Слишком честно

Вера Александровна Скоробогатова
(Из повести "Любовь колдуна")

Она робко отворила массивную дверь заветного бревенчатого дома и шутливо произнесла: «Тук-тук!»
«Привет, Эйла!» - послышался голос Риты, жены ее любовника…
Нет, ей категорически не нравилось слово «любовник»!  Кауко был для нее очень близким и любимым человеком, не сопоставимым с заурядным, пошлым понятием.
«Привет, если не выгонишь», - настороженно произнесла она.
«Проходи, я сварю кофе», -  с видимым облегчением позвала Рита.
Было бы глупо, находясь в одной деревне, прятаться друг от друга и порождать бестолковые сплетни.
Рита знала: Эйла не скажет «отдай мне его»: у нее есть своя семья, и ей некуда девать Кауко… Она так же не могла сказать «одолжи»: для доброй Эйлы это слишком жестоко. Так отчего же им не выпить кофе и не поесть вдвоем шоколада…
Они сели у окна, друг против друга, за большой, покрытый розовой клеенкой .
За спиной Риты уютно урчала кофеварка. Вокруг виднелись вещи Кауко – его инструменты, кружка с веселым рисунком, брошенная им .

Потекла непринужденная беседа о происшествиях за год.
Меж тем, мысли Эйлы бежали параллельно ее словам…
«Рита, Рита…  А ведь я уважаю тебя. За тонкую душу, мудрые действия, глубокомысленную терпимость ко мне. За то, как ты справляешься с его сложной натурой… С которой, – я представляю, – почти невозможно ужиться.
Мы невольно с тобой породнились…  Ты живешь рядом с ним. Убираешь за ним, стираешь его вещи. Кормишь его. Это важно… И он по-своему любит тебя, вы - семья…
Получается - за что нам ненавидеть друг друга? Нам обеим больно. Нам всем больно...
Я зашла в его дом. Который помнит меня. И бережет мои следы… В дом, построенный его руками. Где хозяйкой считаешься ты. И где я чувствую себя абсолютно на месте… дома… Мне всё здесь – родное.
Я обнималась и целовалась с Кауко на каждом сантиметре этого дома. Год назад я прощалась с ним на этом же деревянном стуле…  куда ты меня сейчас усадила. И я так же, как ты сейчас, что-то варила здесь плиты.
Да… ты  не удивлена тем, что я знаю, куда выбрасывать мусор, как пользоваться краном и где включается свет…
Я должна считать себя виноватой, но в чем моя вина?  Я никогда не входила без приглашения. Никогда не кокетничала с ним и не старалась нарочно нравиться. Не причиняла никому зла.
Я любила его в ответ. Ощущала круговороты его глубокой души.
Непосильная ноша – брать за всё происходящее ответственность на себя. Нет. Не я всё это затеяла, не мне теперь и голову ломать…»

Они обе краснели, молча понимая друг друга и видя, что ничего нельзя изменить. Что случилось, то случилось. Что есть… невозможно, но есть.
Эйла шутила, болтала чепуху и молчала о главном: «Я люблю его. Всегда буду любить. Ни почему. Без целей. Смиренно. Просто любить… Не оттолкну, не обижу, не забуду.
Ты тоже любишь его… При всех слабостях и проступках он – настоящий мужчина. Его нельзя не любить.
Ты знаешь: я не попытаюсь забрать его никогда. А ведь это – главное: чтобы твоё оставалось при тебе…
Вот только как жить со всем этим? Стараться не думать?»

«Тяжело быть женою Кауко, - сказала Рита. - Если б ты знала, сколько раз мне хотелось развестись с ним, выкинуть его из головы, из сердца, освободиться от колдовского влияния… и уйти к кому-то спокойному!
Мы все проходим свои мытарства. Порой нас всех разрывают чувства – против морали и против правил. Но время стирает любые улики. Мы остываем и забываем. В памяти - цепи холодных фактов. Ни восхищения, ни иллюзий... Да, слишком больно. Однако - честно.
Жить с ним? Не так уж невыносимо!  Сложнее – выжить. Не веришь? Попробуй…»

Кауко, не выдержавший накала эмоций и молниеносно спрятавшийся перед приходом Эйлы на чердак… видимо, выхлестал залпом бутылку водки… потому что внезапно оглушительно захрапел.
 Храп властно пронизал стены дома, всё его внутреннее пространство, и сидевшие за столом, смущенно переглянувшись, весело рассмеялись.

***

Опустело свежевспаханное деревенское поле: выходные закончились, и уже никто не возился на нем, сажая овощи.
Она подглядывала из-за штор, как Рита и Кауко садились в машину. Любимый, тоскливо кидавший взгляды на окна Эйлы… И его философски настроенная жена.
Подруги говорили: «Не верь ей, она не может относиться к тебе по-человечески». Но, вопреки здравому смыслу, Эйла не испытывала к этой сдержанной женщине негативных чувств. Напротив, первые ее мысли, - при невозможности что-либо изменить, - были всегда о том, как не задеть Риту…
Она аккуратно мыла за собой стаканы, уничтожая следы помады, тщательно застилала кровати и старалась нигде не оставлять своих длинных рыжих волос.
Пусть Рита будет здорова и бережет Кауко, раз ей самой не позволено…

Через несколько дней Эйла отправлялась домой - в другой регион.
Опять полгода… или год ожидания… невесть сколько… а жизнь проходит, и во время разлук до краёв наполняется чем-то другим. 
Однако по утрам Эйла удивленно спрашивала себя: «Неужели правда – всё было наяву?!»
И восторженно восклицала: «Да!»
Этого вполне хватало для того, чтобы жить дальше. В ней мерцал его свет, а рядом с кроватью лежала его темно-зеленая куртка, которую она увезет с собой, чтобы запах Кауко был рядом еще долго-долго...

Впрочем, вместе с ней поедет и пришитая Ритой вешалка.

 2014

--------------------------------------------------------
Картина Густава Климта