Отражения. Глава 3. Не жена. Не любовница

Вера Маленькая
        Владимир ждет Ольгу возле клиники. Ждет и боится, что опять выйдет  заплаканная, растерянная. Сегодня третий сеанс у психотерапевта, которого посоветовал тот самый хороший психолог. Случай – то непростой. Ждет и пытается понять, а ему для чего это нужно? Не жена, не любовница. Ну, помог, увез ее из той деревни. Не в себе была. На грани была. И все, все! Еще – то что? Она ни о чем не просит, сам навязывается.
       Ольга появится стремительно, вытирая глаза. Душу словно иголками прошьет. Жалость, нежность? Да кто его знает. Обнять, прижать к себе, убрать со лба дурацкую челку, обцеловать лицо, на котором слегка проступили веснушки. Рявкнуть на весь мир: «Моя!» И никому... Никому! И пошли к черту психотерапевты, детская ее травма. Он бы сумел, она бы с ним ничего не боялась. Но разве реально? Не пустит в свою жизнь. Да и не того ей сейчас.
        – Как ты? -  спросит он в машине и легонько погладит руку. И снова прошьет душу. Да что же такое – то?
        – Не знаю пока, - ответит она, а руку уберет, - врач сказал, что все хорошо. Не будет больше желания отомстить и навязчивые роли уйдут совсем. Я ведь простила и у нее прощения просила. У учительницы!
        – Как это? – не понимает он.
        – Методика такая. Потом расскажу. Накорми меня сейчас. Только не в ресторане. Купи шоколад, пирожные, вино. Да, и вино красное. И за город. Отдышаться у реки.
        Через час деловая встреча, но она же просит. Встречу можно отменить, перенести. Оленька, Оленька... Темная улица, крупные серьги кольцами, взгляд прямой и упрямый. Просьба неожиданная. Разве забудешь? Он ведь никогда крутым и смелым не был. Просто пахал, крутился, а она его выбрала и тем самым возвысила! Душу открыла. Семья у него, две дочки. Жена у него, но сердце вот так никогда не крутило. Оленька, Оленька, артистка конопатая...
       – Я мигом, - говорит он, - мигом.  Магазин рядом. Ты не плачь только…
       Она засмеется:
       – Нет больше слез, выплакала.
       Выплакала. Врач не останавливал. И было все, как в кино. Два стула напротив друг друга. На одном она, «тринадцатилетняя» Оля. На втором воображаемая учительница, которую ей надо поприветствовать. Ужас какой! Но надо. Не может же она подвести Владимира, он договаривался. Робкое: «Здравствуйте!» Дальше еще хуже, она должна пересесть на стул учительницы, представить, что она не Оля, а та, бесстыжая. И тоже поприветствовать. Вместо «здравствуйте» вырывается неожиданное: «Что тебе нужно, девочка?» И снова Оля на своем стуле, ей надо ответить. Захлебываясь слезами, кричит, обвиняет, ненавидит... Тихий голос врача: «Пересядь на тот стул, сейчас ты она, попробуй ответить». Отвечать нечего. Нечего! Врач не настаивает, ждет. И снова неожиданное: «Я плохая, испортила тебе жизнь? Что же делать – то?» Что она, Ольга, такое несет? Не может учительница так говорить. Фантастика, сон, гипноз?
       – Что хотите, то и делайте, никогда вас не прощу.
       Слезы, слезы, слезы... Это был первый, короткий сеанс, а Ольге показался вечностью. Врач еще долго говорил с ней и даже напоил чаем. Поняла, надо простить, отпустить. Человек может совершить ошибку, подлость. Забыть нельзя, на то и память, простить можно. Как? И только на третьем сеансе, когда на стульях сидели взрослая Ольга и та постаревшая тетка, точнее, когда Ольга играла ее роль, диалог был легче, спокойней. И все - таки напряженный.
       – Прости меня, - попросила тетка,  - не ведала, что творила. У тебя все будет хорошо. Стану молиться за это. Прости!
       Ольга в который раз заплакала и с трудом произнесла:
       – И вы меня простите. За ненависть. Устала жить, ненавидя вас.
       – Протяните ей руку, - сказал врач, - попрощайтесь.
 Ольга коснулась воображаемой ладони. На секунду ей показалось, что ладонь дрожит. Она знает, что не будет копаться в психиатрической и психологической литературе, искать эту методику, анализировать, а во всем ли был прав доктор. Главное, чтобы прошлое отпустило, а он это обещал. Она привыкла верить. И Владимиру надо рассказать. Какой замечательный у нее появился друг! Без претензий на интим. Это редкость. Что он так долго в магазине? Очень хочется шоколада. Темного, горьковатого...
