Артур

               
                ( одесская  быль )
               
                «Старенькие дворики
                Подметают дворники,
                Чтоб сияла улица моя!»
                (Из песни о Мясоедовской улице)
            
 Все дворики старой Одессы похожи один на другой. Ну, а те, которые не  похожи, напоминают собой увеличенную, либо уменьшённую копию тех, что похожи. Посреди двора непременно располагается колонка с водой, хотя все дома водопроводом давно обеспечены. Возле колонки любят прогуливаться кошки. Они ждут того счастливого момента, когда какая-нибудь хозяйка выйдет во двор чистить рыбу. Считается, что без кошек старый город заполонят обитающие в катакомбах крысы, поэтому жители терпеливо переносят все кошачьи проделки и, при случае подкармливают.    Весной всё пространство двора осыпано цветками белой акации; летом–разноцветной шелковицей, оставляющей после себя несмываемые чернильные пятна, а ближе к осени–тоже цветками, тоже акации, но другой, поздноцветущей, которая называется сафорой.
 Бабушки - чистенькие и аккуратные, сидят на скамеечках и находятся в курсе всех событий. Договариваются ли они, или устанавливают между собой дежурство, сие неизвестно. Но, если вы войдёте во двор в любое время дня, то обязательно обнаружите такую вот бабушку, которая, независимо от возраста вошедшего, поинтересуется: «Вы к кому, молодой человек?», если это будет мужчина; и: «Дама, вы к кому?», если женщина.
 В Одессе старорежимные обращения довольно привычны. Одесситы, по природе своей - скептики и насмешники: если они чему-нибудь удивляются, то лишь потому, что им, в данный момент, это выгодно.   
 Ещё одна, присущая не только дворам, но и парадным, как здесь называют подъезды, деталь, это – волшебный одесский дух, представляющий из себя некую комбинацию запахов детской спальни, украинского борща и печёной сдобы. Летом к этому букету прибавляются ароматы жареного перца и синих (баклажан), разбавленные оттенками малинового, вишнёвого и абрикосового варенья.
 Живут в этих двориках люди самого разного происхождения. Они заполняют собой все социальные ниши, делают карьеры, добиваются служебного роста, выходят на пенсии, но по-прежнему остаются друг для друга Аликами, Ляльками и Вовками. В каждом из дворов есть свои работники умственного труда, владельцы автотранспорта, музыканты; обязательно кто-нибудь по торговой части, знаток медицины, народный умелец и, наконец, алкаш. Впрочем, два последние, как правило, являются одним и тем же лицом. За небольшую мзду, выраженную в граммах жидкой валюты, умелец прочистит канализацию, поменяет кран, замок, вставит стекло, одним словом, сделает больше, чем служба быта и жилуправление. В нашем дворе, ставшим ареной поистине шекспировского размаха событий, тоже есть такой «на все руки мастер»: старый дед -  алкаш, дядя Вова. Раньше он служил в китобойной флотилии и появлялся во дворе, когда зацветала белая акация. Время отпуска проводил весело, с бутылочкой, и снова уходил на промысел, но уже осенью, когда цвела сафора. Так и проходила вовина жизнь между цветениями двух акаций. Всё это было так давно, что от свидетельств его былой славы осталась одна тельняшка, которую он носил, не снимая, и зимой , и летом. Щупленький и высушенный, продутый всеми океанскими ветрами! Его никогда не видели с целой папиросой в зубах: постоянный, словно приклеенный,  охнарик неизменного «Прибоя» в углу рта, других сортов он не пользовал. Над входом в парадное, где он жил, красовалась эмалированная, изготовленная фабричным способом, табличка «НЕ ТРУСИТЬ В ПАРАДНОМ» Даже самые старые из жильцов не помнят, когда она появилась. Старый мариман частенько возвращался домой, шатаясь, словно от качки, и шумно проникал в парадное, мешая спать живущей над ним Лариске. Эта его «соседка сверху» - дама лет сорока, в советское время заведовала ликёро - водочным отделом в гастрономе, теперь же торговала секонд-хэндом с раскладушек на «Привозе». Лариску дядя Вова уважал уже лишь потому, что к словосочетанию «ликёро – водочный» относился с благоговейным трепетом. Перевоспитывали дядю Вову всем двором, но больше всего ему доставалось от бывшей майорши Марьи Фёдоровны, которая вот уже пятый десяток лет, работала наркологом в трамвайном парке. Она была старой коммунисткой и слыла ярой блюстительницей нравственности, что, впрочем, не помешало ей освятить не только своё жильё, но и квартиру соседей–молодожёнов. Глава этой семьи Дима, занимался «бизнесом»: постоянно кому-то звонил, куда-то мчался и частенько менял «тачки», причём одна была неизменно круче другой. Его жена, Лялька, нигде не работала, привычно жаловалась на нехватку свободного времени и  меняла шёлковые халаты в разноцветных драконах чаще, чем её супруг автомобили. Она тоже любила участвовать в дворовых разборках, видя в них возможность для демонстрации своих маникюров на длиннющих ногтях, цвета которых менялись в соответствии с расцветками халатов.
