесный,
  Как демон, коварна и зла.

  И там сквозь туман полуночи
  Сиял огонёк золотой,
  Кидался он путнику в очи,
  Манил он на отдых ночной
                ….      »
   С самого раннего детства эта история, воспетая моим отцом под гитару, глубоко запала мне в душу, мне, конечно, захотелось окунуться в загадочное царство этих суровых мест, скрывающих мрачные тайны, побыть в атмосфере близкого мне по духу и характеру, любимого поэта Михаила Юрьевича Лермонтова.

   Сборы были недолги, отправлялись мы налегке, взяв с собой только хлеб, соль и овощи. Рано утром выехали на автобусе до села Казбеги и без задержки двинулись по горным кручам. Из альпийского снаряжения у нас были только штоки – лёгкие, крепкие, гибкие, отполированные ладонями, можжевеловые палки. Двигались серпантином, переходя из одного климатического пояса в другой, пока не достигли альпийских лугов, за которыми начинаются голые скалы и вечные снега.

    Во второй половине дня прибыли в лагерь чабанов, который представлял собой несколько бурок, уложенных на подстилку из хвороста промеж камней, удерживающих ложе от скатывания вниз, и холодильник – водонепроницаемый мешок, утопленный в каменной ванночке родничка. Ни чабанов, ни их подопечных видно не было, но Важу это не смутило, он поднялся на самый гребень, и благодаря зычному голосу оперативно установил связь с братьями. К вечеру из-за гребня вывалилась отара овец, а за ними и чабаны.

   Встреча была бурной и радостной, не удивительно, ведь эти люди живут здесь в полной изоляции от человеческого общества, периодически спускаясь, чтобы пополнить запас продуктов. Нет у них ни телефона, ни телевизора, ни радиоприёмника, их мало интересуют глобальные проблемы человечества, они озабочены сохранением своего стада. А эта задача не из лёгких, овцы отличаются неуравновешенным нравом. Грянет ли гром с неба, загрохочет ли камнепад или появятся волки, овцы бросаются врассыпную, какая куда, одна застрянет в расщелине, другая сорвётся в пропасть, третья станет лёгкой добычей волков.

   Не заменимыми помощниками чабанов являются козлы, они своей выдержкой, невозмутимостью, адекватным восприятием внешних раздражителей и авторитетом дисциплинируют овечье стадо и ведут за собой туда, куда их направляет чабан. Чабаны регулярно пересчитывают свои много сотенные отары, прогоняя их через узкие щели меж огромных камней, без козлов эта задача в горах не имеет решения.

   Авторитет козлов среди овец широко используют на мясокомбинатах, где козлы встают во главе испуганных и уставших от транспортировки бараньих масс и ведут их прямо на конвейер смерти. Эта почётная должность называется «козёл – провокатор», их никогда не забивают, а по окончанию «службы»  отправляют на заслуженный отдых.
 
   Обрадованные чабаны, по случаю нашего прибытия, поймали упитанного барашку и развели костёр. Я поинтересовался, как они будут отчитываться за съеденного барашка? Ответ поучительный: «Шкуру барашка с внутренней стороны натираем желчью, от чего кожа желтеет и синеет, вывод: барашек бежал, споткнулся, упал, заболел, «очнулся» - в котле».

   После обильного ужина (в горах «сухой закон») мы завернулись в бурки и благополучно переночевали. Чуть забрезжил рассвет, я отправился с ружьём в указанное место на турью тропу, устраиваясь в засаде, неожиданно наткнулся на потерянный туром рог, и обрадовался неожиданному трофею.

   По мере рассвета из ущелья вверх по склону стал подниматься туман, закрывший тропу рыхлой занавесью. Туманная занавеска постоянно двигалась и меняла свою плотность, от чего тёмные силуэты камней мне казались турами (может это, они и были), и держали меня в напряжении. Вот первые лучи солнца, прорвавшись сквозь горные теснины, словно кинжалы, ударили в серебряные шапки ледников и, отразившись, озарили склон ущелья, теперь я ясно увидел семейку туров. Оглядываясь и прислушиваясь, во главе колонны деловито шествовала мамаша, а за ней суетливо торопились детки. Я замер, дыхание у меня спёрло, я боялся не только шевельнуться, но и моргнуть, поднять ствол старинного тяжёлого ружья не приходило в голову, за многие годы охоты по выводкам с отцом я впитал его манеру – он живо реагировал на шумно взлетевшую птицу, но никогда не стрелял уток, тетерок и глухарок.
 
   Чабаны с рассветом уходили на пастбища, мне пришлось досрочно закончить охоту на туров, я решил немного пройтись в поисках уларов. Мне удалось поднять несколько птиц, но и здесь мне не удалось преодолеть специфику горной охоты: передвигаться по каменистым кручам без штока невозможно, а быстро выстрелить, когда в одной руке шток, а в другой – ружьё не удаётся, улар же, шумно срываясь с камней, устремляется вниз по склону и быстро разрывает дистанцию. Стрелять не имеет смысла, так как, даже чисто битая птица, упадёт далеко, закатится в камни и станет недостигаемой.

   Вернулся я в лагерь не только без дичи, но и без выстрела, чем огорчил новых друзей – они так рассчитывали на молодую турятину! Я же вполне удовлетворился найденным трофеем – скромным турьим рогом, который до сих пор выполняет в доме полезную функцию и напоминает мне про кавказскую охоту.

   Прощание было тёплым, чабаны загрузили нас в дорогу бараниной и мы отправились вниз. У обратной дороги, по скучному и утомительному серпантину, была альтернатива – спуститься по осыпи, быстро, но не безопасно. Физически я был подготовлен хорошо, поэтому выбрал второй вариант, для реализации которого Важа провёл со мной курс молодого альпиниста, показал технику спуска и владения штоком при этом.
 
   После сдачи экзамена мы приступили к спуску, Важа спускался первым, после нескольких десятков метров он выбирался на край осыпи, где поджидал меня, давая указания на исправление ошибок, которые замечал.
   Техника спуска по осыпи напоминает технику скольжения по волнам, согнутые в коленях ноги слегка утопают в каменной волне, хват штока, выполняющего роль тормоза, широкий, одна рука спереди, другая - сзади. По мере спуска и увеличения скорости каменная волна нарастает, задача альпиниста, опираясь на шток, постоянно вынимать ноги из каменной волны, которая всё больше ускоряясь и увлекая новые камни, с грохотом несётся вниз на сотни метров и пропадает в чреве русла Терека.

   На первом этапе, когда осыпь ещё не расширилась, наши манёвры проходили без осложнений, но на середине пути произошёл сбой. Я не сумел своевременно вытащить ноги из камней, потерял равновесие и , засыпаемый камнями, без контрольно устремился вниз. Важа что-то кричал, но в грохоте камней я ничего не мог разобрать, а если бы и разобрал, вряд ли смог изменить ситуацию, я её не контролировал.
 
   Вот каменная лавина поравнялась с местом, где стоял Важа, я вижу: он летит плашмя в мою сторону, ноги и руки широко расставлены, в руках шток. Штоком он накрывает меня, одной рукой я хватаюсь за важин шток, как утопающий за соломинку, другой – с помощью своего штока пытаюсь выкарабкаться из каменного плена, Важа крутит телом, не давая себя перевернуть и засыпать. Совместные усилия привели к положительному результату, мы выбрались на край осыпи, слегка побитые и поцарапанные, но счастливые, каменная лавина, набирая мощь и скорость, устремилась в глубокую теснину Дарьяла порожняком.

   Всякая охота рисковать в дальнейшем пропала, остаток пути мы преодолели серпантином.
   С тех пор, когда я слушаю «Песнь о друге» Владимира Высоцкого:
               …
   А когда ты упал
   со скал,
   Он стонал,
   но держал
         …
 Мне всегда кажется, что это про Важу! 
      
                Студентам

  Тёща Пепрония Григорьевна работала на крупном заводе ОЗЭТО и имела возможность «доставать» для меня путёвки на базы отдыха и пансионаты, расположенные в ближайших ущельях. В начале августа я прибыл на отдых на базу отдыха в Терсколе, там быстро познакомился с очень авторитетным, потомственным геологом, за много лет исколесившим просторы СССР. Он поделился со мной своей бедой – его сын, им подготовленный, как специалист геолог, обучаясь на геологическом факультета Университета, стоит на грани отчисления, так как не может сдать экзамен по математике. Я высказался помочь его сыну на дружеских началах. Отдых закончился, я вернулся в Орджоникидзе и встретился с будущим геологом.   
   Первое же знакомство показало: парень далеко не глуп, достаточно начитан, обладает хорошей памятью, но имеет явные пробелы в методике освоения материала и решении математических задач, с устранения этих проблем мы и начали с ним работать.
   Он, как и подавляющее большинство студентов, работают над усвоением поступающего информационного потока без учёта физиологических свойств человеческой памяти, которая устроена по такому же принципу, как и память компьютера (а может, наоборот), имеющая оперативную и долговременную части. Первоначально информация поступает в оперативную часть и довольно быстро, если она не востребована, в зависимости от индивидуальных особенностей человека, постепенно начинает затухать, стираться (забываться). Чем быстрее человек обратится к этой информации, обработает её, поймёт и систематизирует, тем крепче она зафиксируется в долговременной части.
   Методика преподавания материала в ВУЗах имеет три этапа: пассивное восприятие информации на лекциях, активная работа на групповых занятиях (семинары, практические и лабораторные занятия) и, наконец, интенсивная работа при подготовке к зачётам и экзаменам. Лекции подаются тематическими порциями, поэтому между ними и групповыми занятиями образуются временные интервалы, и когда обучающийся приступает к подготовке к групповому занятию или экзамену (зачёту), в его оперативной памяти, практически, уже ничего не остаётся, ему приходиться заново восстанавливать лекционный материал. Усилия и время, потраченные на это, значительно превосходят суммарные затраты при регулярной проработке лекционного материала. При этом следует не просто перечитывать материал, а прилагать усилия и заставлять мозг извлекать заложенную туда информацию, для этого следует работать «с карандашом и бумажкой», вычленяя главное, устанавливая взаимосвязи между отдельными частями и подключая к этому процессу зрительную память.
   Особенно важно это делать в отношении точных дисциплин, если изучаются математические, физические законы, то не следует заучивать их выводы, а пытаться самостоятельно пройти путь их доказательства, осмысливая логические связи в последовательности шагов, и обращаясь к источникам только в случае крайних затруднений. Очень важно при решении примеров и задач не сразу «брать быка за рога», а не пожалеть времени на предварительный анализ задания, в ходе которого постараться уяснить: на основе каких законов, формул и постулатов сформирована это задание. Если этот этап будет пройден успешно, то решение задачи становится делом техники, гарантированно оберегая обучаемого от блуждания в тупиковом лабиринте множества формул и выражений.
   Всего несколько занятий ушло на усвоение этих методических рекомендаций, в дальнейшем мой подопечный готовился самостоятельно, лишь несколько раз обратился за помощью в решении сложных задач. В конце августа он «обрубил свой хвост», получив оценку «хорошо», дело не слыханное, после двух «неудов» и «удовлетворительно» становиться радостью.   Растроганный отец явился ко мне с этой новостью и преподнёс подарок – набор полу драгоценных камней, среди которых были агаты с вкраплениями алмазов. Эту коллекцию Анжелика показала школьному учителю по труду, она ему так понравилась, что он попросил оставить её в школе навсегда.

                Горнолыжникам

     Как-то выдался мне отпуск зимой, Пепрония Григорьевна снабдила меня путёвкой на горнолыжную базу. Прежде мне не приходилось кататься на горных лыжах, мой опыт ограничивался спуском с круч Путиловской горы на деревенских снегоступах, самодельных «горных» лыжах и беговых. Тяга к новому всегда была моей слабостью, поэтому я с удовольствием принял это предложение. Первое знакомство с соседями по номеру вызвало у меня сомнение – а туда ли я попал? Здесь довольно сложные трассы для ассов, расположенные на значительной высоте, куда добраться и спуститься можно только по канатной дороге, для новичков внизу довольно скучная пологая трасса. Любители этого вида спорта приезжают сюда со всех концов «дикарями», живут в подсобках и кочегарке. Передо мной встал выбор – освободить место в номере для достойных или покорить профессиональную трассу.
     Взяв лыжи в прокат, отправился я на площадку первичной подготовки, довольно быстро мне там наскучило. Встал я пораньше с утра, прибыл на старт фуникулёра, отстоял положенную очередь и отправился покорять горные склоны. Первое знакомство с трассами развеяли моё заблуждение в том, что их кто-то здесь готовит, трасса изобилует провалами и валунами различных размеров, лавировать между ними без серьёзной технической подготовки весьма рискованно. Всё-таки я рискнул, начальная подготовка, полученная в детстве, не прошла даром, и через два дня я уже не выглядел белой вороной. К концу третьего дня, увлёкшись, я спустился слишком низко, посмотрел наверх и затосковал – подниматься на старт фуникулёра было трудно, долго и скучно, в то же время, лыжные следы вели вниз, в неизвестность. Не знаю, чего я больше набрался, храбрости или глупости, но я покатил дальше. Вскоре лыжня вышла на край ущелья и оборвалась на крутом заснеженном спуске, окаймлённом с одной стороны отвесной скалой, а с другой – пропастью. Я оглянулся назад и понял, что туда мне уже дороги нет, пошла борьба на выживание. Вся эта туристическая тропа была не более километра, но мне спуск по ней показался вечностью, практически вертикальные участки, по несколько десятков метров, я преодолевал плашмя, заботясь лишь о том, чтобы не сорваться в бездну и не удариться головой о скалу. Меня крутило так, что кантами лыж перебило мой лыжный костюм и, естественно, поранило ноги. В гостиницу я добрался только к ночи в заполненных кровью ботинками. О своих злоключениях я рассказал соседям, они прекрасно знали эту тропу, которая унесла не мало жизней, и спускаться по ней не решались, пользовались ей только спасатели. Бывалые ребята смотрели на меня, как на безумца, но, в итоге, пригласили меня в свою компанию и взяли на до мной шефство.         
   

