(посвящается землякам – устькутянам: тем, кто жил, тем, кто жив, тем, кто будет жить)
Далекий мой город Усть-Кут.
Российской провинции город
серьезен – здесь прошлым живут,
где каждый «красив был и молод».
Ценнейший копился здесь груз
до Ванино, в Гавань Советов.
«Усть-Кут -- стратегический шлюз,
форпост», -- как трубили газеты.
Отсюда гигантским рывком
сквозь топи болот, через сопки
шагнул планетарным мостом
наш БАМ – символ века и стройки...
Шагнула, верней, Магистраль –
Байкало-Амурская песня.
И мчались романтики в даль,
в (на карте!) поставленный крестик.
И верили: будут расти
здесь яблоки и мандарины.
«Достаточно... лет десяти!..»,
и улицам имя дарили:
той – Дачная, эта, назло
всем розам ветров, станет Южной!
И, что там грешить – повезло,
тем, кто УЕЗЖАЛ так же дружно...
* * *
За год до того... или два,
мы – в отпуск. Пять суток в вагоне.
И вот оно – лето! Москва!
И встреча друзей на перроне:
-- Как вы? А бескрайна тайга?..
-- Да что ты, вода привозная?!.
-- И летом ходить в сапогах?..
-- А как комары – не кусают?..
Смешно и грешно – где же им,
уставшим от жарких асфальтов,
понять, как глотается дым
горящих таежных гигантов,
как мучает гнус, как растут
грибы перед самым крылечком,
как воду по бочкам везут,
как сорок минут греет печка,
а лампы вольфрамовый жгут
мерцает, как свечка в подполье...
Как писем по месяцу ждут,
как плачут по дому в застольях.
Как мерзнут, как ходят по тем
дощатым у нас тротуарам, --
что (надо же!) больше всех «тем»
моих москвичей изумляло.
Еще обсуждали мы рубль:
-- Что значит: «за длинной деньгою»?
Ответствую: нам их дают
в рулонах, а надо – раскрОим...
* * *
И вдруг, как обрушилось: БАМ
закрыт! Вы – на равных, ребята!
Кто хочет – айда по домам,
кто может – пидэмо до хаты.
Мы знали, что Северомуйск
еще не закончил тоннеля,
еще не отметили пуск
второго пути... И, не веря,
что ЭТО возможно, на страх,
на риск, оставались и жили.
Рожали детей... В тех местах
немало мы их схоронили...
Над Леной и наша стоит
свечой одинокой могилка:
там Леночка -- дочка -- лежит,
теперь и она – старожилка...
* * *
Красавец Усть-Кут. В пол-Москвы
длина его главной из улиц.*
Застройки, сорвавшись с цепи,
в подножия сопок уткнулись.
И, хмурясь, сдавала тайга
своих корневищ километры.
Росли вдоль пути города
под северным солнцем и ветром.
Байкальск, Магистральный, Улькан,
поселок со звездным названьем**...
Все строилось здесь на века --
добротно. Стоят в назиданье
потомкам: «Край нужно объять,
богатства разведав земные.
Сибирью должна прирастать
державная наша Россия!»**
* * *
Герои Пути... Я не знаю,
кого поименно назвать.
Наверное, тех, что, сгорая,
остались тут век доживать.
Возможно, что не понарошку,
не в прошлом живут до сих пор...
И память, распавшись на крошки,
продолжит о них разговор...
***
Тогда (после 80-тых),
уже не давали наград.
Кто временно – ехал на Запад,
а некуда – шел в мостоотряд.
Щитовки, бараки, балочки,
«консервного» типа дома
считались роскошнее «бочки»,
где мебель вагонной была.
Из убранства «шиком» для БАМа
был грубый неструганый хлам:
клоповые доски рыдванов,
да пОлки по разным углам.
Все временно, ведь обещали,
квартиры построить. Ан, нет!..
А Лена текла без печали,
как сотни и тысячи лет...
И сонные сопки взирали
на странные «игры» людей:
«мурашки» рубили, строгали,
вели в детский садик детей.
Рычали могуче БелАЗы,
росли «журавли» вдоль портов...
На бурой суглинистой грязи --
редиска (!) различных сортов.
И бодрой походкой шагали
сородичи разных (!) племен
по просекам вдоль Магистрали,
где шпалы – как список имен...
* * *
Пожары... Пожалуй, не сыщешь
страшнее для бамовца слов.
Кто видел хоть раз пепелище,
поймет, устарело ли “кров”.
Когда за окошком – под сорок,
и вдруг полыхнет... Так и знай,
что главное – вылезть из коек:
двенадцать минут – и «банзай!».
