см.ФОТО:КПП хлебозавода, где я дежурил. Только в нынешнем состоянии.В глубине двора основной корпус. На фасаде еще видна надпись:"ХЛЕБ-НАШЕ БОГАТСТВО"
Гладко выбритый, наглаженный и подстриженный, после завтрака в нашей холостяцкой кормилице, бодро шагаю на службу. С утра занимался подготовкой личного состава пмп к очередному строевому смотру. Начальника медпункта пока нет в наличии. Поэтому я по прежнему как бы исполняю его обязанности. Где то в половине двенадцатого меня в кабинет вызвал майор Шатских.
-Влад посмотри на этого бойца. У него в кабинете возле окна, стоял солдат с обнаженным торсом.
Солдат прибыл на амбулаторный прием из мелкого подразделения дивизионного подчинения, но стоящего на всех видах довольствия в нашем полку. Подразделение тыловое, далеко не во всех дивизиях Советской Армии имеющееся. Штатный дивизионный хлебзавод. Я краем уха слышал о его существовании. Но с личным составом сталкиваться не приходилось. Смотрю на бойца и вижу что он весь покрыт гематомами. Прошу приспустить брюки. На коже ног то же самое.
-Кто это тебя так? Задаю вопрос бойцу.
-Говорит что упал с лестницы . Отвечает за солдата мой новый начальник.
-И так каждый день падал? В течении недели ? Уточняю с угрожающими нотками в голосе я.
-Нинниккак нет, один разз. Заикаясь отвечает солдат славянской внешности.
Мы понимающе переглядываемся с начмедом. Нам понятно что если бы травма была однократная, то даже множественные ушибы были бы одноцветные. А в данном случае все они были на разных стадиях созревания. От свежих, бордовых до старых, светло- сине-желто-зеленых. Даже не медработникам понятно, что травмы получены на протяжении определенного времени.
-Влад ты побудь здесь с ним, а я отлучусь не на долго. Распорядился майор, и быстро куда-то убежал. Я предложил солдату одеться, и присесть на стул.
-Так ты кем служишь, боец ? Начинаю я его расспрашивать чтобы скоротать время.
-Хлебопеком. Со скорбно-печальным выражением лица отвечает он.
-А кто у вас командир?
-Лейтенант Чебрецов, и еще есть прапорщики и свехсрочники.
-А кто твой непосредственный командир, ты кстати сколько прослужил?
-Я прослужил четыре месяца. А командует нами, когда больше никого нет, солдат Жукулаев, срочной службы.
-И как, он над вами молодыми издевается?
-Никак нет. У нас все нормально.
Пытается улыбаться при ответе боец. Но это получается у него не искренне, и с болезненной гримасой.
Открылась дверь кабинета, и зашел моложавый капитан в брюках на выпуск. Вслед за ним майор Шатских. Я этого капитана видел пару раз на территории полка. Но некогда не интересовался кто он такой. Потому что на нашей общей территории было еще два полка. Один танковый, второй зенитно-ракетный. Поэтому мало ли кто шляется. Влад, погуляй пока. Сказал мне начмед. Я вышел, и тут же в коридоре столкнулся с Макаровым.
-Чего к нам особист* пожаловал? Задал мне он мне вопрос.
-А особист это что такое? В свою очередь спросил я.
-Как , ты не знаешь что такое особист? Ну ты даешь. Это контрик. Или молчи-молчи. Я делаю круглые глаза. Все что произнес Макаров, я впервые слышал.
Ну начальник контрразведки полка, понимаешь? Мои глаза становятся еще шире. Ну это те что следят за нами…Ну короче что бы мы не продавали секреты, не переходили на сторону немцев, и прочих врагов, короче. Как мог пытался объяснить мне сверчок с восьмилетним образованием. В общем и целом я понял, кто к нам пожаловал. Но за чем? Я как мог сообщил Коле суть дела. Там боец пришел на амбулаторный прием, с хлебзавода. И скорее всего неоднократно избитый. А, ну тогда понятно. Подытожил Макаров.
