Ты не можешь ничего сказать. Поэтому слова проливаются из глаз. Кожу стягивает, теплые капли падают на руки, соленые мокрые дорожки ужасно щиплют, когда попадают в складку у носа. Такое ощущение, что по лицу течет кровь. Дождь, который лил недавно, теперь внутри тебя. Ты словно бескрайнее море, море боли, ужаса, липкого ощущения страха и ненависти к себе самому.
Никак не выходит остановить всплеск эмоций… ты прижимаешь руки к голове, хочешь сдавить череп так, выдавить непрошеные, чужие мысли. Пальцы взъерошивают давно не мытые волосы…
Это Тьма, Темнота,она породила во мне это! Она убивает! Она!
Ведь не я же… не я?
В голове бьются, сталкиваются друг о друга пугающие мыслеобразы. От этого страшно. Они такие… чужие.
Горький смех… или истеричный плач? Не разберешь.
Окидываешь мутным взглядом все вокруг, но не видишь ни разбросанных коробок, ни заляпанного чем-то детского одеяльца. Только голые обшарпанные стены буро-зеленого оттенка. Тут и там на стенах видны лохмотья отклеившихся обоев, как будто уже мертвые черви свисают из полусгнившего, растерзанного брюха этой громадной твари. Кишмя кишат, вызывая кровавое извержение по утрам… когда мутное, грязное месиво расползается по земле, когда каждая отвратительная частичка сталкивается с тобой… такой же дохлой тварью, трясущейся всю свое жизнь за жалкое существование, за пожирание самой себя и себе подобных. Кошмарные отходы мира, они представляют себя хозяевами. И солнце… жаркое, палящее солнце, несущее смерть и засуху… горло пересохло. Сглатывая слюну, чувствуешь невидимые щепки, песок, которым ты заполнен до краев.
Душно. Темно. Квартира подавляет. Стены, именно они раздавили несчастную табуретку, выдавили внутренности из старого матраса, сорвали крышку со стола, как будто проломили ему голову. Жуткие стены не тронули только потертый коричневый саквояж из материала, смутно напоминающего кожу. Кожу? Кого тут еще раздавило?..
Вздрагиваешь. Отнимаешь руку от головы, долго изучаешь свою влажную ладонь. О чем твои мысли? Нет, ты не думаешь. Ты ни о чем не думаешь, ты способен только ощущать. Где-то в районе запястий бурлит кровь… или подрагивают сухожилия? От голода ли?
Внезапно ты вспоминаешь ее, ту девушку.
Ты же не виноват, нет, это все она…или Она?
Как ее тело дергалось под тобой, когда ты пытался всем весом удержать девочку на земле. Как нежная кожа рук и ног разрывалась. Как что-то в горле хрустнуло под твоими пальцами. О Боже! Когда ты прикрыл глаза, пытаясь спастись от наваждения, ты будто снова оказался там, в темном парке, и в душной ночи опять и опять тряс ее за шею, чтобы она больше никогда не стучала своими мерзкими туфлями! Мерзавка. Стук, стук, стук. Это цоканье выводит из себя, оно повсюду, как будто гвозди в глазницы вставляют! Девчушка на каблуках… она шла куда-то… теперь ее найдут с посиневшими губами, вывернутой шеей и серой кожей. Она больше не придет утром в кофейню, не захрустит булочкой с кремом… бедная малышка. Такая нежная, такая… желанная, такая… очаровательная, как колдунья… ведьма! Она убила тебя… она убила тебя, заставляя убить себя! Убийца! Она душит, душит тебя. Вездесущая жара – ее тонкие липкие пальцы!
Ее нужно остановить, во что бы то ни стало. Привязать к чему-то. И не к тебе, слишком долго ты мучился.
Медленно, неспешно ты встал с пола. Пара неспешных шагов по запыленному и заваленному непонятным хламом полу. К саквояжу. Несколько привычных движений, то и дело перемежающихся разбрасыванием страшно мешающих вещей. Ты скрипишь зубами, плачешь, нервно хихикаешь. Теперь ты Ее поймаешь.
