Светлой памяти Кутявина Василия Васильевича.
Моя фамилия Комарик.
Служу участковым в Ельском отделе города Н-ска.
Хочу поделиться некоторыми своими мыслишками, в первую очередь, с теми, кто постарше.
Вспомните старые добрые времена, когда, придя со службы усталый и измотанный, поужинаешь плотненько, возьмёшь газетку, включишь «ящик», приляжешь на тахту и блаженствуешь.
То Русланова поёт, то Русский народный заливается, так и хочется вскочить да вместе с ними пуститься в пляс.
Но сам я, поверьте, человек степенный, мне эти сантименты не к лицу.
А поэтому – лежу себе, читаю, расширяю кругозор.
Жена там, на кухне уродуется, готовит, моет, стирает. Ей это, как слабому полу, для закалки необходимо.
А мне на службе всяких упражнений хватает.
Мне отдохнуть надо.
Я же – мужчина, добытчик. Моё дело достать, принести, а приготовить – это уже не моя забота.
Кто-то где-то продукты покупает или как-то через кого-то достает, а у меня такой заботы нет.
Я на летний период в пионерский лагерь в охрану определяюсь и за два сезона на всю зиму запасаюсь.
Правда, некоторые мне говорят, что вроде бы как-то неловко около детской чашки пробавляться. А я так скажу: ни один ребёнок еще не вышел из-за стола голодным.
Да и сама старшая повариха давно у меня на «крючке», живёт на моем участке без прописки.
Так, что пусть поворачивается.
Мне манны с неба не надо.
А кусочек вырезки или там каких консервов заморских – будь добра. Я же иду тебе навстречу. Логично?
Ну, вот так и было, вроде, совсем недавно. А теперь что?
Прихожу домой, попил, поел. Газетку взял, на тахту упал. И что?
Думаете, сладенько вздремну, прочитав три строки? Или, думаете, по телеку Русланова или Зыкина запоёт? И не надейтесь. Прошли те времена.
Вот справа, через стенку слышу хрипловатый такой мужской голос:
- А принцессу мне и даром не надо»… Откладываю газетку. Поворачиваюсь на другой бок.
Через потолок слышу:
-Мы с тобой одной верёвочкой связаны»…
Снова переворачиваюсь. Теперь через пол тот же голос:
-А гадость пьют – из экономии. Хоть по утру да на свои»…
Нет, какой тут отдых!
Встаю, подхожу к окну. А живём мы в общежитии Аэропорта, правда, тоже без прописки, но это так, для информации.
А кто мне запретит, это же мой участок.
Ну, вот опять отвлёкся.
Так вот, прямо напротив нашей комнаты из окна напротив на нас нацелена такая система, как добротный шифоньер. И выдаёт:
-Я прошу, чтоб Лёша расстегнул рубаху, и смотрю, смотрю часами на тебя».
И правда. Аж слеза прошибает. Это же просто напасть какая-то Даже смелее можно сказать – ЭПИДЕМИЯ! Куда бы не сунулся – везде Высоцкий.
Я, опять же, вспоминаю старое доброе время, когда кое –где из окна пел Глеб Романов, Лещенко-старший, Утёсов, Бернес, Бейбутов, Лазаренко, Люся Гурченко.
Но тогда техника была слаба. Пластиночки на патефоне много не накрутишь.
Или вспомните еще: в клубе под радиолу танцевали, когда кино привозили.
И если кинщик может на ногах стоять, то и покрутит пластиночки через свою вертушку.
Ведь вспомните: в кино так не торопились, как на танцы под радиолу. А у той радиолы мощность была чуть побольше нынешнего транзистора.
А сейчас! Чуть ли не на каждом подоконнике общежития стоят колонки в десять раз мощнее любой тогдашней кинопередвижки. А вечерами эти колонки выдают такую мощность, которой хватило бы на освещение целого микрорайона, если её в киловатты перевести.