Почему ему понятно я снова не понял. Вроде такими вопросами должны заниматься в первую очередь отцы-командиры, и их верные вассалы-замполиты. Ну да ладно. Начальству виднее.
Сытно отобедав на одну дойч марку* (т.е. наших тридцать три копейки), возвращаюсь в полк через проходную кпп. Дорогу мне перегораживает сержант, дежурный. Взяв под козырек он четко произносит:
-Товарищ прапорщик разрешите довести к вашему сведению распоряжение начальника штаба полка!
-Что еще такое? Удивляюсь я.
-Пройдите в дежурку и распишитесь.
Читаю в журнале распоряжение НШ* полка, лично мне. О том что я заступаю в суточный наряд дежурным по хлебозаводу. Для приличия возмущаюсь в присутствии личного состава наряда. Что это мол такое, у нас медиков и своих нарядов хватает. Но догадываюсь что этот наряд как то связан с сегодняшним визитом солдата с хлебопекарни. Расписываюсь. И на всякий случай иду возмущаться к самому НШ. Он у нас теперь тоже новый. Майор Панченко. И я с ним еще даже не знаком. Вот заодно и познакомлюсь, прощупаю так сказать как он к нам дышит. Стучу в дверь, слышу разрешение. Захожу в кабинет.
-Товарищ майор разрешите обратиться ! За столом молодой симпатичный майор.
-Слушаю тебя Влад. Хоть мы и не знакомы, но он уже называет меня по имени. Видимо успел ознакомиться с моими фио когда отдавал распоряжение.
-Я сейчас расписался за какой-то наряд…
-Знаю, понимаю..-перебивает он меня,
- я в курсе что вас медиков нельзя привлекать в другие наряды кроме как по медслужбе. Но тут такое дело , что я и сам не очень понял, но меня попросил назначить тебя в этот наряд наш полковой особист. Он намекнул что ты вроде должен знать… И смотрит майор на меня вопросительно.
-Я догадываюсь, но точно не знаю. А пока помолчу.
-Ну вот и хорошо. Иди и готовься к наряду.
-Есть. Выскакиваю с кабинета. Время уже 16.15. Бегу в пмп. Докладываю о своем убытии в наряд начмеду. Он уже в курсе, но мне ничего не говорит. Убегаю в общагу. Моюсь, снова бреюсь , наглаживаюсь…и в 18.00 прибываю на проходную абсолютно неведомой мне части-заведения. Часть находилась примерно в километре от нашего полка.
Старый дежурный , какой то немолодой сверхсрочник сдает мне дежурство, и кратко вводит в курс дела. И даже совсем не удивляется тому, что я совершенно для них посторонний, заступаю в этот наряд. Видимо ему это абсолютно до лампочки. Обязанности мои не ахти какие широкие. Основную часть времени находиться в комнатке дежурного. Периодически контролировать процесс работы в цеху. И приглядывать за личным составом. В принципе ничего особенного, и для человека уже немного поварившегося в армейском котле , ничего нового. Принимаю дежурство. Расписываюсь, в каких то журналах. Я при оружии. И у меня есть помощник, младший сержант срочной службы, из местных. Который в курсе всех местных особенностей.
Пока суд да дело, вот уже и 19 часов. Мне из цеха приносят импровизированный ужин. Свежий хлеб на подобии узбекского лаваша*. Большую кружку горячего чая, сахар, и масло. Перекусил, чем Бог послал, и жизнь пошла веселей. Шея стала тоньше, но за то длинней. Читаю какую то взятую с собой книгу, и ни на какие помехи не реагирую. Смотрю время, уже около двадцати одного, сумерки. Скоро и отбой… Но в это время к воротам проходной заворачивает какой то газ-66 с фургоном. И сигналит настойчиво. У меня на столе под стеклом лежит небольшой список номеров автомобилей которые можно беспрепятственно запускать на территорию. Смотрю, сверяю, такого который за воротами нет. Выхожу на улицу. На встречу из кабины выходит уже внешне знакомый капитан в параллельных брюках.