 По соседству с Лялькой жила пара экстрасенсов: Артур и Аллочка. Клиентов они принимали на дому, по предварительной записи, хотя о какой записи может идти речь, при отсутствии у них телефона, оставалось непонятным. Никого из соседей, кроме дяди Вовы, экстрасенсы к себе не пускали и порчу со знакомых не снимали, поэтому всё, что творилось за бронированной дверью оставалось загадкой. Лишь однажды  Лялька рассказала соседям о своём визите в их квартиру.
  «Мне нужно было узнать за газовую колонку», - сделала она загадочное выражение лица и, убедившись, что аудитория внимает, продолжила,- «У меня там флажок стоит, на 80 градусов, а в квартире холодно. Ну, вот, и пошла я к Артуру»
 «Ты шо, меня не могла позвать?»,- перебил её дядя Вова, сожалея об упущенном заработке. Но Марья Фёдоровна гневно шикнула на него, и он немедленно заткнулся.
 «Звоню!», - явно растягивала удовольствие повествования Лялька,-
 «Открывает мне Аллочка. В трусах, в лифчике… Она так ходит. Это зимой-то! Наверное, и клиентов в таком виде принимает. Я говорю:   «Аллочка, извините, у меня колонка что-то барахлит, не мог бы Артур посмотреть?». Аллочка свет включила, смотрю, Артур тут же в коридоре на лежанке отдыхает. Руки на груди сложил, зубы жёлтые выставил, ну натуральный покойник!»,- Лялька закрыла глаза и показала, как лежал Артур.
 «Ладно, не кривляйся!»,- одёрнула её Лариска.
 «Ну и ничего! Поднялся, пошёл, что-то там подкрутил, и колонка заработала», - вздохнув, закончила Лялька.
 «Что, и это всё?», удивилась Лариска, - «Тоже мне, информация!»
 «Ну, а так-то, они ко мне не заходят, разве что позвонить»,- начала оправдываться Лялька.
 «Ох уж эти мне экстрасенсы!», вздохнула Марья Фёдоровна,- «Люди не знают, куда деньги девать»
 «Точно, не знают!»,- угодливо поддакнул дядя Вова, который частенько стрелял у соседей «рубчик до пенсии». Нужно заметить, что долги свои он всегда возвращал или отрабатывал.
 Так они и жили. А в августе в их переулке произошло событие: рухнул дом. Завалился! Сначала из стен ракушечника стали выщёлкиваться отдельные камни, что поменьше. Эти «выстрелы» разбудили немногочисленных обитателей, отказавшихся в своё время перебраться из центра города в новые дома на окраине. Они успели выскочить, прихватив с собой, что попало. Дом словно дожидался аншлага, а когда все зрители собрались, рухнул. Стены осыпались аккуратно и сразу, поэтому всё в комнатах осталось на своих местах. Потерпевшие, решив, что собрать свои вещи они могут и утром, разошлись по соседям спать. Когда же всё окончательно утихло, из окон экстрасенсов донеслись дикие вопли:
 « Артурчик! Не умирай! Не оставляй меня!»
Народ вывалил во двор по второму заходу.
 «Алла! Что случилось? Может вызвать «Скорую?»,-постучала в окно костяшками пальцев бочкообразная Марья Фёдоровна в распахнутом хлопчатобумажном халатике.
 «И чего тарабанить?»,- равнодушно заметила Лялька,- « Сколько раз у нас так было! Алла к нам стучит, просит вызвать «Скорую». Мы вызываем, мой Дима идёт, встречает, «Скорая» приезжает, Аллочка открывает дверь, Артур на кухне сидит, газету читает!»