                * * *

   Академию я закончил успешно в звании капитана и был направлен, как проявивший склонность к научной деятельности, в Научно-Исследовательский Институт Ракетных Войск Стратегического Назначения на должность младшего научного сотрудника. Таким образом, совершив зигзаг длиною в восемь лет, судьба снова остановила свой выбор на РВСН.

   НИИ РВСН располагался в ближнем Подмосковье, и это порождало жилищную проблему. На поиск жилплощади уходили недели, надо было обходить ближайшие населённые пункты и опрашивать жителей. Как правило, жильё было частным, без всяких удобств (удобства на улице) и баснословно дорогим. На служебную жилплощадь можно было рассчитывать не раньше 2-3-х службы.

   После нескольких недель бесплодных поисков я достиг московских новостроек, где мне удалось снять комнатку в трёхкомнатной квартире лимитчика. Добираться до работы приходилось больше часа, но по московским меркам это вполне нормально.

   Служба в НИИ была поставлена на высоком уровне. Строгий распорядок дня, дважды в неделю занятия по физической подготовке, каждая лаборатория имела свою волейбольную площадку, площадки располагались за забором, количество мячей, летающих над забором, со стороны напоминало большую стаю птиц. По отдельному плану проводились спортивные мероприятия.
    По большим праздникам организовывались выезды на природу. Активной была партийная жизнь, замполит регулярно обходил подразделения, прощупывая настроение личного состава и вдохновляя его на новые научные подвиги. В ДОФе, наряду с культурными мероприятиями, регулярно проводились лекции по международному положению, которые читались действующими сотрудниками МИД. Эти лекции пользовались большой популярностью, на них можно было услышать то, чего не могло быть в открытой печати, особенно после перерыва для неформального ужина лектора.

   Эту картину омрачала квартирная ситуация, жилья катастрофически не хватало, при распределении очередного дома незапланированная часть квартир уходила на запросы административного ресурса, возникший дефицит покрывался за счёт уплотнения: вместо трёх комнатных квартир давали двух комнатные, вместо двух комнатных – одно комнатные. Процесс распределения жилья всегда сопровождался скандалами, но пострадавшие были бессильны и бесправны.
 
   Я довольно оперативно вписался в коллектив, общественную и спортивную жизнь, вот только научное направление, которое выпало на мою долю, меня вовсе не вдохновляло. Мне поручили вести экономическую оценку проводимых НИР, работа, с родни бухгалтерской, с той лишь разницей, что в таблицах стояли цифры не текущих расходов, а расходов на предстоящий длительный период по годам. Никакой методики у моих предшественников не было, не было её и у меня, а результаты я должен был выдавать ежеквартально. Это меня угнетало и раздражало, мерилом истины для меня являлись формулы, математические модели и расчёты на ЭВМ, полученные на основе моделирования реальных процессов, здесь этого ничего не было.

   Недостаток научной пищи я восполнял тем, что помогал своему коллеге в решении диссертационной задачи по поиску оптимальных вариантов построения сети связи для высших звеньев управления методом случайного поиска. Мне было интересно работать на самой производительной ЭВМ того времени БЭСМ-6, я мечтал о чём-то подобном, но командование вполне удовлетворялось качеством моих экономических расчётов и менять мою научную специализацию не собиралось.

   Года через полтора меня вызвали в отдел кадров и сообщили, что на институт пришла разнарядка от Военно-Дипломатической Академии, предъявленным требованиям моя кандидатура удовлетворяет, командование возражать не будет, от меня требуется только рапорт. Я обещал подумать и стал собирать информацию об этом заведении и перспективах службы по окончанию этой академии.
   Я знал, что один из выпускников ВАС поступал в ВДА, но никто из моих знакомых не знал, как дальше сложилась его судьба и как выйти на контакт с ним.
   И всё-таки мне удалось найти объективный источник информации, им оказался лектор-дипломат, который мне поведал следующее.

   ВДА – структура ГРУ ГШ, готовит она резидентов внешней разведки. Служба эта сложна и непредсказуема, круты повороты её судьбы. При благополучном исходе можно вернуться в приличный город, купить машину и всё необходимое для достойной жизни в старости, но и в любой момент можно провалиться даже по независящим от тебя обстоятельствам, исход один: медвежий угол, чужое имя и полное забвение. Возможен и более суровый вариант, когда разведчик теряет бдительность, проявляет слабость и не выдерживает испытаний соблазном. Менять стабильную службу в НИИ на совершенно не предсказуемую работу дипломата-разведчика в какой-нибудь африканской стране он мне не посоветовал, и я последовал его совету.

    После этого во мне окончательно утвердилась идея поступить в адъюнктуру ВАС. Я начал методическую подготовку своих прямых начальников к этому событию, никакого восторга эта новость у начальников не вызвала, расставаться с молодым, подготовленным  сотрудником не в интересах всего заведения. На меня обрушился «главный калибр» -  замполит Управления. Если раньше в беседах, призывая меня терпеть тяготы бес квартирной жизни, говорил о моих больших служебных и научных перспективах, то теперь он перевернул пластинку на другую сторону. В его свете я предстал недалёким карьеристом, ищущим личного благополучия вопреки интересам партии и государства.
Если я не оставлю эту идею, то с такой характеристикой меня не примут в адъюнктуру, и здесь моя карьера также будет испорчена, предупредил он.

   Пришлось мне уйти в подполье и смиренно ждать очередного чуда. В этом состоянии неопределённости заканчивался третий год моей научной деятельности. Мой однокашник из смежного управления без проблем получил разрешение на поступление в адъюнктуру ВАС, я сказал об этом замполиту, он парировал: «У него отец полковник, служит в академии». Я подумал, как точно эту ситуацию отражает народный юмор в вопросе армянскому радио: «Может ли стать маршалом сын генерала? Нет, у маршала есть свой сын!», но ничего не сказал.

   У моего отца был друг детства Чугунов Владимир Дмитриевич, доктор военных наук, профессор, генерал, начальник кафедры Академии Тыла и Транспорта, человек большой души, доброты и скромности. Не смотря на разницу в социальном положении, он регулярно навещал отца и других земляков, их связывала любовь к родной природе, мне доводилось участвовать в их пикниках, где на лоне природы они вспоминали молодость и пели песни своей юности под гитару. У Чугунова не было детей и он по отечески интересовался моей службой и семейной жизнью, мы регулярно переписывались и я его держал в курсе событий, но ни о чём не просил.

    Однажды, совершено неожиданно, меня вызвали к начальнику Управления. Начальник Управления (НУ) поинтересовался, не утратил ли я своего намерения поступать в адъюнктуру ВАС и, получив ответ, спросил: «Кто у Вас есть в ГШ РВСН?». Я ответил, что ни с кем там не знаком, и это была правда. В заключение беседы НУ сказал, что он не против моего поступления в адъюнктуру, но советовал мне подумать в связи с вновь открывшимися обстоятельствами – в ближайшее время будет решён вопрос о выделении моей семье отдельной квартиры. Политику кнута сменила политика пряника.

   Я был крайне удивлён таким поворотом судьбы, не было ни гроша и, вдруг, алтын с неба. Об этом чуде я написал генералу Ч, он ответил, что волшебный ларчик открылся просто. У него есть приятель, однокашник по Академии ГШ, а у того есть друг по рыбалке, который служит в ГШ РВСН, он то и удосужился позвонить НУ и спросить: «Почему Вы не отпускаете Рыскова в адъюнктуру и препятствуете его научному росту, у Вас что, вся наука на нём держится?».
 
   Разрешение поступать в адъюнктуру совпало с решением квартирной комиссии о предоставлении мне однокомнатной квартиры. Это не могло повлиять на мои планы, так как мы с супругой мечтали обзавестись вторым ребёнком, и однокомнатная квартира не разрешала жилищной проблемы, а надежды на улучшение жилищных условий были призрачны.

   Не всё гладко складывалось при поступлении в адъюнктуру, на кафедру было выделено одно место, а прибыло два претендента. Я шёл к старшему преподавателю, а мой претендент – к заместителю начальника кафедры, и в этом было его преимущество. Я уже начинал нервничать, так как мой друг, который присматривал за квартирой в наше отсутствие (жена с ребёнком тоже уехала к родителям), сообщил, что в моей квартире уже заменены замки и туда готовится переехать семья дочки замполита, куда же мне возвращаться, если я не поступлю в адъюнктуру? О создавшейся ситуации я сообщил жене, она - человек решительный и бойкий, приехала в жилой городок, добилась приёма у начальника Института. Разразился скандал – налицо злоупотребление служебным положением. Скандал удалось заглушить справкой-обязательством от службы тыла Института, что они гарантируют в последующем выделение нам жилой площади. Всем было понятно, что справка – это не жилая площадь, но и дальнейшая борьба не имела смысла.
   На моё счастье ситуацию разрешило командование ВАС, число мест увеличили за счёт другой кафедры, я стал адъюнктом, и мы переехали в Ленинград.
 
                Глава 15. Адъюнктура

    Адъюнктура – форма повышения квалификации военнослужащих с целью подготовки их к соисканию учёной степени кандидата наук. Кто же в научно-исследовательском или высшем учебном заведении не мечтает дипломированным ученым? Однако, поголовье адъюнктов во всех учреждениях, как и самих учреждений, имеющих адъюнктуру, весьма малочисленно. Основных причин к этому две:
- адъюнктов не учат оптом, у каждого адъюнкта свой научный руководитель;
- руководителем может быть доктор наук или кандидат наук с большим опытом, число подопечных даже у опытного руководителя, как правило, не превышает трёх.
    Стать адъюнктом – это почётно, а быть им – это большая ответственность. Не защитившийся адъюнкт - это позор для него и пятно на руководителя, поэтому кандидатов в адъюнктуру готовят заранее и тщательно отбирают. Действенным инструментом для этого в ВУЗах являются военно-научные общества для слушателей. Залогом успешного обучения в адъюнктуре является задел, т.е. предварительная подготовка к адъюнктуре. У меня, в этом, отношении всё сложилось удачно. Привели во ВНО, заинтересовали тематикой, которой руководил учёный с большим опытом Андрей Семёнович Замрий, я получил результаты, которые вошли в отчёт по заказной НИР и составили основу реферата при поступлении в адъюнктуру, на момент поступления у меня был трёх годичный стаж научной работы и два десятка работ, сданы кандидатские минимумы по специальности, иностранному языку, истории и философии, поэтому я мог себе позволить регулярно ездить на охоту. Эта вольность породила на кафедре такую шутку: «Встречу с Рысковым в субботу лучше назначать в лесу».

   Основным видом обучения в адъюнктуре является самостоятельная работа, адъюнкт сам составляет планы своей работы и планирует своё время, поэтому на первом году создаётся впечатление, что адъюнктура – это рай! На втором году, когда на смену обязательной подготовке (кандидатский минимум, педагогическая практика и др.) приходится отчитываться за результаты поиска новых эффективных научных изысканий, возникают сомнения – а рай ли это? На третьем году, когда неумолимо надвигается дата представления диссертации на Учёный Совет, а золотую рыбку в бурном водовороте научной мысли всё никак не удаётся ухватить за хвост, создаётся такая напряжённая обстановка, что у соискателя остаётся только одна мечта – как бы выбраться живым из этого Ада!

    В подтверждение этого я поведаю трагическую историю. Одновременно с моим поступлением в адъюнктуру к нам на кафедру прибыло пополнение – двое выпускников Полтавского Училища Связи, оба отличники учёбы, исключительно ответственные и добросовестные. Один из них, Александр Мурашкин занял должность начальника отделения новой техники, очень быстро освоил её и успешно справлялся со всеми вводными, которые возникали в процессе проведения практических занятий на ней.
   Прошло три года, Александр отточил не только практические навыки и в совершенстве овладел методикой проведения практических занятий, он принимал активное участие в разработке методических материалов по освоению вверенной ему техники, постоянно расширял свой теоретический кругозор. Это не могло пройти незамеченным и начальник кафедры, доктор технических наук профессор Захаров А.И. предложил ему поступить в адъюнктуру, взяв под своё научное крыло.
   Быстро пролетели два года обучения, в течение которых Александр успешно грыз гранит науки. Настал третий год, когда требуется не просто грызть, а чувствовать слабые места и тонкие связи в хитросплетениях природных закономерностей, чтобы отыскать рациональное зерно поставленной научной задачи. Научный руководитель давил, адъюнкт добросовестно пахал не зная сна и отдыха, что спровоцировало семейный кризис. Не смотря ни на какие усилия, Александру не удалось сдать диссертацию в назначенный срок. Событие это не было из ряда вон выходящих, случай типичный для адъюнкта, пришедшего в науку без задела, но Александр попал в жернова, с одной стороны фамилия его, круглого отличника на всём жизненном пути, была озвучена в докладе начальника академии, с другой стороны, боевая подруга не прикрыла его с тыла и не подставила плечо, а лишь подливала масло в огонь. Александр впал в апатию.