       Пять лет прошло с того дня. И все эти годы она пишет сценарий. По строчке, по странице... Вот и сегодня пора бы спать, но еще чуть, чуть, еще попытка. Завтра будет некогда. Сценарий так и называется «У пруда». Владимир в деревне тогда посоветовал. Только сил на него не было, даже после сеансов с психотерапевтом. Когда доходила до агрессивного: «Пристрелить, пристрелить эту гадину!», пальцы не слушались, а без этого эпизода многое непонятно. И сейчас он не идет, сто раз переделывала. Муж с дочкой беспокоятся, похудела. Даже готовит муж. И не знает над чем она мучается. Работа и работа... Не рассказывала ему ни о поездке, ни о сеансах. Зачем родного человека напрягать? Он старается для них с дочкой. Устает на стройке, а колдует над ней так же волшебно, как тогда на берегу. И не предавала больше, а ведь чуть было... Тогда, после визита в клинику. Она очень хотела шоколада. Владимир и принес вкуснятины из ресторана. Какой магазин? Она ела из его рук, шутя. Конечно, шутя. Друзья же! Потом, как наваждение. Фейерверк ощущений, мурашки по всему телу. Не отпускать, почувствовать его... Он опомнился первым.
        – Не надо, Оля. Потом жалеть будешь. Я не хочу тебя терять.
        – Дурак, - прошептала она раздраженно, - женщине не отказывают.   
        – Иногда отказывают, -  сказал он спокойно, - ешь шоколад.
        Ольга била его по щекам. Не отворачивался. Сел в машину и уехал, а она добиралась на частнике. Через неделю встретил с розами. Хотела рассердиться, пройти мимо, но услышала веселое «артистка конопатая» и рассмеялась. Да, пять лет назад это было. Иногда обедают вместе. Иногда просто едут за город и молчат. Иногда он приходит на спектакли молодежной студии, для которой она написала несколько удачных  композиций. Сценарий не получается, а композиции легко. Коллеги удивляются, с чего бы вдруг?
       – Кто он? – спросит однажды муж, - любовник? Но так нельзя. Не думаешь о том, что мне больно, что разрушится семья. Ответь честно. Я не заслужил вранья.
       – Успокойся, - ответит она, - любовь это у нас с тобой, а он друг. Бывают такие отношения у мужчины и женщины. Редко, но бывают.
       Вот и со сценарием ей без Владимира не обойтись. Посоветовал, пусть помогает. Еще страницу, еще ломтик шоколада и спать, спать. Муж погладит по спине, она расслабится. И забудет обо всем на свете. Но пока не легла в постель, надо позвонить Владимиру, на минуточку. Завтра надо обязательно  посоветоваться. Завтра...
       – Может, ну его этот сценарий, - разозлится Владимир, - дергаешься, осунулась. Ты повторяешь то, что уже отпустила давно. Посоветовал я, но ситуация была экстремальная. Отпустила, слышишь, Оля!
       – Значит, что – то осталось и это меня беспокоит. Почитай текст. До «застрелить» все экспрессивно, логично, а дальше не могу написать ни строчки, понимаешь?
       Она говорит, объясняет, волнуется, а Владимир смотрит с нежностью и думает, что изменилась Оленька. Исчезла рваная челка, светлые волосы вольно легли на плечи. На лице забавная россыпь веснушек, не борется больше с ними. Роли не придумывает. Юрист успешный. Смеяться любит. А вот на сценарии зациклилась. Так бы и сказал: «Хорошая моя, скажи, как тогда, что хочешь меня». Не скажет больше. Надо принимать то, что есть. И помогать.
       Ольга заноет по – детски:
       – Шоколада хочу. Все время хочу. Ты захватил?
       Разве он мог забыть? Всегда с собой возит.
       – Ешь, сценаристка! Я вот подумал, может, тебе придумать судьбу этой учительницы? А то ведь только пруд, твои роли, желание мести и мужчина, к которому ты обратилась за деньгами. Однобоко. Судьбы этой тетки не хватает. Вдруг тогда все было случайностью, наваждением. Лукавый попутал. Бывает.
Ольга посмотрит на него изумленно:
       – Ты прав. Надо судьбу. Эпизод с пистолетом, агрессией оставлю на потом. Какую мы ей придумаем судьбу, а?
