ОЩУЩЕНИЕ СЧАСТЬЯ И ПЕРВОЕ ГОРЕ
Учителю истории — Александру Степановичу Сергееву посвящается.
На фото - мой брат Лёня и я - Тамара. Примерно 1950 год. Воронежский заповедник.
Прозвенел звонок. Нетерпение и любопытство переполняли нас. Волнуемся. Возбуждены. Ждем нового учителя истории. Вот, вот войдет в класс. Скорее, скорее бы увидеть его.
Вошел, закрыв за собой дверь, довольно высокий в сером костюме с журналом и указкой в руке. Тёмные волосы, гладко зачёсаны назад, голубые глаза, прямой нос, красиво очерченные губы, c несколько бледноватым, но, очень даже, мужественным лицом.
Мы, как обычно, встали. Но тут же послышался гул, выражавший явное разочарование, а на самом деле — испытание новенького на крепость, или прочность, кому как нравится. Договора об этом не было, но кто-то один начал и все с удовольствием его поддержали. Ох, уж это чувство стадности и детского безумного, жестокого озорства!
Как-будто что-то смекнув, и в то же время удивляясь, Александр Степанович взглянул на нас, склонив голову, и некоторое время вслушивался, будто учитель музыки, заставивший своих учеников хором тянуть ноты. А может, он просто не знал ,что делать с нами? Это был первый в его жизни урок в школе.
Наверное тогда, в седьмом классе, представление о красоте у всех примерно одинаково. И мы, конечно ждали учителя, может быть, моложе, может быть, выше, может быть.... но... нет - не такого. Он не показался нам. Всем сразу. Перед нами предстал человек, внешность которого никак не была похожа на ту, что мы нарисовали себе в своем детском воображении. Поединок продолжался. Мы стояли и гудели, не раскрывая ртов, гудели тихо, бесстыдно и настырно.
Удивление учителя сменилось какой-то уж очень печальной досадой и он заговорил. Он не сделал нам замечание, но и не предложил нам сесть. Как будто ничего не случилось. Он начал говорить с нами о каких - то простых вещах, не связанных с нашим хамством, но незаметная ниточка этой беседы привела нас к осознанию, что мы не очень-то справедливы и хороши.
Его немного глуховатый голос звучал раздумчиво и искренне и обращён он был к нам, как к равным, таким доверчивым, открытым и умным. Он решил, что, делясь с нами болью и надеждой, поймем его. Ему казалось, будто мы, только что сморозив коллективную глупость, так же могли все сообща понять его чувства, поднявшиеся из глубин его раненого жестокой войной сердца. Мы как-то сразу, поникшие, не глядя друг на друга, неслышно усаживались за свои парты. Это была победа над нашей чёрствостью. Что-то изменилось в душе каждого из нас. Будто ранка, именно ранка внутри открылась. Она саднила и не давала покоя. Наверное, именно тогда впервые и проснулась наша совесть.
Как долго и не просто шёл наш новый учитель к этому дню, когда смог впервые войти в класс. Война сорвала его со студенческой скамьи. И сколько дорог, а чаще бездорожья прошёл он на своей машине за длинные четыре года войны. Он так мечтал оказаться в школе .
Это была наша первая в жизни любовь не к родному человеку, захватившая девчонок и мальчишек не только нашего класса. Любовь без соперников — всеобщее поклонение.
Уроки истории стали главными для нас уроками. Всё, что происходило в далёкие времена, мы воспринимали как реальность, волновались и негодовали из-за предательства или неверно выбранного пути. Мы в своих альбомах по истории рисовали воинов, изучая события древнего Рима, карты сражений. Тогда это было чем-то новым в преподавании истории. Конституцию СССР мы тоже с ним изучали. Каждый урок мы ждали с нетерпением. Учителя школы ревновали нас и не очень-то его жаловали .
Маленький низенький домик, больше похожий на сказочную избушку, с высокой красивой елью во дворе, где жил Александр Степанович, тянул, манил к себе. И в долгие зимние вечера, когда улицы небольшой железнодорожной станции Графская становились безлюдными, только слышался лай собак в морозной ночи, да особым дровяным дымом тянуло из труб топившихся печей, мы с подружкой, Милочкой, с трепетом приближались к заветному дому, засыпанному рыхлым, голубовато - серебристым снегом, подсвеченным луной и радостно сверкающими звёздами, и на снежных откосах, очищенной учителем тропинки, старательно выводили "АСС"- подпись ,которую ставил он рядом с отметкой у нас в дневнике.
Но настоящее паломничество к нему домой началось после того, как, однажды, он пригласил к себе нескольких ребят в один из воскресных вечеров послушать музыку- со вкусом подобранные пластинки. Ни у кого тогда этой роскоши не было. В тайне каждый из нас мечтал оказаться на их месте. Открытых любимчиков у учителя не было.
Мы стойко и с трепетом ждали своей очереди. Первое в жизни ощущение счастья я испытала, оказавшись у него в кабинете. Уютнейшая комнатка, где царил мир книг: стеллажи и книги — вот, что было там.. Мы все в валенках, в школьных форменных платьях, чёрных фартуках с крылышками, пионерских галстуках, с туго заплетёнными косичками и коричневыми атласными бантиками. Мальчишки тоже, очень уж опрятные и торжественные в своих серых школьных формах. Почти не дыша, усаживаемся на самодельный диванчик. Ноги не достают до пола. Мы страшно смущены. Он видит это, улыбается и ставит первую пластинку на патефон. Наше волнение так велико, что музыку почти не слышим. Мы в доме учителя, которого боготворим. Потом появляется красивая Майя Николаевна и угощает нас чаем, с испечённым по случаю гостей печеньем - неслыханным лакомством в те времена.
