Человек, сидевший за письменным столом, совершенно не походил на психиатра, которые, по мнению Эммы, все как один должны были напоминать Фрейда и говорить с немецким акцентом. Он производил впечатление скорее страхового агента – строгий деловой костюм и улыбка на миллион долларов. Такие улыбки подходят только страховщикам и политикам, но никак не простым смертным. Она казалась до невозможности фальшивой и вызывала у Эммы невольное раздражение.
- Итак, добро пожаловать, мисс Грехем! Можно я буду называть вас просто Эмма? – человек встал и протянул ей руку. - Меня зовут Ричард Смит. Доктор Смит, но такое обращение мне не нравится. Можете называть меня просто Ричард или Дик – как вам больше по душе.
Эмма демонстративно скрестила руки на груди и язвительно усмехнулась.
- А ничего, что вы мне в отцы годитесь?
Смит, казалось, задумался, но лишь на пару секунд. Наклонившись над столом, он что-то чиркнул в небольшом блокноте и снова лучезарно улыбнулся:
- Приношу свои извинения! Я нечасто работаю с молодежью. Обычно мое общение ограничивается сверстниками.
«А сколько ему лет?» - с любопытством подумала Эмма. Выглядит он неплохо. Во всяком случае, несравненно лучше ее обрюзгшего папаши.
- Я здесь не по своему желанию, - она пожала плечами. – Можете выписать меня сию же минуту.
Улыбка доктора потускнела.
- Боюсь, что это пока невозможно. Ваша мать…
- Она мне не мать! – прозвучало это резко, словно пощечина.
- Ээээ… Миссис Грехем очень волнуется за вас… - он взял в руки лист бумаги, отпечатанный на машинке, и бегло просмотрел его. - Затяжная депрессия, употребление марихуаны, попытка суицида…
Эмма хихикнула, и Смит невольно вздрогнул.
- Волнуется? Она волнуется? Скажите, доктор Дик, - в ее голосе звучала неприкрытая издевка, - почему эта дрянь не волновалась, когда запрыгивала в койку к моему папаше – только потому, что он важная шишка – и довела до петли мою мать? Настоящую мать! Почему отец стал беспокоиться за свою дочурку только тогда, когда она попала в полицию, и дело запахло публичным скандалом? А когда я резала себе вены…
- Прошу вас, успокойтесь… - доктор выдвинул один из ящиков стола и достал стеклянный пузырек. Вытряхнув на ладонь таблетку, он положил ее поверх бумаг и налил стакан воды из стоящего тут же графина. - Выпейте, пожалуйста, вот это.
- Когда я резала себе вены, их больше заботила судьба персидского ковра, на который лилась моя кровь! – она перевела дыхание и взглянула на таблетку. - Что это?
- Легкое успокоительное и немного витаминов. Пожалуйста, выпейте, вам сразу станет легче.
- А если я откажусь, то появятся дюжие санитары? – к Эмме вернулась прежнее ехидство.
Смит изумленно всплеснул руками.
- Бог ты мой! Вовсе нет! У нас тут не тюрьма и не психиатрическая лечебница. Это реабилитационный центр для людей, чьи проблемы схожи с вашей. Моя работа – возвращать людям радость жизни, а не пичкать их лекарствами и пеленать в смирительные рубашки. У нас и санитаров-то нет, разве что парочка медсестер…
- Глупо это все… - Эмма машинально взяла таблетку и сделала глоток воды. Во рту остался приятный земляничный вкус. - Надеюсь, у меня не будет аллергии?
Смит одобрительно качнул головой.
- Почему же глупо? Вот взгляните… - с этими словами он подошел к окну и отодвинул шторы. В кабинет ворвался поток солнечного света, и Эмма невольно зажмурила глаза.
- Окно выходит в наш сад, там сейчас как раз идут индивидуальные занятия. Возьмите! - в руках доктора откуда-то появился небольшой бинокль. Поморщившись, Эмма взяла его и поднесла к глазам.
- И что я должна увидеть?
- Так… Пожилая леди возле куста красных роз – миссис Райли.
- И?
- Она чуть не сошла с ума, когда узнала, что ее сын погиб во Вьетнаме. Пыталась отравиться снотворным, но ее чудом удалось спасти. Она кричала, что не хочет жить, и вполне могла повторить попытку. Наше лечение пошло ей на пользу. Сейчас она снова вернулась к полноценной жизни, и, кроме того, обнаружила в себе страсть к цветоводству.
- Трогательно. Хорошая реклама.
- Вы так думаете? Вон там, справа, мужчина с бородкой. Мистер Джон Треверс. Начал пить после того, как его жена ушла к другому, забрав с собой детей. Был на грани полной деградации, но, как видите, мы вернули ему человеческий облик. Кстати, он очень любит современную поэзию.
- Для чего вы это рассказываете?
- Чтобы вы поняли – не бывает безвыходных ситуаций. Как бы ни было сейчас плохо, жизнь должна продолжаться. Должна нести радость, а не депрессию. А моя работа – помочь ей в этом.
- И когда же она начнется? – Эмма почувствовала, что глаза начинают слипаться, очевидно, таблетка оказала действие.
- Да она уже началась! Вы устали? Сейчас я позову сестру, и она покажет вашу комнату…
*****
Она проснулась от собственного крика и теперь лежала в темноте, снова и снова переживая события кошмарного сна.