И мы этому не удивляемся, а наоборот, даже возмущаемся.
От этого звукового излучения стекла из рам вываливаются, со стен штукатурка осыпается, шифер на крышах лопается, изоляторы на столбах сами с крючьев скручиваются!
Представляете? А если вам на голову высоковольтный провод упадёт!
И совсем не напрасно жители близлежащих домов приносят жалобы на разные лишения.
У одного куры перестали на гнездо садиться, кладут яйца где попало, у другого собака сама отвязалась и вместе с цепью убежала со двора, у третьего огурцы в пустоцвет пошли.
Да, разных заявлений у меня вон - полная планшетка. И еще принесут. А как с этим бороться? И ведь как он сам поёт:
- Ширится, растёт заболевание.»
Прямо не по дням, а по часам. Тут надо быть семи пядей во лбу, чтобы что-то кардинальное придумать. Видимо, надо действовать, как мой начальник учит:- С врагом надо бороться его же оружием».
Я ему верю. Он для меня и отец, и мать. Хоть академий не кончал, но запросто мог бы быть министром, сам говорил.
Внял я его словам. Кое-что обмозговал, кой-какие детали уточнил, мелочи учел и принял решение - купил себе эту заразу – магнитофон. Да ни какой-то там «Айдас», а настоящий «Хрюндик». Три сотенки угрохал! И надеюсь, не напрасно. Уже сейчас вижу кой-какие плоды своих затрат.
Купил на Гусинке уйму всяких записей. Правда, все они до того затертые, что можно только по некоторым фразам угадать знакомые тексты и голос.
Весь его репертуар заучил на память. Представляете: даже на службе иногда забудусь, да как выдам:
- Он мне не друг и не родственник, он мне - заклятый враг,- очкастый частный собственник в зелёных, белых, серых «жигулях».
Во! Кстати, о собственниках.
Понимаете, мы, вроде бы сельские, хотя живём и работаем в городе.
Пусть говорят, что милиция – самый консервативный орган, Я это много раз слышал от граждан. Но что касается меня, - Я - человек обязательный. Ответственный.
Мне нельзя на селектор опоздать. Это чревато некоторыми потерями. Начальник хоть и не накажет за это, но премии или тринадцатой зарплаты лишит. Легко.
Так, что если опоздал – вычеркивай сам себя из списков премированных. А для меня лучше пропустить очередное повышение, чем лишиться премии.
Я хоть и старший сержант уже лет десять, но не ропщу. Этот факт не ограничивает меня в правах ничуть. Пользуюсь ими на всю катушку.
Вот пример. Живу я в Толмачево, а на службу надо ехать в город. К полдевятому.
Но я не теряюсь. Хоть и не начальник.
Начальнику, конечно, проще.
Хоть и был приказ, запрещающий использовать служебные машины в личных целях. Но как определить эти цели. Да и кто должен контролировать? Вот и ездят.
И не только на работу и домой. Да и жизнь сама подталкивает на изощрения.
Вон Серёга Мосин не столько своего начальника возит, сколько его супругу.
Вот у кого график плотный: везде надо успеть. И на рынок, и в парикмахерскую. И на массаж, и на фитнес, и в группу здоровья. А вечером еще и на дачу. А дача аж под Колыванью.
Туда горючки хватает. А на обратный - приходится у шоферов покупать.
Да хорошо еще, если с женой. А то вон Сашка Пронин, как-то раз, повез своего начальника с боевой подругой на берег куда-то под Ордынку.
Туда было всё нормально, а обратно – гаишник прижал к обочине.
Ну, туда-сюда:- Как здесь оказался?
Чик ему дырку в талон.
Вот так: одним – любовь, другим – неприятности.
Поэтому я, имея права, за руль садиться и не думаю.
То ли дело – участковый! Хозяин! В полном смысле. И никто мной не помыкает. И с транспортом – никаких проблем.
Вот эта штука для чего? Это палочка-выручалочка. Это мой полосатый друг. Жезл называется.