Рывком ставишь деревянную опору. Слишком резко – слышится хруст. Опять, опять это! Как все надоело! Почему все вещи вокруг смеются над тобой?!
Разворот – несчастная табуретка потеряла ногу. Звук тебя отвлек, и ты как будто на мгновение вырвался из странного душного марева. Оглядел комнату, сел на пол.
Ты взял в руки отвалившуюся от стула деревяшку, понюхал. Она почему-то странно пахла. Домом, лесом, пляжем… Щепками. Снова из глаз хлынули слезы, снова эти кровавые следы прошлого. Ты вспомнил всю свою семью, захотел куда-то вернуться… а оттого, что возвращаться некуда и не к кому, возникло желание умереть.
Даже не отдаешь себе отчет во всем происходящем. Ты не хочешь совершенно ничего. Мешает одежда. Какими-то странными полудвижениями срываешь с себя потную рубашку, штаны. Теперь к голой коже ног прилипает мелкий мусор с пола. Противно до чесотки. Бесит.
И тут ты делаешь одно очень четкое движение: дотягиваешься до саквояжа и открываешь его. Достаешь тряпичный сверток, разворачиваешь и кладешь возле деревянной опоры. Достаешь, не вставая, откуда-то из-за спины рулон бумаги. Хватаешь с развернутой тряпки тюбики, разливаешь прямо тут, на полу. Хватаешь сразу несколько кистей… и начинаешь ловить.
Хаос. На первый взгляд то, что ты делаешь, это хаос движений, грубых ругательств и какого-то дикого танца по комнате. Ода макабру, симфония жизни, погребальный плач любви, восхваление болезни, упадок начала… здесь нельзя говорить. Здесь нельзя думать. Теперь здесь царит истинное чувство. Лишь чувству разрешено жить здесь и сейчас.
Любая муха могла бы тебя потревожить… если бы ты пребывал в этом мире. Но нет, ты покинул мертвую тушу многоэтажного знания и унесся куда-то далеко… в чистый эфир или же в глубины ада? Никто не может ответить, даже ты сам.
То, что под твоими руками, может убить тебя самого. Но ты с такой ненавидящей любовью, кистями и пальцами размазываешь краски, что сам начинаешь чувствовать мольберт, как свой желудок или легкие… ты им дышишь, ты им питаешься… ты его помнишь. Помнишь, с какой целью зачал свое жаждущее смерти дитя темного света.
Ты как черная бабочка… мотылек, кружащий над трупом. Ты истощался, выливался на бумагу. С каждым прикосновением становился слабее физически, но сильнее в своем подсознании. С каждым мазком становилось все легче, дрожь уходила из рук… иногда тебе казалось, что твоими движениями управляет кто-то невидимый, ужасный и прекрасный кукольник… или же тебе поет свою печальную песнь Крысолов? Тебе больше не хотелось ни плакать, ни смеяться… ты просто ловил, переносил все, что есть и чего нет на бумагу…
Наконец все, что было твоим, стало бумажным, а тебе осталась лишь головная боль и поле пустых мыслей. Так всегда происходит в жизни.
Тяжело дыша, ты отошел от мольберта, весь покрытый разноцветными пятнами. Наверное, так выглядел последний индеец из своего племени, стоящий над трупами поверженных врагов и друзей.
Ты неподвижно стоял и смотрел на картину. Там была девушка. Из разноцветных мазков, она была некрасива, угловата. Она была изображена так, как если бы ты видел ее, стоя сверху на лестнице - ноги казались короче рук. Соски напоминали высушенный виноград, живот смахивал на кучу дохлых жаб в корыте, лицо было какое-то скошенное, как будто ей свернули шею и она еще успела перед смертью удивиться… она была поймана внезапно для нее самой. Было ли это истинное ее лицо? Или у нее не было больше лица? Или же она его потеряла?
Ответов не находилось.