 Всем хотелось спать и, поскольку аллочкины крики прекратились, мнение Ляльки оказалось решающим. Последним место происшествия покинул дядя Вова, который присел на ступеньку, чтобы выкурить папироску.
 Утро следующего дня началось, как обычно: все разбежались по своим делам. Возвращаясь к обеду, Лариска увидела во дворе дядю Вову. Аккурат он выходил от экстрасенсов, тяжело неся в правой руке деревянный ящик с инструментами.
 «Здрастье, дядя Вова! Как там Артур?», - приветствовала его Лариска.
 «Моё почтение! Нормально Артур. Менял им замок. Сидит на кухне. Правда, хреново выглядит. Как-то неважно… Я сказал: «Привет Артур!» Он молчит. Ну, думаю, захотел – ответил,  захотел – нет!».
 Дядя Вова вздохнул, достал из кармана коробок и, чиркнув спичкой, закурил. А после обеда в лялькину дверь постучала заплаканная Аллочка. Так уж у соседей повелось, стучаться друг к другу, не смотря на наличие звонка: свои, мол!
 «Можно позвонить?», - всхлипывая, спросила она.
 «Да, звоните на здоровье!»,- вежливо так ответила Лялька.
Аллочка набрала номер и спросила: «Это Приморское отделение милиции? Здесь американские приборы понаводили, которые облучают! Ушла на «Привоз», дверь закрыла. Прихожу, дверь открыта – это американцы со своими облучательными приборами прибегали!»,- тут Аллочка всхлипнула,- « А у меня покойник в доме! В моей записной книжке бумажка лежала, там была ценная информация, что он СПИДом больной. Я ушла на Привоз, прихожу, нет этого листика! И что вы себе думаете?»
Конечно же, этот разговор не мог не насторожить Ляльку, хотя всем было известно, что Алла состоит на учёте в психушке. Как только гостья ушла, Лялька прямиком направилась к Лариске: «Так, мол, и так: у Аллы - покойник и американцы!» На что Лариска резонно заметила, что всё это полный бред, потому что дядя Вова менял сегодня у них замок и с Артуром виделся.
 На следующий день Марья Фёдоровна, возвращаясь с работы, зацепила под «Привозом» свежих бычков и расположилась чистить их возле колонки.
 «Почём бычков брали?», - спросила её Лариска, высунувшись с балкона.
 «По две гривны за низку!»,- отвечала Марья Фёдоровна, не прекращая работы. И тут, в точности, как вчера, выруливает от Аллочки дядя Вова со своим ящиком.
 «Бог в помощь!»,- приветствовал он Марью Фёдоровну.
 «И тебе не хворать!», - отвечала та,- «Никак шабашкой разжился?»
 «Замок у Аллочки менял»,- солидно пояснил дядя Вова.
 «Артура видел? Как он там?»,- поинтересовалась Марья Фёдоровна, отодвигая ногой от миски обнаглевшую, в ожидании поживы, беременную кошку. 
 «Да ничё, нормально, на кухне сидит, газету читает. Но, наверное, ему хреновато. Что-то он весь какой-то…»,- тут дядя Вова оскалился и накренил голову изображая, как хреново Артуру,- « Смурной, взъерошенный. Я ему:  «Привет, Артур!»  Он молчит. Ну, твоё дело!»
 «Странно»,- подумала Лариска,- «С какого перепугу, он второй день им замок меняет? Надо будет у Ляльки узнать!»
Но допрос Ляльки с пристрастием ясности в дело не внёс. Она подтвердила, что да, опять приходила Аллочка, опять звонила в милицию и жаловалась на американцев, которые издеваются над покойником.
 «Ну и шо, её там не послали?»,- спросила Лариска.
 «Наверно, послали, потому что она возмутилась: «Вы что молодой человек!» А потом меня спрашивает: «Ты не знаешь, как в прокуратуру звонить?» Я говорю: «Не знаю!» Она ушла, через пять минут снова прибегает: «Что здесь так церковью пахнет? Я никогда больше…»
 «Так это же вы с Марьей Фёдоровной квартиру святили!», - напомнила Лариска и вздохнула,- «Нужно будет и мне посвятить!»