Бескровное лицо матери, укоризненно смотрящее на нее из зеркальной рамы, сменилось маской полусгнившего трупа, а затем и сама Эмма превратилась в труп, ощущая, как под кожей извиваются сотни маленьких червей. Похоже, что у них были острые зубы, которыми они время от времени хватали ее за обнаженные нервы, вызывая все новые и новые волны боли. Она не могла пошевелиться и была способна только кричать…
Всего лишь сон… Эмма привыкла к кошмарам, но сейчас все было совсем по-другому. Этот сон наполнил все ее существо каким-то невероятным, почти мистическим ужасом – ей вдруг действительно показалось, что кто-то ползает у нее под кожей, ползает в поисках выхода, готовый попросту прогрызть его, если в конце концов не отыщет…
Эмма рывком отбросила одеяло и села на кровати. Кровь стучала в висках, а тело бросало то в жар, то в холод.
«Господи, что же это со мной?!»
Она попыталась встать, но ноги неожиданно подкосились, и пол, который должен был бы быть внизу, возник прямо перед глазами и ударил в лицо. Выдавив из себя какой-то скулящий хрип, Эмма вдруг почувствовала, что ее желудок пронзила режущая боль, а затем накатила волна невыносимой тошноты.
Перед тем, как потерять сознание, девушка с ужасом увидела, что ее вырвало кровью…
*****
Она медленно приходила в себя. Во всем теле чувствовалась непреодолимая слабость, словно из него откачали жизнь, оставив лишь полупустую оболочку. Кто-то наклонился над ней. Эмма скорее почувствовала это, чем увидела – перед глазами все плыло.
Острый запах нашатырного спирта немного разогнал туман и сфокусировал мысли.
- Где я? – Эмма никогда бы не поверила, что это ее голос – таким чужим он сейчас показался.
- По-прежнему в нашем центре, - стоящий возле больничной кровати доктор Смит выглядел точно так же, как и в прошлый раз, только вот улыбка теперь отсутствовала. – Вам стало плохо ночью. Это бывает. Новое место…
- Не вешайте лапшу… - злость придала ей сил. - Чем вы меня вчера накачали?! Наркотиками? Еще какой-нибудь дрянью? Дайте мне только выбраться отсюда! Полиция…
- Успокойтесь! – Эмма вдруг поняла, что у Смита может быть и другой голос, начисто лишенный дружелюбия, голос, каким обычно отдают приказы. - Во-первых, не вчера, а три дня назад. А во-вторых, вас и так никто здесь не держит. Вы уже официально выписаны – лечение не удалось.
- Не понимаю…
- Хорошо. Я совершенно не обязан вам это говорить, но у меня есть встречное предложение, и потому не стану скрывать правду. Взгляните вот сюда.
Эмма с трудом повернула голову. На небольшом столике возле ее кровати стояла стеклянная колба, наполненная какой-то желтоватой жидкостью. Приглядевшись, девушка едва не вскрикнула от ужаса и отвращения – словно в материнской утробе, за стеклянными стенками плавало нечто, напоминающее жирную гусеницу, размером с хот-дог, покрытое множеством лениво шевелящихся волосков, пульсирующее и отвратительно живое. Словно почувствовав, что на нее смотрят, тварь резко дернулась и начала биться о стенки.
- Что это?
- Особое лекарство доктора Смита! – в голосе врача слышалась неприкрытая гордость. - Основа нашей методики. Зародыш, попадая в организм хозяина, скажем, с пилюлей, срастается с его нервной системой, контролирует эмоциональное состояние, сдерживая раздражение и агрессию, и начинает вырабатывать большое количество серотонина и эндорфина, так называемых «гормонов счастья». Однако у вас произошло отторжение. Первый и пока единственный случай.
Смит развел руками.
- Уберите эту дрянь… Этого паразита… – голос Эммы захлебнулся в рыданиях.
- Успокойтесь, как я уже сказал, ваш организм его не принимает. Кстати, это вовсе не паразит. Паразиты только потребляют, но ничего не дают хозяину взамен. Это симбионт – получая от вас гемоглобин и еще кое-какие вещества, он обменивает их на счастливую и спокойную жизнь без стрессов и депрессий. Жизненный цикл хозяина, правда, немного сокращается – на год или два – у каждого по-разному. Но…Видите ли… - Смит на секунду замолчал. - Там, откуда мы родом, эволюция пошла совсем по иному пути. Природа сделала так, что наши организмы идеально дополняют друг друга, и мы просто не могли не ухватиться за такую возможность. Наш мир умирает. Мы нашли новый.
- Вы думаете, что я буду молчать про это?
- Никто не поверит. А тем более вам, учитывая все былые проблемы. Боюсь, что вас просто поместят в настоящую психиатрическую больницу, где условия далеки от идеальных.
- И что же мне теперь делать?
- Хороший вопрос. Именно его я и ждал, для того и читал эту маленькую лекцию. Вы можете отправиться домой, и попытаться наладить свою жизнь. Самостоятельно, если сил, конечно, хватит. А можете остаться работать у нас. Я буду рад получить сотрудника с такой необычной физиологией – изучая вас, мы постараемся не совершить новых ошибок. Что вы выбираете?
Эмма зажмурилась и с трудом подавила приступ тошноты. Паразиты… Перед глазами возникла жирная пиявка, присосавшаяся к коже и медленно наливающаяся багровой кровью. Потом она превратилась в стройную фигуру мачехи, в обрюзгший силуэт отца… Паразиты… Мир полон паразитов. Будет ли хуже, если их станет еще больше? Скажем, на миллион или два?
Она открыла глаза и кивнула Смиту.
- И каковы условия найма?