Какая «пожарка» там к черту?!
«Щитовка» горит, как спаржа!
Бросали детей через стекла,
забыв высоту этажа...
Так, после работы нередко
трудяга спешил в никуда.
И билась в икоте соседка,
вещая ему, что беда.
И благо б – семейство успело
спастись, а бывало – ни зги...
И самоубитое тело
несли из недальней тайги...
Но больше (!) горели сердечной
романтики дружбой тогда,
вписав это в летопись Вечности,
вбив в сваи судьбы города!..
* * *
Что есть для Истории срок:
хоть десять, хоть двадцать, хоть сорок?..
Ничто – от костра огонек
в расплавленной плазме иголок;
пушинка из месива туч
на нересте дней тополиных;
раскосый, изломанный луч
июльских стояний недлинных;
мереживо волн на реке,
покорной плотинам и ГЭСам;
графит в командирской руке,
размятый на «точке прогресса»:
на крестике (в карте!), куда
романтики взгляд устремляли...
Где есть, наконец, города!
А яблоки... будут едва ли...
***
Февраль 90-х. Усть-Кут
бастует -- голодный, разбитый...
Мой город. Здесь прошлым живут,
оставшись «на сам», «у корыта».
«Воротами Севера» став
в грохочущем тысячелетье,
разодран, раздЕлен, устал --
колоссу сломали предплечья.
Застыли в порту «журавли»,
затихли вокзальные крики.
С «Большой» чужеродной земли
летят не посылки, а клики
различных мастей и «бригад»,
полит-адвокат-сутенеры,
учуявших прибыль и клад,
затеявших драки и ссоры
вокруг неизведанных недр,
сулящих невиданный прикуп:
ураны, плутонии, кедр,
и нефть, и из соболя прИкид;
и торный в Якутию путь;
и клад кимберлитовых трубок...
В Державную главную суть
неназванный метит ублюдок.
* * *
Таежных путей километры...
Качает вагон колыбель.
Я еду за северным ветром
на встречу усть-кутских друзей.
Считаю на стыках ошибки
в застывших поверстных столбах.
И… прошлого вижу улыбки,
и тайны ищу в именах...
А за полночь выпьет глубины
колодцев космических враз
и, многие сны отодвинув,
Светило приветствует нас:
огромное, рыжее, в сопку
уткнется, ночное, как в грудь,
и станет напитывать соком
таежным и плакать тянуть.
Замедлит движение поезд,
до станции – десять минут,
но тамбур не спит, беспокоясь,
а вдруг нам сойти не дадут?
На станции Юности нашей --
неспящие окна друзей.
Ну, здравствуй, Усть-Кут! Как иначе?
Я – снова с тобою, я здесь!..
Теперь не унылым перроном,
не долгой тревожной тоской --
с оркестром встречают вагоны,
салюты летят над рекой!
-- И сколько дороге сегодня?
-- А первопроходцам тогда...
И не сосчитать! Только что же
для Вечности значат года?
Что десять, что двадцать, что сорок --
всего-то костра огонек.
Расплавленной плазмой иголок
по сердцу -- гитары басок.
Пушинкою – грусть, а над тучей
на нерест комета пошла.
Сибирской походкой излучин
уставшая Лена легла...
***
Отмаялись звуки парадов,
цветастых и бурных речей.
Уже повручали награды,
отметив, где подвиг и чей.
Уже отбубнили привычно,
чиновничьи рты «от сторон»:
все, мол, под контролем, прилично,
страна не забыла о том...
О чем?.. На невнятном наречьи
опять зафонил микрофон...
Ну, вот и закончились речи,
и тронулся дальше вагон:
Улькан, Магистральный и Небель,
Байкальск, знаменитый тоннель,
поселок по имени неба
встречают желанных гостей.
Везде – одинаков сценарий:
попьют, покутят, потрубят,
напишут: «Мы были на БАМе!
Там все – на «отлично», ребят!..».
***
И снова… забудут на годы.
А годы уносят друзей --
людей знаменитой породы,
что сделаны, знать, "из гвоздей".
Ну, что ж… Отголоски – не звуки.
Глядишь – помянули и БАМ...
Дай Бог, чтоб подросшие внуки
продолжили наши дела.
* Городом одной улицы называют Усть-Кут -- ее длина 46 км. От нее вверх, к сопкам уходят так называемые «поезда» – бамовские поселки, названные так по номерам прибывающих на стройку вагонов с добровольцами.
**поселок Звездный в Усть-Кутском районе Иркутской области.
*** Перефразировано М.Ломоносов «России должно прирастать Сибирью...»