   К этому времени произошла смена поколений, начальник кафедры уволился, стал старшим преподавателем, а на его место был назначен молодой талантливый учёный Чуднов Александр Михайлович. Анатолий Иванович активно и настойчиво продолжал готовить Александра к процессу защиты диссертации, он обратился ко мне с просьбой ознакомиться с материалами диссертации и высказать своё мнение о ней. В назначенное время я прибыл в адъюнктскую комнату, материалы диссертации разложены на столе, Александр там был один с повязкой помощника дежурного по академии на руке. Я прочитал диссертацию, приступил к беседе, посмотрел Александру в глаза и обомлел – это были глаза мертвеца, которые смотрели сквозь меня и ни на что не реагировали. С трудом закончив беседу, я кинулся в кабинет начальника кафедры и поделился своими впечатлениями. Он согласился со мной, что Александр глубоко переживает сложившуюся обстановку, во избежание неприятностей Александр накануне наряда был направлен к психиатру, который посчитал возможным доверить ему оружие и поставить его в наряд.

    Я успокоился и убыл на обед, возвращаясь обратно, я проходил мимо адъюнктской, дверь в которую была открыта, там стоял дежурный по академии и ещё несколько человек, на полу в положении смирно лежал Александр, возле его правого виска в луже крови валялся пистолет.  Он не хотел умирать, чтобы привлечь внимание, первый выстрел был сделан в форточку, но стены здания академии сталинской постройки заглушили последний крик его души.
    Должен сказать, что мои выезды на природу не только не были помехой, а напротив помогали находить не стандартные решения в сложных технических схемах или запутанных алгоритмах. Чаще всего приходилось ездить на электричке, я устраивался у окна, проплывающие облака и убегающие деревья способствовали созданию обстановки отрешения от внешнего мира, недавнее прошлое уходило на задний план, мысли концентрировались на стоящей передо мной проблеме и в их круговерти проявлялись очертания будущего решения, которые и ложились на бумагу по возвращению к столу. Многому, из того что удалось, я обязан именно этим моментам, а не протиранием штанов за рабочим столом.

                * * *

   Дом, в котором прошло моё сознательное детство и юность, был шести квартирным. К этому периоду некоторые квартиры опустели и в них стали поселяться временщики. Очередной поселенец Анатолий Курмакаев оказался заядлым охотником, мы с ним быстро нашли общий язык и часто охотились вместе и не только в окрестностях Путилова, но стали выезжать в пограничную зону Приозерского района, где проживали его родители. Анатолий был не просто охотником, он был настоящим лесным человеком, выходец из малороссов, привыкших жить в глухих местах, ими советская власть сразу после окончания ВОВ заселила пограничные районы, где ранее проживали финны. Такое решение не было случайным, жилой фонд, доставшийся от финнов, представлял собой хуторскую систему, проживать в которой большинству национальностей нашей страны было бы большим наказанием.

    Свободных хуторов было значительно больше чем поселенцев, поэтому они не заботились о состоянии своих жилищ и, как только начинала протекать крыша, переезжали на соседний хутор. Благодаря этому Анатолий изучил большое окружающее пространство и вжился в природу. В дошкольные годы ему не приходилось видеть никого, кроме родителей и своего младшего брата, когда пришла пора идти в школу, семья переехала поближе к посёлку, где была школа. Ему показали дорогу, длиной в семь километров, и он ходил, ходил один, надеяться было не на кого - отец был слабовидящий инвалид, мать загружена работой и хозяйством. Ловля рыбы, сбор ягод и грибов для него не было развлечением, а когда в руки ему попало ружьё, на их столе стало появляться мясо.

     Меня поражали его выносливость и каменное спокойствие, предельная четность и бескорыстие. У него не было достойной зимней одежды, он ходил в поролоновой курточке. На охоте времени для него не существовало, за раненым зверем, он мог ходить день и ночь, если силы покидали его, он зарывался в снег и спал. Самое поразительное, никакого провианта с собой он не брал, кроме горсти леденцов, которые постоянно находились у него под языком. Когда мы останавливались на привал, и я доставал бутерброды, он смотрел на них широко открытыми серыми глазами не мигая, а полученный бутерброд отправлял немедленно в желудок, минуя стадию разжёвывания.

    Поздней осенью нам пришлось заночевать у костра, не смотря на тёплое полевое обмундирование, я порядком измучился поддерживая костёр, так как холод и сырость толкали меня к огню, а искры и опасность возгорания отгоняли прочь. Толя поступил мудрее, в стороне от костра он наломал лапника, сделал ложе, снял с себя поролоновую курточку, укрылся ей с головой, и спокойно проспал до утра. Я перенял этот передовой опыт и в последствии пользовался им не однократно.
    О его невозмутимости можно судить по таким примерам. Ему удалось за ранить лося, прострелив ему шею. Лось стоял, опустив голову, из сквозного ранения обильно текла кровь. Пулевых патронов у Толи больше не было, и он решил закончить дело ножом, но когда приблизился к цели, лось резко мотнул головой и пошёл. Охотник отлетел в сторону и оказался под животом трёхсот килограммовой туши. Каким-то чудом острые копыта лося миновали его. Рассказывал он про это без всяких эмоций, как будь то это происходило не с ним, точно так же он рассказывал, как провалился под лёд, как тонул в трясине и др. Ему были чужды не только отрицательные эмоции, самый смешной анекдот вызывал у него лишь ухмылку.

     Осенним вечером мы вышли из леса и, продвигаясь по кромке овсяного поля, заметили спину огромного медведя, лакомившегося овсом.
- Берём? прошептал Толя. У нас на двоих был один пулевой патрон, идти на медведя с таким арсеналом мне представлялось самоубийством и стоило не мало трудов убедить его в этом.
    Охот было много, но я упомяну лишь два эпизода, которые отличаются своей необычностью. Первый эпизод, в котором на утиной охоте я прыгал по кочкам над бездной трясины, уже упоминался в начале повести, а со вторым эпизодом, в котором рассказывается, как мне удалось вырвать зайца из-под собачьего носа, читатель познакомится в разделе «Об оружии и боеприпасах».

      Места, где мы охотились, были краем озёр и рек, в которых в изобилии водилась ондатра. Мне удалось добыть комплект на зимнюю шапку из меха брачного периода. Мой приятель вывел меня на мастера мехового ателье который занимался пошивом шапок в свободное от основной работы время. Шапка получилась на славу, высокая, как папаха, длинный мех при ярком сете блистает серебром. Ничего подобного я не видел даже на егерях, на голове высоко поставленного партийного деятеля можно было увидеть ондатровую шапку серийного пошива, но в его ближайшем окружении носили шапки только из кролика.

    Носить такую шапку в не урочное время – искать приключения, и одно из них не замедлило себя ждать. Люси рассказала Анне Павловне Чугуновой о том, что в Орджоникидзе пошла мода на золотые крестики и там имеется возможность заказать золотой крестик на цепочке. При очередной поездке в отпуск Анна Павловна передала Люси вышедшие из моды ювелирные изделия, а спустя несколько месяцев нам с оказией прислали золотой крестик на цепочке.

    Мы с Владимиром Дмитриевичем часто ходили в бани, особой популярностью пользовались бани на ул. Чайковского, где сервис был на высоком уровне – чай из самовара! При очередном таком походе Люси передала со мной этот крестик для передачи Владимиру Дмитриевичу. Банное мероприятие прошло по плану, когда мы приготовились к выходу, я достал крестик, и держа его за цепочку, протянул его Владимиру Дмитриевичу, но он его не взял, а предложил зайти к ним на «рюмку чая» и передать сувенир лично адресату. Так мы и поступили, чаепитие затянулось, я едва успел на метро. Напряжённый рабочий день, парилка, чаепитие с коньячком сделали своё дело, пока я поднимался по эскалатору на станции Политехническая, мня стало клонить ко сну, я опёрся о поручень и на мгновение отключился.
    Сон не был долгим, кто-то толкнул меня в бок, я подумал: «Какие заботливые пассажиры, надо бы поблагодарить», но эскалатор заканчивался, и я покинул станцию метро не оглянувшись. Мой путь лежал вдоль забора академии по улице Гидротехников до общежития на улице Обручевых, 2, настроение было приподнятое, воздух недвижен и чист, я брёл по опустевшей улице не громко насвистывая. Вдруг, мою идиллию нарушил грубый оклик: «Чего свистишь?».
- Кто же из моих друзей шутит в столь поздний час? Подумалось мне, я остановился и стал оборачиваться, но увидеть шутника мне было не суждено. Страшной силы удар в область правого глаза поверг меня на земь, я оказался в тяжёлом нокдауне. Сознание вернулось ко мне через несколько секунд, я поднял голову и успел увидеть, как мелькнула тень за угол забора на улицу Обручевых. Я встал и бросился в погоню, выйдя на улицу Обручевых, я увидел высокого мужчину, крепкого телосложения, не спешно бегущего с двумя портфелями в левой руке, он был так уверен в успехе свершённого замысла, что не считал обязательным обернуться.
         Я не торопил события, экономя силы, держал стайерскую скорость, медленно, но верно, сокращая дистанцию. Кровь заливала моё лицо и одежду, мы миновали дом 4 по улице Обручевых, когда из академической проходной вышли два офицера. На первого бегущего они внимания не обратили, но мой вид их явно удивил и сильно встревожил, они последовали за мной. Мой оппонент обернулся, тоже удивился и встревожился, он бросил мой портфель и свернул с улицы Обручева на пустырь, где под одиноким фонарём стоял ангар склада металлической посуды. Он прибавил в скорости, я знал, что это не на долго и продолжал держать взятый темп. Вот он бросил свой портфель, дистанция сократилась до десяти метров, я понял, что пора атаковать и резко ускорился, противник замедлился и стал поворачиваться, но завершить этот манёвр я ему не дал – прыгнул на спину, предплечье правой руки легло на кадык, левая рука, хватом выше кисти, с силой тянет правую, лбом давлю на затылок.
    Парень здоровый, пытается встать и сбросить меня, но я спокоен, подоспели офицеры и взяли ситуацию под контроль, их помощь не понадобилась, вскоре соперник захрипел, обмяк, я выждал контрольные десять секунд и пошёл собирать трофеи. Перво-наперво решил забрать свой портфель и пойти на лобное место, чтобы подобрать там шапку, но проходя мимо портфеля незнакомца, я увидел знакомые шерстинки, предательски торчащие меж закрытых створок. Я поднял этот портфель, открыл его и крайне удивился – там на грязном банном белье лежала моя царская шапка.
- Эге, подумал я, так вот от куда вылетела эта птица!
   Мне захотелось продолжить разговор с этим фруктом, и я вернулся к нему. Соперник постепенно приходил в себя, он перевернулся на спину и глубоко дышал, руки вытянуты по швам. И тут на его огромной правой кисти я увидел кастет, внутри у меня всё закипело - а птица-то высокого полёта, я никогда прежде не испытывал такой ярости, мне стало понятно: почему от одного удара меня залило кровью, почему два портфеля в левой руке, а правая – свободна, почему в первую очередь бросил мой портфель, а во вторую – свой! Со всей злобой и оставшейся силой я принялся долбить его ногами со всех сторон, он закрыл лицо руками и истошно заорал: «Спасите! Убивают! Милиция!». На эти крики открылась складская дверь, показалась голова сторожа, но тут же спряталась за закрытой дверью, видимо, сторож правильно оценил соотношение сил.
    В конец обессиленный, пошёл я к своему портфелю, забрав свою вредоносную шапку из портфеля своего обидчика, который продолжал выкрикивать мне во след свои претензии: «Зачем ты меня бил ногами, это не справедливо, так нельзя! Я сдам тебя в милицию». Эта наглость возбудило во мне желание вернуться и продолжить «разговор», но пар вышел и силы покинули меня. Я добрался до своего дома, вызвал лифт и вошёл в открывшуюся дверь. В кабине лифта оказалась моя соседка по общей кухне, мой видок не позволил ей узнать меня, и она выпорхнула из кабины, как ласточка из гнезда.

     Физический ущерб был устранён относительно быстро, мне повезло, истекшая кровь не позволила образоваться долго живущим синякам, но несколько дней я пребывал в режиме ограниченного перемещения по академии, избегая встречи с высоким начальством, так как объяснения были неизбежны. Материальный ущерб был более долгосрочным, новые туфли на толстой подошве, изготовленные с немецкой добротностью фирмой «Саламандра», которые Люси купила в магазине Лейпциг, отстояв много часовую очередь, не смогли выдержать не стандартного испытания, о чём я сожалел долго и больше всего.               
                Глава 16.  Государственное дело       

    Адъюнктуру я закончил сверх успешно: за два дня до окончания срока сдачи диссертации в Учёный совет получил подарок от жены - сына Вадима, и остался на кафедре в должности преподавателя. Предстоял этап подготовки к защите диссертации, казалось, все трудности преодолены и впереди у меня широкая столбовая дорога научно-педагогической деятельности, но на моей жизненной тропинке вновь возникло очередное испытание.