Мне его Витёк Рощин подарил. Он в ГАИ, ему проще - другой дадут.
Я утречком выхожу на трассу, присматриваю автомобиль пошикарнее, желательно, конечно, «Волгу», непременно черную и жезлом так это повелительно – раз его к поребрику!
Тут каждый старается проявить чудеса реакции. А попробуй не подчинись! Я номерок зафиксирую, сообщу, куда следует. Вот потом он походит за мной – детям своим закажет.
Отвлёкся я, кажись.
Опять же и тут Высоцкий…
Стою один раз на обочине, выбираю авто пошикарней. Вот идёт чёрная «Волжаночка» с обкомовским номером. Видимо, начальника на самолет посадил, теперь едет отдыхать.
Делаю ему жест. Визга тормозов не слышу. Остановился черт-те где. Никакого уважения. Ну, ладно, гусь! Ты у меня попляшешь.
Сажусь, называю адрес. Водила включает скорость, осторожненько трогается и везёт, как молоко, боится расплескать.
Я начинаю заводиться и тут слышу знакомый голос:
"- Идёт охота на волков, идёт охота, на серых хищников – матёрых и щенков…»
Это у него вертушка под сидением! Я затаил дыхание. А запись какая! Качество – ни разу не слышал такого!
Шеффер видит, что я заинтересовался, спрашывает: - Может выключить?
- Нет! – говорю, а сам каждый звук впитываю, каждое слово.
– Где брал? На толчке? – Нет, - говорит, - оттуда. Друг подарил. Он там частенько бывает».
Слушаю, а сам, тем не менее, про его выходку не забываю.
А вот и Серебрянниковская. Мне в то утро именно туда надо было. Показываю куда подъехать. А там же знак висит на углу Коммунистической. Для посторонних машин.
Он как его увидел – аж затрясся.
- Не могу, говорит, тут же знак!
Я ему властно так показываю, мол, не дрейфь, со мной хоть куда можно.
А он дрожит весь. Даже «поворот» забыл включить.
Бедняга! Ну, потрясись! Я за тобой вон сколько топал. А теперь ты меня к самому крыльцу подкатишь!
А около Управления всегда полно машин, не смотря на знак, начиная с мопедов и кончая камазами.
Шоферишка мой аж вспотел. Встать совсем некуда – у подъезда сплошь машины сотрудников.
- Безобразие, - говорит. А я ему популярно объясняю:
- Безобразие – это когда машины как попало стоят. А когда радиаторами в одну сторону,- это полный порядок. Стой! Хорош!
Он видит, со мной спорить бесполезно, даже вредно, замолчал. Тут я ему и выдал.
Пойдёмте. говорю, со мной. Придётся задержаться еще на часок. И кассету, кстати, с собой захвати.
Вышел из машины и жду.
Он что-то очень уж долго копался под сиденьем, потом вышел, тихонечко, не хлопая, прикрыл дверцу, а как увидел вывеску у дверей – и вовсе побледнел. Глаза выпучил, заикаться стал.
Мол, если из-за этой плёнки, так я её на толчке купил за десятку, возьмите, если надо.
Я бы, конечно, взял, но это же на что будет похоже? Таких вещей стараюсь не практиковать. А то у нас был аналогичный случай – ох, не позавидую!
Да нет, говорю, я только перепишу и поедешь.
Он даже испариной покрылся.
Короче, переписал я эту плёночку, вечером поставил на свой МАГ, да как дал!
! Все эти мелкота - меломаны так и заглохли.
А один, кто посмелее, мне через улицу кричит:
- Слышь, старшой, дай переписать!Я тебе за это всего Бриннера отдам».
Нет, шалишь! Я всё еще помню, как он мне вместо Высоцкого Аркашу Северного подсунул. А потом еще «мираж».
Так у нас ничего и не получилось. Жук он, хоть и принято считать, что кто любит музыку и книги – не может быть плохим человеком.