       Он осторожно коснется светлых прядей.
       – Это ты сама реши. Потом расскажешь.
       Прошьет иголками, опять прошьет. Не видеться с ней, что ли? Но тянет, как в омут. Тянет! И выхода нет. Но если еще раз, хоть намеком, захочет его почувствовать, он взорвет свою сдержанность. И пусть будет, что будет. В плен взяла артистка конопатая. Захватчица! Мужа любит. Он его видел, простой мужик, до сих пор на велосипеде ездит. Не красавец. Обычный мастер на стройке, зарплата копеечная. Разве поймешь женщин? Пусть пишет свой сценарий. Он порадуется, если получится.
       Ольга расстроится. Не у кого больше спросить. Разве что у дочки.
       – Лара, я хочу написать историю про девушку, которая совершила злой поступок, обидела девочку. Интересно, что у нее было за детство? Вот думаю, представляю. И ты подумай, ладно?
       Тринадцатилетняя дочка крутится перед зеркалом, рисует Ольгиной помадой губы, кому – то невидимому улыбается. Вопросу не удивляется. Мама ведь всегда была выдумщицей. Что ей ответить? Может, про сказки вспомнить?
       – Мамочка, в детстве ее заколдовали и она выросла плохой, злой, всем пакостила, потом пришел прекрасный принц, поцеловал ее и все изменилось, как в сказке, да? Ты хочешь сделать ее хорошей?
       – Не знаю пока, но эта сказка мне точно не подойдет. Надо что - то ближе к реальности. Поразмышляй. У тебя это хорошо получается.
       – Мама, да чего думать? Пусть это будет девочка из детского дома.
       – Может быть, дочка, может быть. В этом что - то есть.
       Ольга лепит судьбу учительницы вдохновенно. Над замкнутой, похожей на цыганку, девочкой смеялись, отбирали еду. Она убегала в лес, ее искали. Ее наказывали. Не было ни одного человека, который бы приласкал, успокоил, рассказал добрую сказку. Только юная воспитательница украдкой давала иногда конфету. Но этого было  мало, мало! Хотелось прижаться к теплой, уютной маме. Она дала себе клятву, что когда вырастет, маму найдет... Найдет! И нашла, но мама оказалась алкоголичкой и дочь не признала. Потом голодное студенчество, влечение к женщинам, деревня, ненавистные ученики. Попытка соблазнить школьницу. И одиночество, одиночество, которое рано превратило ее в старуху.
       Запал кончится неожиданно. К финалу нужно было что – то особенное. Ну и пусть эта «судьба» отлежится, решит Ольга. Пусть посмотрит Владимир. Владимир обязательно! А новые идеи придут. Кстати, судьбу можно в начало. Эпизод с соблазнением повторить. Работы еще много.
       Владимир удивится:
       – Разве это судьба той тетки? Написано хорошо, но что – то не совпадает. И банально. Уж прости.
       – Я тебя сейчас побью, побью, - не выдержит Ольга, - я старалась, искала ей оправдание, а ты все испортил. Тоже мне специалист.
       – Побей, - согласится он и подойдет ближе, - только она не детдомовская. Почему – то мне это понятно. Интуиция подсказывает.
       Ольга попытается стукнуть кулачком по его плечу, но он перехватит руку. Прикоснется к губам, нежным, без косметики.
       – Нет, - скажет она жестко, - нет! Никаких наваждений. Лучше помоги мне.
       – Снова деньги на машину нужны? – съязвит он и пожалеет, потому что она уходит, уходит... Стремительно!
       – Лелечка, - услышит она взволнованное, - я знаю, к ней надо съездить.
       – Лелечка? – изумится она про себя,  - не артистка конопатая. Может, влюбился? Надо обернуться. 
        Он стоит растерянный, вытирая лицо ладонью, беззащитно, как ребенок.
        – Поедем, -  скажет она тихо, - спасибо тебе за все.
        В ночь перед отъездом приснится тусклое старинное зеркало в красивой резной раме, а в нем лицо учительницы, еще молодое, яркое, и ее, Ольгино.
        – Мы здесь почти сверстницы, - скажет учительница, - но ты меня никогда не поймешь, а объяснять долго. Есть картина неизвестного художника, называется «Бабочки». Наши судьбы, как танец этих бабочек. Переплелись в отражениях. Ты найди. И в зеркало это загляни.
        На секунду мелькает веселый лучик, а лица исчезнут.