   На мою долю выпала почётная и ответственная задача. Приказом начальника ГШ я был включён в состав государственной комиссии по приёмке Системы Обмена Данными Стратегического Звена Управления (СОД СЗУ). Это глобальный научно-технический продукт, который создавался много лет усилиями многих научно-исследовательских учреждений и производственных предприятий, введение этой системы в строй имело большое военно-стратегическое и политическое значение. План-график работы комиссии был рассчитан на полгода со сроком окончания к ноябрьским праздникам.

  На установочном сборе выяснилось, что меня назначили бригадиром, т.е. ответственным за проверку группы основополагающих параметров: достоверности и своевременности передачи оперативной информации. Это меня немало удивило, ведь сопровождение этого грандиозного проекта осуществлял ЦНИИ Связи МО, и никто сторонний лучше них не знал этой тематики и её технической реализации. В подчинение мне дали двух сотрудников Института и представителя разработчика, ни утверждённой методики испытаний, ни времени для проведения испытаний на объекте в планах работы комиссии не оказалось, я остался в полной изоляции и неведении относительно моих дальнейших действий.
 
   Круг моего общения постепенно расширялся, как в процессе работы, так и в неформальной обстановке, но ясности достичь не удавалось, большинство сотрудников пребывало в неведении, а те, кто знал суть проблемы, предпочитал хранить её тайну. Время шло, моя бригада ежедневно в полном составе глубоко под землёй проводила по 12-14 часов за изучением технической документации, я регулярно принимал участие в совещаниях, на которых обсуждались вопросы закрытия протоколов, но только не моих. Меня это стало беспокоить, так как специфика проверки такого параметра, как достоверность передачи информации требовала обработки гигантских объёмов переданной информации и мои расчёты показывали, что времени у нас уже не достаточно.

     Я познакомился с ответственным сотрудником ЦНИИСа и пригласил его товарищеский ужин. В не формальной обстановке, один на один, он поведал мне, что руководство Института допустило ошибку в планировании, результатом которой явилось не готовность методик проведения испытаний по моим параметрам, поэтому решили переложить ответственность за них на ВАС.

   Полученная информация призывала меня к решительным действиям, на ближайшем совещании я взял слово и доложил создавшуюся обстановку, не принятие срочных мер может привести к срыву сроков испытаний -  закончил я. Руководство нашло адекватный ответ, мне было поручено силами трёх сотрудников разработать необходимые методики, подготовить протоколы испытаний и своевременно предоставить их на утверждение Комиссии.
 
   Мне было понятно, что решение такой сложной научно-технической задачи в ограниченные сроки, малочисленным составом рабочей группы выполнить не возможно, но отступать было некуда, и мы взялись за дело. Для того, чтобы свести задачу к реально выполнимой, я принял решение о разработке комплексной методики, основу которой должна составить проверка соответствия принятых технических решений теоретическим положениям, а практическую проверку осуществить на базе того информационного массива, который будет накоплен в результате работы объекта в процессе испытаний всех других параметров.
 
   Разработку методики мы завершили в кратчайшие сроки и утвердили её на заседании Комиссии, таким образом, Комиссия, желая того или нет, дала «добро» на зависимость наших протоколов от комплексного результата всех рабочих групп, что нам позволило не спешно заняться детальным анализом технической документации, т.е. реализацией первой части принятой методики.

   Несколько месяцев напряжённой работы пролетели не заметно, Ноябрьские праздники надвигались на наш коллектив словно айсберг на «Титаника», руководство на ежедневных совещаниях требовало готовых протоколов, я же, ссылаясь на утверждённую им методику, отбивался тем, что мы не можем получить доступ к информации, отработанной другими группами. Это приводило к длительным расследованиям и непредвиденным временным задержкам. В последний день работы Комиссии наша группа представила лишь предварительный протокол по первой части методики, который члены Комиссии подписать не решились и свершилось не поправимое - сроки исполнения Директивы Начальника ГШ оказались сорванными!

   Вместо торжественного ужина прошла кислая процедура прощания, на которой многие смотрели на меня с сочувствием, впереди у меня защита диссертации, а среди членов Комиссии -  все представители руководства ведущих организаций, куда мне неминуемо придётся обращаться за отзывами. Казалось, я сам срубил сук, на котором сидел, вместо подготовки к защите диссертации – возобновление, сразу после Праздника, бессрочной командировки.
 
    Снова потянулись долгие, командировочные шесть месяцев, для продления командировки приходилось возвращаться в Ленинград, общаться с товарищами и начальством. Начальник кафедры молча, избегая прямого взгляда, подписывал мои рапорта, мне было известно, что он подвергался обструкции со стороны начальника Академии, за слабость воспитательного воздействия на меня. Товарищи мне сочувствовали, говорили, что моё упорство может повлиять и на процесс защиты диссертации, и на получение жилья, и на дальнейший карьерный рост, приводили примеры из жизни Академии, но помочь не могли. Начальник факультета, напутствуя в очередной отъезд, советовал по-отечески: «Подпиши, ты, эти несчастные протоколы, в Комиссии достаточно много ответственных, высокопоставленных товарищей, которые разделяют с тобой возможные риски». Я, как и в прежние годы, слушал, осознавал, но пересилить себя не мог, как будь то к своему будущему был равнодушен. Предпринять в отношении меня какие-либо меры принудительного воздействия никто не мог, так как я находился под «крышей» Начальника ГШ.

   Жизненные наблюдения показывают, что беда, как и всякие негативные события, не приходит одна, даже ошибки в каналах связи, вопреки законам случайности, имеют тенденцию к группированию. Беда пришла в нашу семью, мы потеряли ещё не родившуюся дочку. При прохождении турникета в метро контролёр промедлил с отключением автоматики и выскочившие лапы сделали своё чёрное дело. Завершилась эта полоса неприятной неожиданностью. Наступила морозная зима, я прибыл на объект в ондатровой шапке (форма одежды для членов комиссии была установлена гражданской), пошитой в лучшем меховом ателье Ленинграда. Шапка была высокая, как папаха, из меха брачного периода, она сразу привлекла внимание всего персонала закрытого объекта, все отмечали, что она превосходит шапку Г.В. Романова. Нахождение неучтённых лиц на объекте исключалось полностью, поэтому гардероб там не охранялся. Я, со своим ленинградским менталитетом, удивлялся и не понимал тех членов Комиссии, которые свои шарфы и головные уборы уносили в авоськах на рабочие места. Вскоре мне пришлось убедиться в правоте москвичей – шапку мою «увели», пришлось воспользоваться любезностью моего однокашника, и ходить в форменной, б/у шапке большего размера.
   
    Наконец, закончилась полоса невезения, в конце апреля, к очередной Красной дате, полновесные протоколы были подписаны, вопреки ожиданиям, о беспрецедентной задержке никто не вспоминал, а премии и благодарности подчеркнули важность решённой государственной задачи, но я в этот список не попал и спокойно занялся подготовкой к защите диссертации. К удивлению, обнаружилось, что рабочие приключения в Комиссии вызвали обратный эффект у всех участников этих событий. Я получил положительные отзывы в рекордно короткие сроки, у меня установились дружеские отношения с влиятельными сотрудниками промышленных и военных организаций.

   Защита диссертации прошла на высоком уровне, получение справок и отзывов в этих организациях в последующие годы для меня не было проблемой, ко мне за посредничеством стали обращаться мои товарищи. Спустя несколько месяцев начальник факультета в беседе со мой вспомнил эту ситуацию и сказал: «Как хорошо, что ты тогда не внял моему совету». Далее он рассказал, как сотрудник другой кафедры в аналогичной ситуации уступил нажиму, подписал протокол. Изделие запустили в серию, но по результатам опытной эксплуатации сняли с производства, а по результатам расследования главным виновником этой неудачи «назначили» Академию.

    Моя принципиальность не осталась не замеченной, вскоре меня избрали секретарём Партийной организации кафедры, а это, хоть и низшее звено, но партийная номенклатура, открывающая дверь в детский сад, плановое получение жилой площади, своевременный карьерный рост и др.

                Глава 17. Борьба на политическом фронте

    Служба в Академии на должности преподавателя была сплошным праздником, особенно по вторникам и четвергам, когда в распоряжении постоянного состава оказывался просторный спорт зал, у меня появилось много друзей, мы играли азартно и весело. Научная работа для меня была продолжением любимой темы диссертационных исследований, которые я с успехом использовал в работе со слушателями, все мои дипломники защищались только на отлично, имели публикации и практическую реализацию своих дипломных работ, поэтому мне прощались некоторые вольности в отношении распорядка дня, связанные с посещением спорт зала.
 
    Мне доверили вести занятия на Факультете Руководящего Инженерного состава, на котором обучались зрелые люди с высшим образованием, которые чутко и болезненно реагировали на любую несправедливость, например, на не объективную оценку знаний слушателей на экзаменах. Я никогда не завышал оценок по просьбе кого-бы то ни было, оценку определял не только по докладу, но и потому, как слушатель ориентируется в своих знаниях, как он их умеет использовать для решения практических задач. Именно поэтому, несмотря на незавидный средний балл (показатель успеваемости группы), командир от имени всей группы благодарил меня за объективную оценку каждого слушателя на экзаменах. Мои материалы в учебниках и учебных пособиях пользовались большим успехом у слушателей, благодаря краткости и ясности излагаемого материала, что позволяло им не слишком напрягаться на лекциях.

   В этот период произошёл забавный эпизод. На кафедре в учебный процесс ввели новую сов секретную технику, для освоения которой весь преподавательский состав командировали на предприятие – изготовитель. Мы прибыли на предприятие строго режима, нас отвели в закрытое (без окон) помещение, представили сотрудника, который должен был обеспечивать нас технической документацией. Фамилия его мне ничего не говорила, а память подсказывала – это лицо мне знакомо. За несколько часов работы над документацией восемнадцатилетний туман рассеялся и все сомнения рассеялись. В конце рабочего дня, когда к нам в комнату зашёл сопровождающий, я нарочито громко обратился к сотруднику: «Товарищ Е, он же Сова, потрудитесь объяснить, как Вы оказались здесь, если восемнадцать лет назад Вы были офицером Войск ПВО под другой фамилией?». В комнате воцарилась гробовая тишина, сопровождающий взял под локоть сотрудника и они покинули помещение, через некоторое время он вернулся и проводил нас за пределы предприятия. На следующий день по Академии разнеслась весть: «Рысков поймал шпиона». Медаль мне не дали, из чего я заключил, что лейтенант Сова женился, взял фамилию жены, ловко соскочил с воинской службы и устроился работать на режимное предприятие.

    Наряду с учебной и научной работой мне пришлось с головой окунуться в партийную работу. Коллектив кафедры – это сознательные и заслуженные люди, если следовать планам и инструкциям полит отдела, то вся работа сводится к проведению плановых парт собраний, нужно только обеспечить активность их участников. Тихо и спокойно текла партийная жизнь до периода моего «правления». Одной из задач парт организации являлось воспитание своих членов в духе высокой морали, что означало не оставлять без внимания случаев аморального поведения, самыми распространёнными поводами партийного разбирательства были пьянки и их последствия, а также семейные скандалы и разводы. Большинство членов партии относились к этому равнодушно и выполняли на собраниях роль статистов или формально выполняли поручение по осуждению воспитуемых, но были и такие, которые делал на этом карьеру или искренне думали, что выполняют важную партийную задачу и старались из всех сил.
 
   На нашей кафедре был один такой, хлебом не корми, дай возможность провести партийное расследование и разобрать по косточкам провинившегося на собрании. В бытность мою слушателем, когда я работал в Военно-научном обществе кафедры, было два случая с молодыми сотрудниками кафедры, которых постиг развод, с последующей проработкой их на парт собрании, вот тут-то товарищ О и блеснул своей партийной хваткой. Когда я оказался на кафедре в должности преподавателя, он сделал карьеру в двух направлениях: стал заместителем начальника кафедры и членом Партийного Комитета Академии, существенно расширив свои полномочия и активность своей деятельности, получая от этого процесса наслаждение.

   Начальник кафедры был увлечён наукой и учебным процессом, в воспитательную работу своего зама не вмешивался, а тот всё больше входил во вкус: в 17-55 обходил рабочие места, пересчитывал фуражки, а на утро проводил расследование по факту нарушения распорядка дня, начальников отделений заставлял следить за подчинёнными и результаты докладывать ему, завёл досье на каждого сотрудника и регулярно пополнял его, стравливал членов коллектива, наказывая одних за ошибки других. Этот метод мне был хорошо знаком по практике службы в войсках и полученных знаний о скрытых методов борьбы в коллективах заключённых. Например, коллектив военнослужащих (зековский) не справляется с какой-то нормой, начальник всё ответственность перекладывает на неугодного (трудно воспитуемого) подчинённого и наказывает старшего группы, тот, в свою очередь, организовывает жёсткие воспитательные меры против виновника. Пример пользования такой методикой показало правительство США, когда в период воссоединения Крыма с Россией заблокировало карточки Банка Россия. Эта мера не давала экономического эффекта и направлена была на отдыхающих за границей граждан с целью вызвать у них негативное отношение к политике Президента и Правительства РФ.