 «Ну да! Так вот, набирает она номер и опять начинает про покойника»
 «А дядя Вова рассказывает, что Артур в порядке. Болеет, это – да!»,- снова вмешалась Лариска.
 «Заглянуть к ним, что ли?»,- рассеянно протянула Лялька.
 «Ага! Как же, загляни! Я каждое утро с Аллочкой здороваюсь, когда та на «Привоз» чешет, так она даже в мою сторону не смотрит»,- заключила Лариска. Так всё ничем и закончилось, а на следующий день…
 Возвращаясь к обеду домой, Лариска постучала с улицы в вовино окно. Просто так постучала, из-за вчерашнего. Но в парадном стояла тишина, дядя Вова на стук не отреагировал.
 «Значит не дома»,- решила про себя Лариска. Поднялась к себе -духотища! Распахнула балконную дверь, вышла поправить запутавшуюся занавеску и тут увидела стоящего посреди двора, дядю Вову. Он только что вышел из подъезда экстрасенсов со своим деревянным ящичком.
 «Не может же он третий день подряд замок менять!»,- подумала Лариска и крикнула,-«Здрасьте, дядя Вова! Шо, опять инопланетяне к Аллочке прилетали? Опять надо замок менять?»
 «Желание клиента для нас - закон!»,- философически заключил дядя Вова,- «Любой каприз за ваши деньги!»
 «Ну, и как там Артур?»
 «Да, нормально!»,- дядя Вова поставил ящик на землю и привычно полез в карман за спичками,- «Как сидел, так и сидит! Но совсем, видно, ему хреново! Жёлтый какой-то стал... Я ему: «Привет, Артур!» А он даже вообще – никак!» И дядя Вова по-дирижёрски  развёл руки, показывая, как хреново Артуру. Через кухонное окно, затянутое противомоскитной сеткой, в беседу вступила Марья Фёдоровна: «Так разговорил бы человека, спросил, не надо ли чего? Лекарство какое…»
 «Так я ему и предлагал по пятьдесят грамм! А он – никак!»,- стал оправдываться дядя Вова.
 «Только и знаешь, что по пятьдесят грамм! Другой темы у тебя нет!»,- сердито буркнула Марья Фёдоровна.
 Видя, что такое дело, и здесь не наливают, дядя Вова быстренько слинял, дабы поправить здоровье на заработанные у Аллы денежки.
 «Кому какое дело? На свои гуляю!»,- бормотал он себе под нос.
 Так прошла неделя до того момэнта, как говаривал дядя Вова, когда весть о смерти Артура накрыла двор медным тазом. 
  «Нет, вы представляете? Он умер, а эта Аллочка усадила его в кухне за стол и хотела его вот этими своими пассами»,- Марья Фёдоровна поводила руками, - «хотела его воскресить! Это всё ты, змей, виноват!»,- повернулась она к дяде Вове.
  «А я откуда знал?»,- оправдывался дядя Вова,- « Я с ним каждый раз здоровался, по рюмке выпить предлагал. Он сидит, перед ним – газета! Ну, думаю, читает человек».
 «А запах?! Жара-то какая! Неужели ты запаха не чувствовал?»,- наседала на него с другой стороны Лариска,- « Бедный Артур бледнел, желтел, зеленел… Синел! А ты молчал?!».
 «О каком запахе ты говоришь?»,- подхватила Лялька,- «Он вонял! Мы думали, где-то крыса сдохла,  мой Димочка весь подвал облазил».
 Сколько соседи не спорили, им так и не удалось выяснить, кто сообщил об Артуре. Как бы там ни было, труп его увезли, кремировали, а урну отдали Аллочке. Но та, видно, такого стресса не перенесла: всё кричала, что её облучают американцы, звала на помощь прокуратуру и выскакивала во двор в трусах и лифчике. Неудивительно, что через пару дней приехала «жёлтая карета» и увезла безутешную вдову. Кто именно вызвал  «Скорую» неизвестно, потому что Алла кричала возле окон Марьи Фёдоровны, под балконом Лариски и через стенку от Ляльки. Но, точно, это был не дядя Вова, потому как, после случая с Артуром, он вообще не просыхал.