-Здравствуйте-он подает мне руку-, давайте отойдем на минуту в сторонку… Вы уж не обижайтесь, это я вас поставил в этот наряд. Доверительно сообщает он мне. Просто ситуация здесь сложилась такая. И в наших интересах чтобы сейчас об этом знало как можно меньше народа. И я вас попрошу обо всем что вы сейчас увидите и услышите , до утра никому не говорите. А ситуация следующая. Мы привезли, вы его сейчас увидите, солдата, старослужащего, чеченца. Молодой , сопливый лейтенант , командир этой части доверил этому солдату в свое отсутствие командовать личным составом. Передал ему ключи от пирамид в ружейной комнате, в т.ч. и от сейфа где хранился его личный ПМ*.
Солдат пользуясь никем не ограниченной властью стал рулить этим подразделением на свое усмотрение. Пистолет держал при себе постоянно. Вечерами перед отбоем выстраивал личный состав в цеху под стенкой. Мы все это сейчас посмотрим вместе с вами. И устраивал экзекуции над провинившимися в течении дня. Держа в левой руке оружие а в правой самодельную дубинку, подзывал к себе очередного проштрафившегося и на глазах у остальных избивал. Вы сами видели того солдата и следы побоев. В таком состоянии почти все молодые и лимоны* с черпаками*. Этот солдат, пришедший в медпункт, нам все рассказал. Вы же в курсе где их спальное расположение?
- Да, так точно, в казарме автороты. Отвечал я будучи заинтригованным таким ходом событий. Так вот боец нам сообщил что этот экзекутор на ночь кладет пистолет под подушку. Сейчас мы его брали. Я привлек себе помощника , старшего лейтенанта из особого отдела дивизии для подстраховки. Заходим в казарму, узнаем у дневального где сейчас Жукулаев. Говорит лежит на кровати, отдыхает. Мой помощник остается в коридоре, а я захожу в кубрик. Точно, в форме и в сапогах лежит на заправленной кровати. Подхожу к нему. Не спит, смотрит на меня и не реагирует , потому что со мною не знаком. А все другие офицеры для него по видимому уже не начальники.
Спрашиваю почему не встает при виде офицера. А кто ты мне такой чтобы я перед тобой вскакивал,-борзо отвечает он мне. Тогда я резко сую руку под подушку, и выдергиваю оружие. Вот тут до него видимо стало что то доходить. Он схватился с кровати, а я в это время громко кликнул своего помощника. Вдвоем мы его повалили, и одели наручники. Вот он, красавец, посмотрите. Сказал капитан и дал команду открыть дверь автозака*. Дверь открыли, и позвали задержанного. С руками в наручниках сзади, в дверном проеме нарисовалось довольно упитанное туловище. Приноровившись, скособочившись, солдат спрыгнул на землю. Я приблизился и заглянул ему в лицо. Чеченец в ответ оскалился, а затем со злостью сплюнул нам под ноги.
Пошли по территории длиною примерно метров сто до самой пекарни. Шли капитан, старлей его помощник, задержанный и я. Вошли в предбанник, он был заставлен стеллажами –этажерками на колесиках. Для транспортировки лотков с хлебом. Затем прошли в основной зал цеха. Помещение в длину и ширину примерно 60х30 метров, с высоким , до 10 метров потолком. Короче по размеру примерно как приличный спортзал. Проведу читателю краткую экскурсию по тому что впервые мне самому пришлось видеть. По цеху в рабочем беспорядке стояли огромные круглые чаны, тестомешалки. Некоторые из них тоже были передвижные. Какие то конвееры, стеллажи с мукой, стеллажи с формами под хлеб-кирпич.