    Меня, как секретаря партийной организации, О не трогал, но я спокойно не мог переносить подобные методы воспитания. Чашу моего терпения переполнил вопиющий случай. На кафедре техником работал ветеран войны, имеющий несколько ранений, дважды горевший в танке, человек тихий, скромный, добросовестный и безотказный, пользующийся всеобщим уважением. Ему был предоставлен краткосрочный отпуск по случаю смерти матери, а спустя несколько месяцев он ушёл в очередной отпуск, а когда вернулся О обвинил его в прогуле, заявив, что отпуск следовало закончить раньше на срок внепланового отпуска. Такой нормы в воинских документах нет, всё решает командир, но О решил так, он вцепился в беззащитного ветерана бульдожьей хваткой и терзал его несколько дней.

    Этот эпизод совпал по времени с периодом проведения отчётно-выборного собрания, я начал подготовку к нему, провёл тайные переговоры со всеми благонадёжными сотрудниками кафедры, среди которых был пенсионер Иванов Николай Иванович, предшественник О, интеллигентный человек с богатым жизненным опытом. Его отец был из крепостных крестьян, но его необычайные способности были замечены барином, который дал ему начальное образование и направил на учёбу в кадетский корпус. Отец Николая Ивановича блестяще закончил обучение, получил погоны из рук императора Николая II, дослужился до генерала, принял Советскую власть, но участи царского генерала на склоне лет не избежал. Сам Николай Иванович воспитывался в детском дом, пошёл по стопам отца и дослужился до полковника, стал учёным, но, главное, - это был человек высочайшей морали и порядочности, он одобрил мой план и предупредил, что: «Бить надо в под дых, иначе тебе несдобровать».

   Для нанесения такого удара я отправился в политотдел Академии и попросил прислать нам на собрание их представителя. Мне ответили отказом, мотивируя тем, что моя кафедра числится в благополучных, а все сотрудники политотдела уже распределены между проблемными коллективами. Мне ничего не оставалось, как выдвинуть ультиматум – дату собрания мы переносим на тот срок, когда нас сможет посетить представитель политотдела, это пожелание коллектива. На следующий день мне позвонил секретарь заместителя начальника академии по политчасти и сообщил, что на наше собрание прибудет сам начальник политотдела.

   Начальником политотдела был генерал-майор Сысолятин, герой Советского Союза. Я тщательно продумал сценарий собрания, проинструктировал всех выступающих, определил каждому тему выступления, предупредил, чтобы никто вопросов, связанных с назревшей проблемой не затрагивал. Не желая никого подставлять под О в случае неудачи, основную роль я взял на себя, полагаясь на фактор внезапности.

   Собрание шло по установленной повестке дня и по моему плану. Когда список выступающих был исчерпан, а в их числе был и ни о чём не подозревающий О, оседлавший свою любимую дисциплинарную тематику, настало время «Ч» - я встал для заключительного слова, подвёл итоги собрания и, набирая в лёгкие воздух, сделал актёрскую паузу. Лицо начальника полит отдела багровело от недоумения -  зачем его так настойчиво приглашали на совершенно постное собрание? Но уже в следующую минуту его лицо стало покрываться багровыми пятнами, я обрушил на него всю силу своего красноречия. Я играл на струнах памяти о его павших однополчанах, я говорил, что такое отношение к ветерану Войны, чьи заслуги высоко оценила Партия и Родина, оскорбляет память павших и дискредитирует живущих, не способных защитить в мирных условиях своего боевого товарища. В заключение своей речи я обратился к нему с просьбой защитить уважаемого члена нашей партийной организации от произвола его начальника. Для соблюдения установленного порядка я спросил – нет ли желающих выступить? Ответом было гробовое молчание. Через несколько дней стало известно, что О подал рапорт о переводе его на другую кафедру на должность старшего преподавателя.
 
   Так я стал первым и единственным в истории Военной Академии Связи беспартийным слушателем и майором, выбившим из седла своего непосредственного начальника в результате партийной дуэли!
    Для этого периода характерно расширение географии охоты. Мы с Женей стали выезжать на заброшенные карьеры Назиевских торфоразработок, где в изобилии водились утки, тетерева, глухари, зайцы, пролётные гуси и т.д. Я стал выезжать на коллективные охоты академических охотников.

                Коллективные охоты

                Ондатровая шапка

   В истории нашего государства был период, когда правительство в решении продовольственной проблемы, вынуждено было обратиться к помощи охотничьего сообщества. На всех крупных предприятиях, организациях и учреждениях были организованы охотничьи общества, за которыми закреплялись охотничьи угодья. Все члены охотничьего общества обязаны были принимать участие в биотехнических мероприятиях и работах, направленных на охрану, поддержание и восстановления численности дичи в своих угодьях, это давало право каждому члену общества принимать участие в коллективных охотах.

   В зависимости от численности коллектива, на охотничье общество выделялось определённое количество лицензий на отстрел лося и кабана. Лицензии были двух видов: «спортивные» и «мясные», по первым лицензиям добытое мясо, за исключением субпродуктов, сдавалось государству, а по вторым – мясо добытого животного распределялось между участниками охоты, голова всегда доставалась автору решающего выстрела, после которого животное осталось на месте.

   Меня коллективная охота не привлекала, личный заяц мне был дороже коллективного лося, но руководителем коллективных охот в военном заведении, где я проходил службу, был мой приятель, с которым мы частенько выезжали в лес, и я воспользовался приглашением от него на коллективные охоты.

   Оказалось, что в коллективной охоте то же есть свои забавные особенности и прелести, обусловленные разнообразием мотивов, заставивших людей взяться за оружие. Конечно, подавляющее большинство участников охоты – это искатели приключений, удовлетворяющие свою охотничью страсть. Вторая категория – это служивые люди, ищущие возможность пообщаться со своими старшими товарищами по службе в не формальной обстановке. Третья категория – это желающие прогуляться на свежем воздухе и вернуться домой с мясом. И, наконец, последняя категория, не самая малочисленная, -  это просто любители выпить на природе, их девиз: «А где же ещё так хорошо можно выпить, как не на охоте?».

    О неоднородности состава бригад можно судить о таком курьёзе. Ружья с вертикальным расположением стволов только входили в обиход, один из участников коллективной охоты взял взаймы у своего товарища новую «вертикалку», а возвращая её, сказал: «Очень неудобно стрелять из ружья с горизонтальным прикладом».
 
   Лучше всего о популярности последней категории участников коллективных охот говорит анекдот тех времён. Накануне охоты председатель охот коллектива проводит собрание и на повестку дня выносит вопрос: «По сколько водки будем брать на нос?».
- По бутылке, голос из зала.
- В прошлый раз взяли по бутылке – потеряли ружьё.
- По полторы бутылки, не сдавался зал.
- В позапрошлый раз брали по полторы бутылки – оставили человека в лесу.
- Предлагаю взять по две бутылки, ружья не брать, из автобуса не выходить!

      А теперь я представлю собирательный образ коллективной охоты, сформировавшийся у меня под впечатлением тех охот, в которых мне довелось участвовать.

    На первой же коллективной охоте произошёл забавный случай, давший пищу острякам. Охотники, прибывшие на место загона на автобусе, построились, получили инструктаж и колонной двинулись в лес, колону возглавлял егерь, худощавый, быстрый мужичок, а замыкал - напротив, грузный солидный мужчина. Когда расстановка по номерам подходила к концу, вдруг обнаружилось, что самого импозантного товарища в строю недостаёт. Егерь вынужден был остановить охоту и возвратиться на поиски пропавшего товарища. Не прошло и получаса, как пропажа была возвращена на своё законное место. Как оказалось, на пути нашей колонны стояла трёхствольная берёза, обход её справа перекрывало упавшее дерево, слева – плотный ельник, поэтому все, кто вписался в габариты трёхствольной развилки, благополучно её миновали, а сверхгабаритный товарищ с ружьём за плечами поскользнулся, споткнулся, упал и вместе с ружьём застрял в этой ловушке. Понял это он не сразу, на охоте кричать нельзя, вот и пришлось ему побарахтаться.

     Наконец, номера расставлены, лес загудел от хора загонщиков – пошла охота, охотники первой категории замерли на месте, глазами осматривая пространство перед собой, справа и слева. «Охотники» второй и третьей категорий вовсе не жаждут встречи со зверем, так как не уверены в себе – не дай Бог промах, что подумает старший товарищ, и о чём будут шептаться подчинённые? Такие «охотники» сознательно идут на нарушение всех пунктов инструкции поведения на номере: топчутся, поворачиваются, покашливают, покуривают и т. д. Эффект от такого поведения, как правило обратный, и вот почему.

    Шуршащую по листве или скрипящую по снегу колону охотников лось, благодаря большим поворотным ушам, не только слышит за сотни метров, но и точно определяет её местоположение. Шумные загонщики гонят зверя на номера, но зловещая тишина пугает его больше, чем громкие голоса загонщиков. Лось иногда стремиться прорваться сквозь цепь загонщиков, отстояться в густом ельнике, а чаще всего идёт вдоль стрелковой линии и, услышав знакомые безобидные звуки (от дровосеков, грибников, ягодников, туристов и др.), устремляется в его зону ответственности. Отсюда и возникла стойкая примета – «везёт новичкам и пьяницам».

   Затихли голоса загонщиков, егеря собрались на совещание: в загоне было не менее двух лосей, следов их выхода не обнаружено, мне, как новичку, замыкающему стрелковую линию, поручили пройти загон вдоль линии стрелков. Долго мне идти не пришлось, из густого ельничка выскочили два лося на предельной дистанции, я рванул ружьё с плеча и выстрелил, не прикладываясь, попадание пришлось по месту, лось вскоре упал замертво.

   Собрался народ, стали разделывать тушу, мне предложили отрезанную голову, я спросил: «Для чего она мне?».
- Жена сварит холодец, месяц будешь кушать.
Я не мог себе представить, в какой посуде моя жена будет варить эту огромную голову у всех на виду в общежитии на общей кухне, на десять семей. И, конечно, отказался. В рядах охотников прошёл шёпот: «Вот чудак!», но тут на помощь мне пришёл товарищ из третьей категории, который всегда приезжал на охоту с санками, я уступил ему лосиную голову и заслужил от него благодарность.

   На другой охоте вскрылась не свойственная охотничьим традициям черта коллективной охоты, на которой действует правило – добыча записывается на счёт того охотника, после выстрела которого зверь остаётся на месте. Это порождает соблазн выстрелить в цель тогда, когда в этом нет необходимости.
   На этой охоте всё складывалось успешно, загонщики выставили лося на линию стрелков, и он пошёл вдоль линии на предельной дистанции. Отстрелялось несколько человек, но лось продолжал движение, и вот молодой охотник, вооружённый старенькой «тулкой», шестнадцатого калибра, попадает удачно. Лось проходит в зону ответственности другого стрелка, падает, и пытается подняться, второй стрелок тоже стреляет – лось взят, но возник спор - кому достанется голова? Поступили по- джентельменски - разрубили голову на две части.

   А вот следующий эпизод таковым никак нельзя назвать. Взятый лось был спортивный, его разделали, мясо загрузили в автобус и несколько человек во главе с руководителем охоты отправились сдавать его в ближайший заготовительный пункт, остальные томились в ожидании приготовления печёнки. Когда автобус возвратился, из него выскочили крайне возбуждённые сдатчики мяса – лося у них не приняли, так как у него оказалось три ноги, а приёмщики мяса до четырёх считать умеют! Тут же была проведена ревизия, и в багажнике одного из частных автомобилей была обнаружена потерянная нога, как она там оказалась, хозяин «не знал».
 
   Охотничьи сообщества, при всей своей весёлости, иногда бывают, жестоки к людям, доверчивым, малосведущим. На одной из охот удача улыбнулась новичку из третьей категории, в награду получил он большую лосиную голову и поинтересовался – каким образом её следует обработать?
   Бывалый охотник – большой шутник, без тени сомнений, сказал ему: «Сделай, как все – побрей голову своей бритвой». На следующей охоте бывалый поинтересовался: «Ну, как холодец?».
- Холодец-то хорош, но я всю неделю эту голову брил, все бритвы переломал, хорошо, что у отца нашлась опасная бритва SOLINGEN, трофейная, немецкая!

   Не все охоты заканчивались удачно. На одной из них лось вышел на стрелка «в упор», тот допустил промах, лось прошёл несколько номеров в пределах верного выстрела вдоль линии стрелков и, свернув в промежуток между номерами, благополучно покинул территорию загона.

   Егеря прошли по следу лося, отыскали следы пуль, и с этим богатым материалом приступили к разбору охоты, который состоялся на опушке леса.
   Пулю первого стрелка нашли в стволе дерева, много выше лосиной головы. Егерь высказал предположение что, так мог выстрелить стрелок, внезапно принявший положение лёжа. Остальные стрелки промахнулись каждый по-своему. Итог разбора: «Стрелковая подготовка желает быть лучше, надо тренироваться».

