В центре уральского села без малого век стоял бревенчатый дом. Его хозяева, совсем не сказочные старик со старухой, с утра до вечера занимались огородом, изредка дед латал избу. Было у стариков одно желание на двоих: повидаться с сыном Васенькой. Он уехал из родного дома и, став «большим человеком», уже много лет трудился сначала в обкоме, а затем и в столице.
Чем дальше продвигался Василий по службе, тем реже от него приходили письма. Но о сыне старики знали из «Новостей». Когда еще работал телевизор, дед с бабкой то и дело видели на экране любимого сына и не без гордости обсуждали это с односельчанами.
«Вчера передали, что Васька-то ваш уже в Кремле», - говорил старикам сосед Михеич. «Да, - кивали дед с бабкой, - он всегда у нас был молодцом». На вопрос односельчан, «когда же Вася приедет в гости?», Семён Николаевич и Клавдия Ильинична отвечали, что у их сына не бывает отпусков, но, «как только дадут, обязательно навестит».
Шло время, в стране начались перемены. Колхоз развалился, сельчане один за другим стали уезжать «поближе к цивилизации», а старожилы, решившие дожить свой век в родном доме, провожали детей и внуков, говоря, что никуда с этой земли не уйдут. И, действительно, уходили они только в землю. Скоро в селе остались лишь дед да бабка. Старики, по-прежнему, без чьей-либо помощи справлялись с нехитрым хозяйством и все реже говорили о сыне, переставшем им писать. Но оба думали о нем постоянно.
Про них забыл не только Василий, но и власти. Заброшенное село было теперь лишь ненужной точкой на карте.
Однажды в дождливый июньский вечер дед сказал бабке:
- Давай смотреть телевизор.
- Сдурел? - уставилась на мужа старуха. – С весны ж нет электричества. Ты что говоришь-то, Сёма?
- Да и хрен с ним, - рассмеялся в усы дед. – А мы будем делать вид, что всё у нас по-старому, что есть свет, телефон в клубе, что сельмаг работает и больница тоже, что…
- Точно, чокнулся, – бабка подошла к деду и заглянула ему в глаза.
- Здоров я, Кланя. Ну, это, как игра такая будет.
- Тебе сколько лет-то, чтоб в игры играть?
- Ну, как хочешь, а я буду телевизор смотреть.
В течение нескольких вечеров дед исправно садился перед телевизором и громко комментировал «происходящее» на экране. Семён Николаевич ни разу не упомянул о Васе и «включал» только те программы, где «показывали» исключительно старые советские фильмы. Эти «просмотры» забавляли старуху, и, спустя неделю бабка уже сидела рядом с мужем и тоже «смотрела кино». Семён Николаевич, глядя на черный экран, рассказывал сюжеты запомнившихся фильмов, а бабка бурно реагировала на «кадры», то, смеясь, то, вытирая платком глаза. Старики хотели остаться в том, ушедшем времени, и вымысел постепенно стал частью их жизни.
- Была сегодня в сельмаге, - говорила деду бабка, возвращаясь с огорода. – Там столько народу!
- А чего народ-то туда попёр? - интересовался дед, включаясь в очередную игру.
- Так ведь тюль завезли, Сёма. Жаль, передо мной всё расхватали.
- Не повезло тебе, Клань, - смеялся дед. – Завтра иди к открытию. Может, чего еще привезут.
Ложась спать, старики наперебой рассказывали друг другу, как прошел день. «Новостей» было много: то «с утра приходили соседи за молоком», то «местный автобус завяз в огромной луже», то «председатель колхоза вручал передовикам грамоты».
Как-то раз, среди ночи дед разбудил бабку:
- А главную-то новость я тебе не сказал!
- Сём, ну что еще? - пробурчала бабка.
- Приходил почтальон, принес письмо от Васи.
Старуха широко открыла глаза и уставилась на мужа.
- Вон, Клань, на столе лежит.