А тут еще случай был.
Проштрафился один наш товарищ после « дня чекиста».
Это мы так день получки называем.
У кого-то этот праздник раз в году, а у нас – каждый месяц. Двадцатого.
Так вот, два дня его дома не было. Жена забеспокоилась. А когда он явился со следами бурно проведенного времени, написала заявление в партком.
Собрались партийцы. Случай-то деликатный, хоть и далеко не первый. Как реагировать.
Тут одна, из детской комнаты, предложила такую резолюцию: поступок осудить и этим ограничиться.
Так, что его моральный облик почти не пострадал. Не зря эта умница всю свою творческую жизнь посвятила детям.
После заседания, как принято, вышли в коридорчик покурить. Тут уж каждый дал волю своим мнениям.
Получил наш товарищ сполна. Жаль, без протокола. И я не промолчал. Сижу в углу на корточках, курю, и вслух, так это небрежненько мурлычу почти под Высоцкого:
«- А где был я вчера - Не найду, хоть убей! Только помню, что стены с обоями. Помню, Клавка была. И подруга при ней. Целовался на кухне с обоими».
Начальник наш выходит, помахал руками, разгоняя дым и говорит:
-А ты, старшой, хоть и Комарик, а жалишь как овод.
Я на его замечание не стал реагировать. Пошел в кабинет, срочно надо сделать один звоночек.
Да где там! Пока девятку наберешь, на том конце и помереть могут. Кто-то из Великих метко заметил:
- «Хорошая штука – телефон, возьмёшь трубку и, слава Богу,- ничего не слышно».
Эх, не раз вспомнишь и тут Володю и его песню про «07».
Наши связисты за словом в карман не лезут. Видите ли, у них АТС перегружена.
А в других отделах техника отдыхает? Что вы! Работает, да еще как!
Вот, например, ВЦ. Там этой техники - два этажа, да еще и подвал, где фильтры стоят.
Это машина! «Минск-32». Мой кореш Вадик как-то подарил мне распечатку Владимира Семеновича. Во весь рост. Представляете?
Чтобы напечатать такой снимок, машине надо молотить почти сутки без передышки!
А дома у меня над кроватью такая же картина: Венера, голая. Тоже Вадик сработал в ночную смену.
Правда, кто-то из друзей заметил, что эта Венера почему-то с руками, и сильно смахивает на Наташку из адресного.
Хорошо, что жена не рассмотрела, А то бы живчиком её в мукулатуру, сменяла бы на Дрюона.
Вокруг этого Дрюона прямо ажиотаж какой-то. Два имени на слуху: Дрюон да Высоцкий.
Я теперь как прихожу домой, не раздеваясь, сразу врубаю свой МАГ.
А случится быть в компании, сразу после первой, затягиваю, Да стараюсь, чтоб с хрипотцой:
"- Мои друзья хоть не в балонии, Зато не тащат из семьи.
А гадость пьют – из экономии.
Хоть по утру да на свои…"
Кто-то очень тепло сказал:
«- Если Василий Макарыч – наша совесть, то Владимир Семёнович – наша душа.»
Причем, фамилии можно не называть. И всем понятно, о ком речь.
В своей песне он, в частности поет:
"- Не поставят мне памятник в сквере где-нибудь у Покровских ворот".
А я так думаю: вот даже у меня, начинающего, из двадцати кассет - восемнадцать – его песни. Это что – дань моде? Или явление века?
Затрудняюсь утверждать. Скорее – это его ЭПОХА.
И, если у Покровских ворот ему памятник не поставят, то у проходной Шоксткинского химкомбината – обязаны.
И у тех, кто взялся клепать на скорую руку доступные магнитофоны.
Ведь на них бешеный спрос только благодаря его песням. Вспомните!
И едва ли кто-нибудь из поющих в ближайшие двадцать лет этот рекорд переплюнет. Да ни какие «Чингиз ханы» и ни какие «Бони М»!
1980.