   Слова эти не всем бывалым охотникам пришлись по нутру, кто-то резко отреагировал, на что егерь ответил предложением подбросить бутылку для проверки меткости.
- Подкинь лучше шапку, посоветовали ему.
Вопрос был тяжелым, шапка у егеря была не простая, а ондатровая, и это не просто головной убор, такие шапки не продавались, а шились подпольно, такую шапку мог позволить себе Г. В. Романов (и рядом больше никто), ходить по улице в ней было не безопасно.

   Егерь окинул взором строй, остановил свой взгляд на неприметном пожилом человеке с одностволкой на плече и предложил ему стрельнуть, старичок скромно согласился. Егерь швырнул свою шапку по сложной траектории, стрелок ловко вскинул одностволку и, когда шапка достигла апогея, раздался выстрел, шапку перевернулась, траектория её нарушилась. Дальше произошло совершенно не вероятное: выстрелы следовали один за другим, словно пунктиром перечёркивая траекторию движения шапки, пятый выстрел, уже на снегу, отбросил в сугроб то, что от неё осталось.

   Егерь не знал, что одностволка – это многозарядный полуавтомат, недавно поступивший в продажу, что невзрачный старичок – неоднократный призёр коллектива по стендовой стрельбе, он стоял совершенно опустошённый, словно ему на голову вылили ушат холодной воды, от шуршащих в голове мыслей приподнялись жидкие волосы:
- Что громко скажет жена?
- О чём тихо будут шептаться селяне, и будут ли они его отмечать издали?
- Теперь на охоте без такой шапки, он всё равно, что генерал без папахи.
- Да и в сельпо уж не полезешь за бутылкой вне очереди!
- Теперь встречать его и провожать будут только по уму.

                Три товарища

                На охоте

   Служили три товарища, но связывала их не служба, а страсть к охоте, сила взаимного притяжения которой компенсировала разность их характеров и привычек.
   Один из их был балагур, большой шутник и любитель розыгрышей. Второй -  наглый, беспардонный, во хмелю буйный и не сдержанный, шутки понимал только в отношении других, но при этом – автолюбитель. Третий лишних слов никогда не произносил, на колкости не реагировал и частенько становился жертвой хмельных разборок между первым и вторым.

    Однажды отправились они на осенний перелёт. С раннего утра заехали в глухие места подальше от глаз людских и после лёгкого завтрака разбрелись кто куда. Балагур отправился бродить по боровинкам с надеждой поднять рябчика или тетерева, а если повезёт, то и глухаря. Второй (Буйный) сразу замахнулся на солидную дичь – перелётных гусей, которые присаживались на дальнем болоте. Третий же (Тихий) отправился за более скромным трофеем – покараулить уток на ближайшем озерце.
 
   Собрались к обеду. Раньше всех весёлый и довольный с тетеревом в рюкзаке пришёл Балагур. Затем прибыл Тихий с селезнем, а когда на горизонте появился Буйный, встречавшие его приятели были уже навеселе.
   Буйный был возбуждён и недоволен, размахивая убитой вороной, он громко рассказывал, как эта зловредная тварь испортила ему охоту – рассмотрев его в скрадке, тревожно закаркала в тот момент, когда гуси были уже на подлёте. Они, естественно, набрали высоту, и стали недосягаемы для его дроби. Пришлось довольствоваться звуком шлёпающих по перьям дробин, да вот этим трофеем, сказал он, бросая ворону к костру.

   Балагур, оценив обстановку, наполнил стаканы и поспешил его утешить: «Ты самый хитрый и удачливый из нас. Мы из тетерева и утки к обеду сделаем шурпу, съедим её и забудем, а тебе за вороньи лапки председатель выпишет аж три часа отработки в охотхозяйстве, так что с тебя ещё причитается».
   Выслушав это, Буйный успокоился, поднял ворону, отрезал от неё лапки и засунул их в карман, а ворону забросил в кусты.

   «Отметив» удачную охоту, друзья расположились на отдых, когда Буйный и Тихий пробудились, они приятно удивились. Весело потрескивал костёр, языки пламени лизали закопченные бока охотничьего котелка, над которым склонялась голова Балагура, перемешивавшего варево, а в округе распространялся аромат дичьевой шурпы. «Лежебоки, прошу к столу, не то опоздаем на вечёрку» – сказал он. Сон у лежебок сняло, как рукой, когда из стаканов послышалось бульканье.

   Шурпа всем так понравилась, что тосты в честь её создателя прекратились лишь тогда, когда осушилось дно бутылочки.
   Сборы были в самом разгаре, когда Балагур вдруг неожиданно начал каркать, толкая ногой перед собой воронью голову. Его приятели остолбенели, шея у Буйного стала наливаться кровью, как у токующего глухаря, а Тихий, схватившись за живот, побежал в кусты. Сегодня он не смог исполнить свою традиционную миссию, о чём утром следующего дня свидетельствовали тёмные очки на глазах Балагура.

                На рыбалке
 
    Три товарища собрались на рыбалку, как водится, договорились о распределении обязанностей. Буйный, как всегда, взял на себя миссию обеспечения мероприятия спиртным - в условиях дефицита эта миссия ему удавалась лучше, чем у кого-либо. На долю Балагура выпала задача обеспечения общего стола лёгкой закуской.

   Тихому, как имеющего в пригороде дачу, поручили добыть дождевых червей и опарышей, в те времена торговая сеть таким товаром не располагала. С дождевыми червями всё было просто, а вот процесс добычи опарышей оказался сложнее рыбной ловли. Тихий собрал остатки обработки рыбы и мяса, разложил их в укромном солнечном месте и ежедневно контролировал процесс зарождения личинок из яиц большой зелёной мухи. Когда личинки подросли до нужных размеров, он сложил их в консервную банку из-под кильки, завернул в газету, привёз в город и положил в холодильник. На следующий день вернувшегося со службы Тихого жена встретила в состоянии крайнего возбуждения. Причина – опарыши расползлись по всему холодильнику. Консервную банку, собранных опарышей и продукты, в которые они проникли, она отправила в мусорный контейнер. Случилось это в пятницу, Тихий, как человек исполнительный и находчивый, духом не пал, а отправился на дачу, где в поздний час прочистил дачный туалет и намыл в нём нужное количество опарышей – дело не чистое, но в сложившейся ситуации – необходимое.
 
   Ранним утром, Тихий сел на электричку и в полной боевой готовности отправился на встречу с товарищами. Чтобы избежать прошлой ошибки, кулёк из плотной бумаги, в котором были упакованы опарыши, он вынул из рюкзака и положил в нагрудный карман, устроился поудобней и сомкнул веки. Вот уж близка его станция, Тихий открыл глаза и, к удивлению, отметил – пассажиров в вагоне много, а он в купе один?! Отгадка пришла быстро: всё его тело было покрыто опарышами, которые ручейком струились из его левого нагрудного кармана.
    
    В назначенный час приятели собрались возле гаража Буйного, и каждый доложил об успешном выполнении поставленной перед ним задачи, а Тихий даже похвалился тем, что проявил смекалку и нашёл новый способ содержания червей, которым вольно дышится в чулке, от вышедших из употребления дамских колготок, о сокращении доли опарышей он скромно умолчал. Довольные и весёлые приятели погрузились в автомобиль и отправились в путь.

    Прибыли засветло на место назначения, раскинули жерлицы, расставили рак ловки и накрыли стол. Буйный расставил гранёные стаканчики, достал свой трофей и живительная влага, словно народная песня, принялась ласкать слух.
   Балагур разложил свой товар и раздал всем сайки, в разрез каждой из которой были вложены ломтики ветчины.

   Когда процесс закусывания достиг апогея, Балагур, вдруг, оживился, толкнул локтем Тихого и кивнул в сторону Буйного, с губ которого свисало сероватое кольцо свиной кожи, так показалось Тихому, и в этом, в первый момент, он ничего примечательного не нашёл. Однако все сомнения вмиг исчезли, когда стало заметным шевеление кольца, – это был жирный выползок! Взгляд Буйного скользнул по лицам друзей, он заподозрил неладное, провёл пальцами по подбородку, ухватил червя за хвост и потянул его, но тот не хотел покидать ароматного бутерброда, вцепившись чешуйками головной части в ветчину, и сдался только тогда, когда Буйный, ухватив его двумя руками, растянул как струну, оторвал от бутерброда и бросил в Тихого.
 
   Тихий в это время пытался скрытно отделить червей от своего бутерброда, чем немало позабавил друзей и этим разрядил обстановку. Итог этому забавному эпизоду подвёл Балагур, определивший причину побега червей, – степень износа дамских колготок превысила допустимый предел.

   На утренней заре рыболовы вышли на воду, посидели с удочками, посмотрели на поплавки, наловили красноперки, проверили жерлицы и небезуспешно, наловили раков и с хорошим настроением возвращались к берегу.

   Буйный, как самый здоровый, сидел за вёслами, Балагур, сидя на носу лодки, корректировал маршрут движения. Наблюдая за работой Буйного, он заметил, как широко и соблазнительно, периодически в такт движениям, открывается карман его плаща, в котором тот хранил сигареты. Зная слабость Буйного – тот, вопреки своей импозантной внешности и физической силе, панически боялся раков, Балагур не в состоянии был удержаться от соблазна очередной шутливой выходки. Вытащив из ведра самого крупного рака, Балагур вложил его в карман плаща Буйного, а когда лодка ткнулась в берег, поздравил всех с окончанием успешной рыбалки и попросил Буйного угостить его сигаретой, внимательно оценивая эмоции на его лице. Эмоции были настолько бурные, что только резвые ноги спасли шутника от крупных неприятностей. 

                Русский спаниель

    Завёл я для охоты помощника – охотничью собаку, породы «русский спаниель», кобель по кличке Лайф. Возраст его позволял сразу включиться в дело, и, надо сказать, он быстро понял, что от него требуется на охоте.
   Первый сезон мы с братом охотились на побережье Ладожского озера, в основном, с лодки, и в этих условиях Лайф работал безукоризненно и даже исполнял сторожевые обязанности.

   Во второе открытие осенней охоты нас едва не постигла тяжёлая утрата. Всё было как обычно, мы с рассветом вышли на берег Ладожского озера, загрузились в лодку и заняли позицию в тростниках. Рассвет наступал медленно, низко над водой висели хмурые тучи, береговую полосу застилал туман, вопреки ожиданиям стояла напряжённая тишина, даже вдали не слышно ни единого выстрела. Утка не желала подниматься на крыло. Поздняя весна, раннее открытие охоты и низкое атмосферное давление повлияли на её поведение.

   Нас окружали безмолвие и грустно склонённые под тяжестью росы ветви тростника. Идти на пропёшке в этих условиях не было смысла, утка хорошо слышит и не поднимется, а будет отплывать. После короткого совещания мы приняли решение высадиться на берег и пройтись по заболоченному урезу.

   Когда мы вышли на мель, Лайф выскочил из лодки и пошёл вперёд, мы последовали за ним. Внезапно мёртвую тишину разорвал торопливый дуплет, затем второй, третий … . Напрасно мы крутили головами, пролётов не было и выстрелов с других направлений – тоже. Мы поспешили вперёд и тут из тростников услышали зычный голос: «Эй, Вася, кого ты там бомбишь?». Последовал ответ: «На меня кабаны напали».

   Страшная догадка поразила моё сознание, я не бежал, я летел, едва касаясь кочек ногами туда, где стояло облако порохового дыма. Незадачливый горе-стрелок готовился к очередному дуплету, а в десяти шагах от него, в густой осоке, стоял Лайф и мелко дрожал. Горе-охотник был атакован сходу, я вырвал у него из рук ружьё, отделил от него цевьё и вернул ружьё со словами: «Цевьё получишь у егеря после сдачи экзамена по охотничьему минимуму». Он пытался возразить, но в это время подоспел мой брат и двойной перевес не оставил ему шансов. Какое счастье, подумал я, что не каждый, назвавший себя охотником, умеет стрелять.

  В последующем мы выезжали с Лайфом на затопленные торфяные поля, где лодок не было, и эта специфика обнажила его скрытые пороки. Например:
   - при брожении по болоту он прекрасно держал нужную дистанцию, но стоило ему почуять дичь, как он срывался, рвал дистанцию и поднимал дичь вне выстрела;
   - при подаче битой утки, выносил её на ближайшую сушу, если даже это был остров;
   - при попытке оставить его «дежурить» в лагере, он выполнял нужную команду, но отойдя от лагеря на сто – двести метров, мы обнаруживали его, крадущегося рядом с нашей тропой. Исправлять своих ошибок он не желал.

   На это я пожаловался своему приятелю из клуба собаководов, который занимался этой породой. Специалист сказал: «У тебя хорошая рабочая собака, а эти пороки легко исправляются методом «Кнута и пряника».

   На ближайшей охоте я решил воспользоваться его советом. Во время привала я бросил утиное крыло, и, когда Лайф принёс его, я поощрил собаку. Бросил крыло во второй раз, Лайф без энтузиазма полез в траву и принёс его. Я поощрил собаку и снова бросил крыло, Лайф недоумённо посмотрел на меня и присел. Я решил использовать противоположный рычаг рекомендованного метода, сломал лёгкую тростинку и, ударив ей по собачьей голове, строгим голосом повторил команду. Реакция Лайфа была противоположна ожидаемой: он залёг и, с каждым новым ударом, всё сильнее прижимался к земле.