Горе, наше первое детское горе, мы пережили тогда, когда неожиданно Александр Степанович покинул школу, выполняя важное партийное задание на Чукотке. Он уже у нас не работал, оформлял документы в Москве. В школе его не было недели две. Мы по детской наивности еще надеялись, что что-то не получится и учитель вернётся. Мы верили в чудо!
И вот однажды во время урока кто-то из детей, сидящих ближе к окну, заметил идущего по улице Александра Степановича.
-Александр Степанович!-пронеслось тихо.
В ту же минуту весь наш класс оказался у мгновенно распахнутых окон и неистовый крик—хор:- Александр Степанович! Александр Степанович,-вырвался наружу.....
Напрасно металась математик, пытавшаяся, но впервые не сумевшая остановить эту стихию. В других классах было то же самое. Александр Степанович поспешил в школу.
Провожать его на Чукотку пришли все, сначала к нему домой, потом на вокзал.
А мальчишки 10-класса, где он был классным руководителем, сидели на чемоданах и даже курили. Потом это событие обсуждалось по всей школе и было, наконец, воспринято как дело обычное, когда страдают и расстаются уже взрослые мужчины. Мы, семиклашки, только горько плакали. Дома я заполнила новый дневник, так как просто не могла видеть отметки с подписью, покинувшего нас учителя. Все тетради и альбомы по истории собрала я в стопку и навсегда убрала с глаз. Тогда это слово не было на слуху, как сейчас, но теперь понимаю, что с уходом нашего учителя мы все пережили настоящий стресс.
А потом полетели годы и десятилетия. Встречаясь с одноклассниками, всегда вспоминали учителя, который больше не повторился. Кто-то слышал, что после Чукотки жил он где-то в Кавказских Минеральных водах.
В ту осень мне выпала путёвка в Ессентуки. Мысль о маловероятной, но возможной встрече не покидала меня. Было свободное время и я решила поискать его во всех близлежащих курортных городках. Мне сказочно повезло. В справочном бюро Ессентуки, с которого и начала поиск, мне дали его адрес. Тут же пойти к нему не решилась, только дом обошла его, а он оказался совсем рядом.
А через несколько дней с букетом роскошных сиреневых хризантем я позвонила в его дверь.
Седая пожилая женщина удивленно смотрит на меня. И я узнаю Майю Николаевну.
-Сейчас минуточку!- говорит она, когда я спрашиваю об Александре Степановиче и прикрывает дверь, так как за ней начинается лай собак, спешащих доказать хозяйке свою преданность. Мне как-то холодно и неуютно, волнуюсь очень, но с места не двигаюсь.
Дверь открывается снова и я вижу высокого старика в валенках и старой меховой коричневой ушанке. Господи! У меня сжалось сердце. Это ведь он, он - мой Учитель! Что-то незащищённое, очень трогательное, было во всей его фигуре .
-Здравствуйте, Александр Степанович!-спешу сказать ему, пытаясь скрыть своё смятение и не выказать удивление, как изменили его годы.
-Вы никогда не догадаетесь, кто перед Вами- .
Улыбнувшись, как и прежде, и видимо, выигрывая время, он произносит:
-Нет, почему же? Cейчас скажу!- и называет моё имя.
-А ещё был брат Лёня, — продолжает он.
-Да это просто невероятно, Александр Степанович! Как Вы могли узнать меня? Ведь прошло 32 года!
В эту минуту я-не взрослая. Он учитель, я—ученица, одна из тех, кто так трепетно любил его.
-Это Вам от всех нас, Александр Степанович, - протягиваю ему цветы и слезы застилают мои глаза.
Не лёгкими были, прожитые учителем и эти годы, но это отдельный, трудный и не для этой встречи разговор. А если коротко — тяжелые времена коснулись его: и не работал, и денег, чтобы заплатить хирургу за операцию не было. Тогда рядом оказывались девчонки и мальчишки 10-го класса, провожавшие когда-то его на Чукотку. Они помогали ему выжить.
-Милое моё,дитя! Ты расскажи, расскажи о себе, о всех, о ком знаешь, - просил учитель.
А через неделю я увидела его снова. Была приглашена на обед. Там встретила однополчанина Александра Степановича, отдыхавшего в соседнем санатории.
Того старика больше не было. Я видела интересного, элегантно одетого пожилого человека с живыми молодыми глазами. Это вновь был Александр Степанович - мой дорогой учитель, тот, которого я знала в далёком чудесном детстве.
-Милое моё, дитя! Ты даже не представляешь, что ты сделала со мной. За эту неделю я перевернул горы.Ты вдохнула в меня жизнь.......
И ,вот, опять прошло много лет. И было всякое, но каждый раз, когда стояла перед выбором, как поступить, всегда рядом оказывался образ дорогого нашего учителя, c которым судьба подарила счастье общаться и вся жизнь, которого была настоящим поступком!
15 февраля, 1989 год, Донецк, Коломоец Т.( Мертц)
Преподавал у нас А.С.Сергеев в 1951-1952 годах, cт.Графская, Воронежская обл.