По залу сновали как муравьи солдаты. Они все были одеты в обычное белое солдатское нижнее белье. Сорочки и кальсоны. На ногах черные солдатские казарменные тапочки, с крестообразными лямками. Белье-спецовка, правда, давно уже было не белого, а землисто-грязно-серого цвета. Да и лица солдат-рабочих были цвета идентичного с их бельем. Такое впечатление как будто они дети подземелья, никогда не видевшие солнца. Как потом я узнал от своего помощника, младшего сержанта Доброва, так оно в принципе и было. У этого личного состава, была очень специфическая служба. Они автомат держали в руках один раз за всю службу. Во время присяги.
Понятия эти солдаты не имели о физической подготовке, или хотя бы о физзарядке. Правда они не знали и что такое караульная служба, или строевая подготовка. Их удел был, ежедневная монотонная работа. В столовую солдатскую они тоже не ходили. Питались исключительно плодами своего труда. Мучными изделиями. Правда для себя, они изощрялись выпекать кое какое разнообразие. Но тем не менее все это были те самые мучные продукты. Плюс растительные масла, и некоторое количество молока и молочных продуктов. Которые добавлялись в тесто. В результате даже молодежь через небольшое время обесцвечивалась. Кожа лица и тела теряла природный румянец. Плюс еще все они постоянно были припорошены мукой.
Вот и передвигались по залу, в мертвом свете галогенных ламп, какие то призраки, а не солдаты. Справа в стенах были вмонтированы скрытые от глаз, огромных размеров протвины -электроплиты. Их по нашей просьбе показал один из солдат-пекарей. Там на стенах снаружи были только кнопки пультов. Нажимаешь черную, и наружу медленно выдвигается плоскость с бортиками размером примерно 2х4 метра. Сплошь заставленная формочками с хлебом. Нажимаешь красную, и протвина уходит обратно в чрево печи. И все эти плоскости в несколько этажей друг над дружкой. Автоматика немецкая, гэдээровская. Основная часть работы автомеханизированная.
Но и физического труда здесь видимо предостаточно. Носить мешки с мукой, засыпать ее в чаны и т.п. А еще на что я тут же обратил внимание уже как медик. Пару пекарей выбирали из очередной протвины пригоревшие булки хлеба , рвали их на куски и бросали на пол. При этом курили, бросали окурки и плевали снова на тот же пол. Некоторые сморкались туда же. А один из них щеткой подметал этот пол, совком собирал все содержимое что было на полу и бросал в чан с каким то жидким тестом. Я спросил его куда он потом девает эти помои. Да вы что, это не помои, это закваска. Сюда мы потом добавляем дрожжи и замешиваем очередную партию хлеба. Как, вместе со всем мусором!? Удивился и возмутился я. А ничего страшного, оно все перебродит и растворится. Долго я потом не мог употреблять хлеба вообще, и солдатского в частности.
Да, на многое в этот вечер мне открылись глаза. Но давайте вернемся к нашим баранам. Вернее к одному барану, чеченского племени. Его вели контрики к противоположной торцевой стене. Возле которой он по вечерам устраивал построения своего славянского стада. Я примкнул к ним. Оказывается особистов здесь интересовало определенное положение дел. Они шли посмотреть и сосчитать в стене следы от выстрелов. И точно сосчитали, сорок семь дырок-пробоин в кирпичной кладке. Хлебопеки в это время самостоятельно, без команды, видимо сработал рефлекс, выстроились под стеной экзекуций. Строем это конечно можно было назвать с натяжкой. Так, стадо овец, в не просматривающиеся три шеренги. Жалкая кучка гефтлингов*. Они со страхом смотрели даже на закованного в наручники своего истязателя. И никак не могли врубиться что же такое вдруг произошло, что он ничем им уже не угрожает. Наоборот стоит сгорбившись, старательно то отворачивая то опуская вниз свою волчью морду. Чекисты совершенно не обращали внимания на этот несчастный отряд пекарей. Они занимались своим делом, и видимо достаточно грамотно.