Она машинально свесила с кровати ноги и, не став искать тапочки, подошла к столу. Сон мгновенно испарился, но в голове звучал вопрос: «Какой почтальон? Откуда он взялся?»
Бабка зажгла свечу. На столе стояла только пустая крынка.
- Ну что, увидела? – спросил дед. – Нет? Слепая ты у меня, Клавдия Ильинична. Сейчас сам найду и прочитаю.
Старик сел на кровати, нащупал тапочки и медленно добрел до стола.
- Да вот же оно!- радостно произнес дед и «взял в руки» несуществующее письмо. – Садись и слушай, что нам пишет Васенька.
- Сёма! - взмолилась старуха. - Не надо! Я тебя прошу! Заигрался ты. Перестань! – руки у женщины дрожали, а на глазах выступили слезы.
- Какие игры? Садись и слушай.
Дед «положил» воображаемое письмо рядом со свечой, сел на стул и начал «читать»: «Здравствуйте, мои родные! У меня много работы, но я договорился с начальником, и он отпустит меня в отпуск. Приеду на Покров. Ждите. Ваш Василий».
- Так что, Кланя, в октябре Вася приедет, - радостно сказал старик, «складывая» несуществующий лист. – Немного осталось ждать.
Бабка закрыла лицо руками и ничего не ответила.
С той самой ночи дед постоянно говорил о приезде сына. Среди «новостей», которые, как обычно, старик рассказывал жене, были и новости о Василии: то дед сообщал о «выступлении Васьки по радио», то о «звонке сына по телефону в клуб», то о «посылке от Василия», которую «сбросили с самолета», и которая «сейчас спрятана в погребе».
Старик почти каждый день ходил в лес за грибами и заставлял жену солить свою «добычу», чтобы «Васенька поел любимых рыжиков». Деда не останавливали ни гроза, ни мольбы бабки. «Чем причитать, - говорил он с раздражением, - лучше бы посмотрела, чего у нас в погребе делается. А то приедет Васенька, а кроме грибов на стол и поставить-то нечего». Жена сдавалась и отвечала, что всего у них достаточно. «Даже спирт есть, Сёма, - оправдывалась старуха, - целых полторы бутылки. Это тот, что от покойного Михеича остался. Не переживай ты, стол будет царским».
Когда бабка оставалась одна, она с ужасом думала о Покрове. Еще никогда в жизни приближение светлого Праздника так не пугало старуху, и она часами стояла перед иконой, вымаливая у Бога прошение за свои мысли.
Снег припорошил село в ночь на Покров. Бабка ворочалась почти до рассвета, но сон взял своё. Когда старуха открыла глаза, то увидела деда, стоящего у окна. Он смеялся и хлопал себя руками по бокам. Обернувшись к жене, старик бодро сказал: «Проснулась, что ль? А я вот смотрю…, - старик снова прильнул к окну. - Ну, Михеич! Ну, лысый чёрт. Глянь, Кланя. Перехватил нашего Васеньку и затащил к себе в огород. Во, гляди, клубникой хвастается. А Васька-то, Клань, стесняется его послать куда подальше. – Семён Николаевич рассмеялся звонким детским смехом.
Бабка, хватая губами воздух, встала рядом с мужем. За стеклом белел вымерший соседский огород.
- Господи, Сёмочка! – прошептала бабка. - В больницу тебя надо.… в больницу… срочно.
- Клань, доставай припасы. - Старик явно не слышал жену.
- Сёма, всё будет хорошо! В больницу… в больницу… – Бабка забегала по комнате и вдруг остановилась. – Ой, да что это я? Господи, больница-то через дом от нас. Сейчас, Сёмочка, сейчас. Я уже бегу.
Старик продолжал смотреть в окно, трясясь от смеха. Бабка схватила из печки уголек и написала им на столе: «Вася, папа в нашей больнице. Я с ним. Иди туда». Она поставила точку и, выбежав за порог, поспешила в сторону покосившегося заброшенного дома, над входом в который сохранился выцветший крест да несколько букв – «БОЛЬ...И......».