 Через несколько дней объявилась алкина мамаша – древняя, злая на весь свет, и на покойного зятя в особенности, карга. Она открыла, заклеенные ещё с зимы, окна, и в течение дня можно было наблюдать, как эта старуха перемещается с тряпкой в руках по комнатам. А если привстать на цыпочки и заглянуть в окно, то можно было даже увидеть урну с Артуром, которая покоилась на прикроватной тумбочке. Аллочка порывалась взять её с собой, но санитары, угрожая смирительной рубашкой, это желание пресекли. 
 И вот, в одно прекрасное утро, выползает тёща покойного Артура с урной в руках во двор, и, осторожно так, спрашивает сидящего на ступеньке дядю Вову: « Вова, а где тут у вас мусорник?»
 «Там, справа, со стороны улицы»,- сердито, не поднимая головы, ответил дядя Вова, с полным сознанием того, что у старухи ему и полтинника не заработать. Ведь он мог бы и окна в порядок привести, и по дому всё, что угодно, так нет! Повздыхав, старый китобоец поднялся и отправился в пивную, поминать покойного соседа. Попив на последние пивка, дядя Вова пошёл домой, и, уже на подходах к подворотне, вдруг заметил, что зелёные мусорные контейнеры со значками фирмы «Альтфатер» стоят как-то не так. Не бабка же их раскидала! И тут его осенило: «Урночка! Неужто эта старая карга урну с Артуром выкинула?» Дядя Вова метнулся к одному контейнеру, к другому – пусто! Уже вывезли. Что тут поделаешь? Пришлось возвращаться назад в пивную и умолять толстую, с бакенбардами барменшу отпустить в долг. Чтобы по такому случаю!
 А вечером во дворе собрался консилиум.
 « Если Аллочке шестьдесят лет, то, сколько лет её маме?»,- вопрошала Лариска, обращаясь к Ляльке.
 «Я не знаю, сколько маме лет. Могу только точно сказать, что они с ней не ладили»,- вставила свои пять копеек Лялька.
 «Во! Бредёт!»,- кивнула головой Марья Фёдоровна в сторону подворотни. Там, в просвете ракушечной арки, маячил нетвёрдо держащийся на ногах силуэт дяди Вовы.
 «Вова, ты не знаешь, где аллочкина мама?»,- ласково, чтоб не спугнуть, поинтересовалась она, когда пьяненький дядя Вова подобрался поближе, и добавила - «Ушла, все окна нараспашку оставила. Не ровен час, кто залезет»
 «А! Эта сука старая?», - икнув, пробормотал дядя Вова и принялся чиркать спичкой.
 «Эй, коряга! Будешь тут нам дымить, и так дышать нечем. Или не знаешь, что про покойников плохо не говорят?»
 «Дык я не про Артура, я – чистую правду про неё. Идёт и спрашивает: «Вова, где тут у вас мусорник?» Я говорю: « А вот там вот! Идите туда!»,- дядя Вова махнул рукой,- «Она с этой урночкой и пошла, и выкинула. Она ж Артура выкинула!»
 «Как это Артура?»,- прошептала Лялька, прижав ладони к щекам.
 «А так! Я, было, кинулся, а урну уже – всё, тю-тю! «Альтфатер» забрал! Что за люди?!»
 «Так это выходит, что она урну с прахом покойного, того… на помойку?»,- ахнула Марья Фёдоровна.
 «Что за люди?»,- продолжал возмущаться дядя Вова,- «Ну, скажи же:   «Вова, возьми Артура! Ну, я бы его в парке Ильича, как подобается, рядом с Ларискиным котом и похоронил. Мне - пятьдесят грамм, мне ж больше не надо! По-христиански, как человека… А что ж получилось? В мусорник она его!»
 Соседи замолчали.
 « А, может, она не знала, что…»,- Марья Фёдоровна явно не находила подходящих слов.
 «Всё она, старая сука, знала!», -  сурово продолжил дядя Вова,- « Она его с самого начала не полюбила, потому к ним и не ходила. А теперь?! Алка выйдет из психушки, спросит: « Где Артур? Где Ар-тур?! Нету Артура!»
 На двор навалилась потная вечерняя тишина. Было слышно, как сухие цветки осыпаются с акации, носящей экзотическое имя «сафора». И где-то там, в гуще ветвей, заворковала горлица: «Гу, гу-ук! Гу, гу-ук! Где, Ар-тур? Гу, гу-ук!»
 Жаркий август. Маленький одесский дворик. Маленькие жизни маленьких людей с их, космического размаха, трагедиями.