   Я решил сменить гнев на милость и предложил ему кусок колбасы, но он его словно не замечал. Я взял колбасу, нахально засунул её в собачью пасть и приступил к трапезе, по окончанию которой мы взяли ружья и приготовились выступить. Лайф на это никак не среагировал, он продолжал лежать, держа в зубах колбасу, густо покрытую пеной слюны. Я понял, почему эту породу называют «Русской», мне стало жаль Лайфа, и я пригласил его с собой, он радостно вскочил, на ходу проглотил колбасу и помчался вперёд. Больше я никогда не пытался сломить его волю, так как понял причину его поведения.

   Всё дело в том, что для Лайфа я был всего лишь партнёром по охоте и меня он любил вместе с охотой, а настоящим авторитетом для него был мой отец, у которого Лайф проживал постоянно в сельской местности и проводил с ним целые дни в саду, где они вместе работали. Лайф помогал отцу корчевать деревья, таскать хворост, или просто лежал рядом на грядке, которую вскапывал отец.

    Когда отец умер, Лайф сопровождал похоронную процессию и остался на кладбище. Он лежал рядом с могилой и облаивал всех незнакомцев, которые проходили мимо. На девятый день мои сёстры посетили могилу отца и принесли Лайфу пищу, но он её не тронул. С того дня Лайфа больше никто не видел.

                Глава 18
                Завершение служебной деятельности
            
    На финишной прямой служебной дистанции никаких препятствий уже не было: я получил квартиру, должность старшего преподавателя, звание полковника, будучи кандидатом технических наук, получил учёное звание доцента, мой адъюнкт Валерий Жигадло защитился блестяще и вскоре стал доктором наук. Моим дальнейшим успехам помешала начавшаяся перестройка и реформа Вооружённых Сил (ВС). Перестройка меняла наше сознание, казалось разваливается враждебное окружение, будущее представлялось мирным, а раз так, то все научные изыскания, направленные на усиление и развитие средств вооружённой борьбы, теряют приоритет. Проводимая реформа была направлена на сокращение ВС путём сокращения предельно допустимого возраста – для полковников – 50 лет. Для ВВУЗов это было совершенно неправильно, так как это возраст расцвета педагогического и научного потенциала, это все понимали и приняли половинчатое решение – специальным решением ежегодно продлевать эти сроки для тех, кому нет полноценной замены. В отношении меня такое решение было принято, но пребывание в таком состоянии я счёл для себя оскорбительным и написал рапорт об увольнении меня из рядов ВС.

   Жизнь в новом качестве я начал с обучения на курсах переподготовки уволенных офицеров по программе «Ведение малого и среднего бизнеса». Мои итоговые работы были высоко оценены немецкими преподавателями, ко мне потянулись компаньоны, но эти учебные бизнес планы я не воспринимал всерьёз, так как их реализация требовала начального капитала, которого ни у кого не было.

    Используя дружеские связи мне удалось организовать мелкий бизнес, вскоре я обзавёлся машиной, расширил круг знакомств и приступил к накоплению капитала для открытия среднего бизнеса, но моим мечтам не суждено было сбыться, меня постигла участь многих, кто не успел построить защиту своего сознания и морали – «Слово и Честь» от бурно растущей – «Лож и Обман».

     Приятные воспоминания остались от работы в близкой для меня сфере. Я познакомился с сотрудниками Котло-Турбинного Института имени Ползунова, которые нуждались в инвестициях для реализации инновационного проекта по реконструкции турбин ГЭС, которая, по их расчётам, должна привести к существенному повышению мощности этих турбин. Я нашёл инвесторов, составили программу, определили условия сотрудничества и в составе бригады исполнителей я отправился на Волховскую ГЭС в качестве перевозчика и координатора взаимодействия между исполнителями и руководства ГЭС.
 
   Несмотря на заверения авторов новой методики, в этом проекте присутствовал ощутимый элемент риска. Реконструкция турбин состояла в изменении профиля кромки турбины за счёт его усечения, т.е. если расчёты окажутся неверными и ожидаемого эффекта не будет – вложенные средства будут потеряны, а если турбина выйдет из строя, то ущерб будет огромен.
 
    Организационные и подготовительные работы прошли оперативно и успешно, механики приступили к самой ответственной части невозвратных работ и проверки конечного результата – это был самый волнующий момент. Первые испытания показали, что турбина вполне трудоспособна, но положительный эффект значительно меньше ожидаемого. Научное сообщество погрузилось в панику, практическая работа уступила место дискуссиям и многочисленным консультациям с ведущими специалистами в этой области. Изначально всё это проходило непосредственно на объекте, затем центр переместился в Санкт-Петербург, а я остался на рабочем месте, мне не хотелось оставаться в стороне от решения этой важной задачи.

   Реконструкции подвергались гидроагрегаты, изготовленные в Швеции в начале двадцатых годов прошлого столетия, я попросил предоставить мне доступ к технической документации этих гидроагрегатов и засел за её изучение. Мне удалось обнаружить график зависимости мощности турбины от площади сечения падающего на её лопасти потока, зависимость была линейная и по этому же закону были настроены сервомоторы – мощные гидроусилители, поворачивающие турбину под падающий поток. Я подумал, мы изменили конфигурацию лопастей турбины и под эту конфигурацию следует соответствующим образом изменить настройку сервомоторов. Когда бригада прибыла на объект, я доложил свою версию инженеру Вильнеру –автору проекта модернизации. Перенастройка сервомоторов не заняла много времени, ожидаемый эффект не заставил себя долго ждать! Это была победа! Возбуждённые учёные поздравляли всех с успехом, а меня успокаивали: «Юрий Дмитриевич, напрасно мы все волновались, ведь это всё так просто!».

    Успешное завершение работ отмечалось в одном из престижнейших ресторанов Санкт-Петербурга, здесь мне сделали предложение по дальнейшему сотрудничеству, группа имела большие перспективы не только на просторах России но и за рубежом. В условиях нарастающей безработицы предложение выглядело заманчивым, но я отказался, передо мной открывалась другая перспектива.

   Максим подобрал место для строительства дачи на берегу реки, вблизи озера, кругом леса, поля, болота – рай для рыбаков и охотников, я не стал менять охотничьи тропы на столбовые дороги за длинным рублём.

   Через несколько лет пришла скорбная весть – внезапно умер Вильнер Генрих Азальевич, талантливый инженер, светлый человек. На траурной церемонии прощания от руководителя группы Иванченко мне вновь поступило предложение войти в их группу, я ответил, что не имею нужной теоретической подготовки в данной области, на что он сказал: «Я Вас знаю, Вы способны решать задачи в любой области». Слышать это было приятно, но моё дачно-охотничье хозяйство уже набирало обороты: кролики, фазаны, дикие животные, отменный гончак – охота целиком поглотила меня, сбылась моя многолетняя мечта!

                Ладожские страдания

   Мой отец – страстный охотник, всю свою сознательную жизнь и  интересы своей семьи подчинил этой страсти и прожил вблизи Ладожского озера, на берегах и прибрежных лесах которого утолял жажду охотничьей страсти. Не удивительно, в революционные годы лихолетья с девяти лет он остался сиротой и выжил благодаря охоте. Страсть к охоте и любовь к Ладоге перешла к нам с братом.
   Охотились мы, в основном, на участке от деревни Назии до деревни Лаврово – места благословенные, но из-за лёгкой доступности, слишком популярны у охотников, другое дело, восточнее деревни Кобона: деревни Чёрное, Лигово и далее – там настоящий охотничий рай.
   Давно мы с братом мечтали туда попасть, но сухопутного пути туда нет. Возможность осуществить заветную мечту представилась после приобретения лодки Пелла-Фиорд и подвесного мотора Ветерок. Поход запланировали на конец октября, когда подойдёт пролётная северная утка.
   Ранним утром наша лодка, отчалив от причала в деревне Шальдиха, вышла на просторы Ладоги и взяла курс на Кобону, где мы намеревались через протоку войти в Ново-Ладожский канал и достигнуть Лигова.
   Погода была типичной для этого времени года: пасмурно, сыро, ветряно, она внесла свои коррективы в наши планы. С рассветом ветер всё больше усиливался, и на середине пути, волнение на озере достигло критической для нашего судна величины. Мы вынуждены были взять бережнее и с некоторым опозданием достигли Кобоны, а затем и Лигова, где отметились у егеря и через протоку вышли в озеро. Продвигаться вдоль береговой линии пришлось на вёслах, так как по песчаному дну всюду были «разбросаны» валуны, замаскированные волнами. Во второй половине дня мы пристали к каменистому острову и установили палатку.
   Наскоро перекусив, двинулись на разведку, первое впечатление обнадёживало, в прибрежных болотинах мы обнаружили много пуха и утиных дорожек, но чем больше мы бродили, тем ниже опускался градус наших надежд. С большим трудом удалось нам подстрелить пару свиязей на ужин, и это мы посчитали удачей.
   По возвращению на остров, мы застали там пополнение: группа молодых, крепких парней прибыла на каменные гряды с сетями, чтобы разжиться сигом, который облюбовал эти места для нереста. Новые русские устроились рядом и мы друг другу не мешали.
   Обсудив ситуацию у костра, мы сделали вывод о том, что попали в погодную яму: местная утка покинула родные места, а северная ещё не подошла, так как на севере для этого времени года установилась необычайно тёплая погода. Впереди был ещё почти целый день, и надежда не оставляла нас.
   С рассветом мы погрузились в бескрайние тростниковые заросли, утюжили их, начиная от берега и удаляясь вглубь, но всё напрасно – утки не было. Пришлось взять ещё озернее, и это было ошибкой.
   Тростник здесь такой густой и высокий, что вокруг ничего не видно, единственным ориентиром служит ветер, но он, периодически затихая и меняя направления, колыхал тростник во все стороны. Дно озера также не являлось ориентиром, так как по нему параллельно береговой линии, проходят песчаные гряды большой протяжённостью, которые внезапно прерывались.
    Мы попадал в ловушку: куда бы ни шли, везде глубоко, путь назад ничем не отмечен, на воде следов нет, а тростник открывается и закрывается, словно занавес, выдержать направление движения невозможно, сбиваемся с курса быстрее, чем в лесу.
   В бесплодных скитаниях по тростнику мы провели несколько часов, и впервые за многолетнюю совместную охоту наши мнения разделились. В двенадцать часов дня я повесил патронташ на шею и двинулся в предполагаемом направлении на наш остров, невзирая на глубину, а брат остался искать выход из водяной ловушки.
   Ледяные воды Ладоги устремились в мои сапоги и омыли нижнюю часть тела, согревала меня надежда на скорую встречу с костром, но с каждым часом блужданий эта надежда  становилась всё призрачней. Я стал страдать уже не от холода, так как со временем вода в сапогах немного согрелась за счёт температуры ног, а от голода, уставшее тело стало замерзать, а мышцы неметь.
   Через пять часов блужданий, когда наступление темноты грозило реальностью, я вышел на мелководье и увидел там своего брата, мы вместе прибыли в лагерь и занялись ликвидацией последствий этого происшествия: разожгли костёр, поставили чай, брат отдал мне половину своей сухой одежды, мокрую одежду развесили сушиться.
   Один из компании «рыбаков», узнав о наших злоключениях, проявил сочувствие, подал недопитую бутылку водки со словами: «Выпей, согрейся», а другой «рыбак» сказал: «Ничего ему не поможет, воспаление лёгких обеспечено, как минимум».
    Первого я поблагодарил сразу, а второго – спустя несколько часов. Водку пить я не стал, разогрев от неё – дело кратковременное, а последствия длительные и отрицательные,  в переди же у нас долгий обратный путь. Я полностью разделся, растёр тело водкой перед костром и снова оделся.
   В родительский дом мы вернулись за полночь, весь долгий путь я рулил на корме, обдуваемый встречным ветром, слова второго «рыбака» не оставляли меня, я противился им и ветру. Спасибо «рыбакам», они помогли мне «выйти сухим из воды» - меня миновал даже банальный насморк!
               
                Охотничьи курьёзы

   Есть под Санкт-Петербургом весьма любопытное местечко – торфоразработки пос. Назия. В 30-е годы прошлого столетия здесь строился фундамент коммунизма. «Коммунизм – это советская власть, плюс электрификация всей страны», советской власти было много, а электроэнергия была в большом дефиците, для ликвидации которого был разработан и принят план ГОЭЛРО. В соответствии с этим планом в 80 километрах восточнее Ленинграда на огромном заболоченном пространстве развернулись торфяные разработки. Основной рабочей силой были молодые женщины (в народе их называли «торфушками») из юго-западных окраин СССР. Работа у них была адовой – рыть оросительные канавы и возводить насыпи для узкоколеек, стоя постоянно в воде, в комариных облаках. Проживали они в бараках, рабочих посёлков №№ 1 – 5, расположенных вдоль основной узкоколейки.

    В 70 гг. торфяной промысел стал затухать, но люди, так или иначе связанные с этим промыслом, продолжали жить на этих посёлках. Для обеспечения их жизнедеятельности два раза в сутки от пос. Назия до Рабочего посёлка № 5 курсировал тепловоз с несколькими вагончиками, других средств сообщения не существовало.
    Торфяные карьеры заполнились водой, заросли водорослями, по оросительным канавам, рекам Кобона и Лава в них зашла рыба – возник настоящий утиный рай, в отдалённые леса можно было пробраться по насыпям, оставшимся от узкоколеек – всё это привлекало охотников, рыбаков ягодников и грибников.

                Сметливый гусь

    Мы с братом Женей открыли для себя эту «Америку» во второй половине 70-х годов и крепко прикипели к ней, охотились много и всегда удачно. Первый обидный курьёз случился на осенней охоте, когда, прибыв на утиную охоту, мы попали на гусиный перелёт. Бродя по затопленным канавкам и берегам карьеров в поиска уток, мы наткнулись на пасущуюся стаю гусей. Гуси паслись на мелко затопленном поле, с двух сторон обрамлённым заросшими канавами. Оценив обстановку, мы приняли единственно безошибочное решение: «толкнуть» стаю против ветра вдоль канав, поросших наиболее высокими деревьями. Сказано – сделано, я обошёл стаю, занял условленную позицию, а Женя максимально «корректно толкнул» стаю, которая прошла у меня низко над головой. Я пропустил гусей и стрелял «в угон» наверняка. Первый гусь упал камнем, а второй валился нехотя. Я рванулся за ним и успел увидеть, как он бодро лавирует между кочками. Наши гонки продолжались не долго, гусь оказался смышлёным, он забрался в середину топкого зеркала и там затаился. Я понимал, что лезть за ним, дело бесперспективное, так как он выскочит оттуда, а я завязну в торфяной жиже, поэтому я дождался брата. Женя подошёл, по моей просьбе срезал длинную палку, зашёл с противоположной стороны лужи и стал колотить по воде палкой. Гусь выскочил и побежал мимо меня, я кинулся на него, увяз в торфяной топе, потерял равновесие, вывозился в болотной жиже, но гуся пленил!

   Довольные и весёлые, подобрав первого битого гуся, которого я отдал брату, мы двинулись к месту своего стойбища. Обсохнув у костра, с весёлыми комментариями подведя итоги первого охотничьего дня, мы расположились на ночлег. Своего гуся я посадил в рюкзак, позволил высунуть ему голову, обвязал шею бечёвкой и завязал её двойным бантиком, рюкзак отнёс подальше от костра.

        С рассветом Женя принялся разводить костёр, а я пошёл проведать гуся. Не знаю, чего было больше, удивления или разочарования, когда я увидел осевший рюкзак и умело развязанную бечёвку. Гусь ушёл под утро, о чём свидетельствовала солидная кучка помёта в рюкзаке, а это было туже не только обидно, но и оскорбительно.

                Палка тоже стреляет

   В разгар грибного сезона мы с братом решили променять ружья на кошели и отправились по дальней всеми забытой насыпи в глухие леса на тихую охоту. Путь был дальний, но интересный, с насыпи то и дело срывались глухари, всюду виднелись их порхалища, и не удивительно. Глухарей было много, в этом забытом Богом краю никто на них не охотился, а насыпь среди обширных болот была единственным местом, где можно пополнить желудок галечником.

   Поход был наш удачным, с тяжёлыми кошелями мы торопились на последний и единственный поезд. Как и утром с насыпи то и дело шумно срывались глухари. Давимые грузом мы не сразу заметили на краю насыпи в траве горелую корягу, а когда на «коряге» обозначились яркие красные дуги, мы опешили – в пяти метрах от нас стоял огромный глухарь, стоял застывший, как памятник. Я поднял свой посох и приготовился к атаке, но чуда не произошло - глухарь сорвался и, преодолевая с треском кусты, вырвался на лесной простор. Я вскинул палку как ружьё, сделал быструю поводку, взял упреждение и громко крикнул: «Ба-а-х», в ту же секунду глухарь камнем рухнул на землю. Я не понял, от чего это произошло, а Женя потом сказал, что видел, как качнулось дерево, тонкий ствол которого глухарь задел крылом. Я тут же рванулся на место падения глухаря, но зацепился кошелём в густом кустарнике и потерял драгоценные секунды, равно, как и Женя, который решил освободиться от кошеля. Мы прибыли на место падения, сделали несколько кругов, обследовали подозрительные места на сотни метров, но глухаря и «след остыл», оставив неизгладимые впечатления и память об этом курьёзе на долгие годы.


                Заяц от лисы
   Начало зимы, первый пушистый снег – самое благодатное время для охоты на зайца троплением. Зайца ещё много, не выбили его ни охотники, ни хищники, он ещё не заматерел, след его короток, подпускает охотника близко, так как живёт пока врождёнными инстинктами самосохранения.
     Полные надежд и оптимизма мы с Максимом мягким морозным утром прибыли на место охоты, была небольшая порошка, открывающая всю лесную книгу и позволяющая точно судить о свежести следа.

    Мы двинулись вдоль опушки поля и вскоре набрели на заячью жировку, обойдя которую взяли выходной след и приступили к таинству тропления. Как и предполагалось, заяц пошёл на днёвку в глубь леса. После третьей смётки он вышел на свою вечернюю тропу, здесь я остановил Максима и дальше двинулся один, немного пройдя, обнаружил двойку (сдвоенный след) и смётку. Сомнений не оставалось, заяц пошёл на лёжку. Я осторожно шёл рядом со следом – топтать след нельзя, так как можно пропустить момент смётки и пройти зайца, который непременно этим воспользуется и бесшумно выскочит за спиной. Пройдя ещё немного я пересёк лисий след. Крупный лисовин вышел на заячий след и двинулся по нему. Лисовин шёл со стороны поля, явно сытый (след ровный, деловой, с остановками на моче точках), но, по-видимому, его соблазнила свежесть следа, и дальше мы пошли тропить вдвоём.

    Вот следы вышли на поляну, посреди которой стояла небольшая ёлочка с опущенными заснеженными лапками – идеальное место для заячьей днёвки. Следы шли мимо ели, заяц никогда не заходит прямо на место лёжки, он пройдёт в нескольких метрах от намеченного места, вернётся и сделает несколько прыжков по три, четыре метра в мало заметные места (за кочки, коряги и др.), собирая лапки «в кучку», заметить эти смётки не просто.
   Я остановился, ища глазами смётку, и продолжал шагать на месте, чтобы преждевременно не вспугнуть зайца, ведь он прекрасно «видит» меня ушами и давно контролирует мои перемещения, выбирая подходящий момент для рывка, тишина его пугает больше, чем проходящий мимо охотник.
 
   Наконец мне удалось обнаружить признаки смётки – это было несколько хворостин со сбитым инеем, я стал обходить ёлочку, чтобы отрезать путь зайцу от ближайших кустов и тут увидел беговой след зайца, сопровождаемый лисьими скачками – это означало конец охоте.

    Любопытство взяло верх и я двинулся по следам, к моему удивлению погоня длилась не долго, заяц резко повернул вправо, а лисий след пошёл прямо. Я пошёл по заячьему следу, вскоре заяц успокоился, посидел, послушал и резко повернул влево, метров через двести он вышел на лесную дорогу, дошёл по ней до просеки и там на перекрёстке заячьи следы накрыли лисьи лапы, после мощного прыжка. Борьба была не долгой, с утоптанного пятачка шёл один лисий след, шаги были короткие, следы сопровождались волоком от заячьих лап. Метров через двадцать – остановка, на утоптанном снегу – несколько капель крови и снова «гружёный» лисий след. След зашёл в заснеженный густой куст и вышел из него налегке.

    Я пробрался в этот куст, обнаружил там снежный холмик, а под ним аккуратно выпотрошенную тушку зайца, она была настолько свежа, что не успела ни замёрзнуть, ни закостенеть.
   Я был рад находке и решил сделать сюрприз Максиму – двинулся в его сторону, издавая сигналы гона. Выйдя на тропу, на которой он стоял, я двинулся по ней, спрятав свой трофей за спину и внимательно наблюдал за ним, как он стоял в напряжённой стойке, словно легавая, как вращал головой, пытаясь увидеть идущего на него зайца, как оторопел, когда к его ногам упал заяц без единого выстрела.
   Охота удалась, каждый из нас получил ту часть процесса, ради которой охотник не досыпает, не доедает, изнемогает, страдает, подвергая себя всяческим лишениям, но всё равно испытывает неудержимую тягу к тем процессам, которые и составляет сущность настоящей охоты.

                Контуженный заяц

    Мы с братом Женей собрались поохотиться на зайца. Шла вторая половина зимы, когда зайцы уже заматерели и тихой морозной ночью совершают длительные прогулки в поисках лучших мест обитания: больше пищи, наличие укромных мест для днёвок и возможностей обрести партнёра на предстоящий гон. Пороша была слабая, шансы на успех призрачны, но нас тянуло в лес на осмысленную прогулку.
     Как и ожидалось, заячий след мы нашли быстро, а дальше пошёл длительный и захватывающий процесс тропления. Заяц показал своё мастерство в полном объёме: многочисленные сдвойки, смётки и петли, всё это мы успешно преодолели и по утреннему следу вышли на опушку леса, вдоль которой проходила мелиоративная канава. Заяц двигался лесом вдоль канавы, чем упростил нашу задачу. В утренние часы заяц беляк в чистое поле не пойдёт, поэтому я жестом послал Женю вперёд и чуть в сторону, противоположную от поля, а сам устремился по следу. Через несколько сот метров мы подошли к обширному завалу, заячий след обогнул завал, и на его середине я обнаружил долгожданную сдвойку. Смётки видно не было, так как в сторону завала располагались многочисленные помехи, но со стороны леса ситуацию контролировал брат, поэтому я остановился и, продолжая топтаться на месте, подал знак Жене, чтобы он обошёл завал, перешёл канаву и встал на её краю. Когда Женя, убедившись в отсутствие выходного следа, занял позицию для стрельбы на другой стороне канавки, я двинулся в завал.

     Напряжение овладело мною, заяц где-то рядом и может в любой миг «выстелить», концентрация внимания должна быть полной и рассредоточенной, практически одновременно нужно вглядываться в след, чтобы не пропустить сдвойку, осматривать промежутки завала – не мелькнёт ли белая шубка, и наблюдать за реакцией напарника. А вот и сдвойка! Но смётку я не вижу, корни и поваленные стволы перекрывают видимость, а стоять нельзя – заяц не выносит тишины, его длинные уши точно пеленгуют мой маршрут, и он до последнего будет надеяться, что ему удастся выскочить у меня за спиной. Я полагаюсь на опыт, как бы заяц не петлял, а последнюю смётку он делает по ходу своего основного направления, поэтому я решил двинуться вперёд в сторону Жени.
   Расчёт оказался верным, когда нас разделяло всего двадцать метров, Женя вскинул ружьё и тут же выстрелил. Я вспрыгнул на поваленный ствол и не мало удивился, на моём берегу канавки, всего в восьми метрах от Евгения бил снежный фонтан, из которого то и дело показывались то уши, то заячий хвост. Стрелок дважды поднимал и опускал стволы, я понял, что это успех и двинулся поздравлять брата. Мы встретились на краях снежной воронки, но добычи в ней не было. По словам Жени, заяц, закончив кульбиты, пополз по-пластунски и завалился в окопчик, который покинул под прикрытием валежника. Мы двинулись по следам, сначала это была траншея, потом – пеший ход, который постепенно переходил в увеличивающиеся скачки, и метров через сто заяц пошёл нормальным, не спешным ходом.
    После короткого совещания мы пришли к мысли, что тяжело раненого зайца лучше оставить в покое и дать ему залежаться. Мы продолжили прогулку и через два часа снова вышли на след раненого зайца. Тропление было недолгим, но заяц оказался «не промах», он залёг в густом островке соснячка и ему удалось прокинуть его незамеченным. Мы продолжили погоню, пытаясь взять его в клещи, но вскоре убедились, что заяц уже забыл своё недавнее прошлое, бегает резво и осторожно. Мы оставили его в покое и вернулись домой ни с чем, но довольные – и охота состоялась, и заяц цел. Через несколько дней я посетил места жировок счастливого зайца и порадовался за его аппетит.
    Мы с братом были в полном недоумении относительно произошедшего. Объяснение дал один бывалый охотник, которому я поведал эту маловероятную историю: патрон снаряжён контейнером, который, раскрываясь, отстаёт от дробового заряда, и стремительно бегущий заяц попал в промежуток между дробью и контейнером, который на короткой дистанции обладает достаточным количеством кинетическ5ой энергии, чтобы контузить зверька – такое не повторяется!   
   
   

                * * *

 
    С момента окончания службы в ВС вплоть до Сердюковских реформ я не терял связей с коллективом кафедры, посещая торжественные мероприятия Академии и дружеские ужины на кафедре, мне приятно было слышать, что моё научное наследие не теряет актуальности и пользуется большой популярностью не только в Академии, но и в НИИ ВМФ. Меня неоднократно приглашали к сотрудничеству для проработки тех идей, которые в рамках диссертации не были завершены, но мною отвергалось всё, что могло помешать охоте. О том, что это не лукавство, свидетельствуют «обломки» моего творческого наследия, плавающие по волнам информационного океана по мимо моей воле (см. Google).




   В последние годы охотничьи страсти стали уступать место творческим порывам, наряду с выпуском книги «Охотничьи рассказы» мною были поданы пять заявок на предполагаемые изобретения, на три из них получены патенты, и главные результаты – ещё впереди!