Оказывается Жукулаев, когда самостоятельно проводил построения своего стада, для пущего устрашения, периодически стрелял из пистолета у них над головами. Угрожая, что в любой момент насмерть завалит любого из них. И ему ничего за это не будет. И все овцы этому верили, и жутко боялись. Тыловые начальнички и командирчики, ни о чем подобном даже не подозревали. А что, продукция шла с конвеера бесперебойно, никто не жалуется. Все хорошо прекрасная маркиза. Они ведь все были заняты наполнением собственных закромов, временно пребывая на территории благословенной страны гэдээрии.
Закончив свои дела капитан со старшим лейтенантом еще раз поблагодарили меня за оказанное содействие. Напомнили, никому ни о чем не сообщать, о происшествии, и смиренно дотянуть службу в этом наряде до конца суток. Мне ничего не оставалось делать как покорно согласиться. Чеченца снова запихнули в воронок*, и убыли в неизвестном для меня направлении.
Я распорядился чтобы личный состав хлебопеков продолжал заниматься по плану выпечки хлеба, а сам убыл на свое место пребывания, ктп. Здесь была маленькая кандейка с топчаном, на котором я благополучно и провел остаток ночи.
С утра приведя себя в порядок, и перекусив чем Бог послал, сменив своего помощника засел за рабочий стол. Не успел заглянуть в свою художественную книженку, как на столе противно, аж подпрыгивая заверещал служебный телефон. Я взглянул на наручные часы, 08.15.
Беру трубку и представляюсь:
-Дежурный по хлебозаводу… Но визг на том конце провода так резанул мне по ушам, что я не смог завершить фразу.
-Ах так это ты, таку твою и раз таку твою мать !!! Да я тебя сейчас на куски порву!!! Это будет последнее дежурство в твоей жизни и службе!!! Я сейчас приеду…
-Кто это звонит? Пытаюсь вставить хоть одно слово я, в этот поток красноречия.
-Ах, ты еще и по голосу не узнаешь кто я такой? Ну ты у меня узнаешь таку и раз таку твою мать !!!
-Никак нет, я вас не узнаю, потому что я вас не знаю и знать не желаю! Ору я в свою очередь. Благо глотка у меня тогда была не менее луженая, и голова не болела. Я догадывался что звонит какой-то начальник, и видимо в связи со вчерашним делом. Прекрасно понимая что даже косвенно не имею отношения к тому что здесь происходит, и рассчитывая на прикрытие со стороны особистов, позволяю себе наглость.
-А мне плевать на ваши проблемы! Ору я. Понимая, что в данной ситуации только командир дивизии имеет какое то право орать на меня, и то не разобравшись. А все остальные, кто бы там ни был, мне побоку. И тут видимо на моего абонента подействовала моя наглость как ушат воды на голову.
-Я заместитель командира дивизии по тылу, полковник Ферунько. А ты кто?!
-Я фельдшер пмп артполка, прапорщик Озерянин.
-А как ты оказался там, и дежурным?!
-Товарищ полковник, об этом вы спросите у особистов. Они знают. Я нет.
-Ах вон оно что. Ну ладно. Но я все равно до тебя доберусь. А почему ты не доложил мне о том что там происходит!?
-А мне было запрещено кому либо и о чем либо докладывать. Раздались гудки, на том конце была брошена трубка.
Я примерно представил сам себе ситуацию которая произошла в верхних эшелонах власти дивизии. Чекисты вечером не стали беспокоить комдива, а доложили ему ситуацию в семь утра. Сначала он все уточнил по своим каналам, а затем наехал на непосредственного начальника хлебозавода, на зампотылу дивизии. И видимо накрутил ему хвост так, что тот взбесился. Всю свою первую злость он излил на меня, как на первое звено в цепочке сбора информации. Но он совершенно не ожидал что и здесь контрики под суетились, и подсунули ему чужого, и не при делах.
Продолжаю дежурить в ожидании прибытия этого начальника. Как никак ведь медицинская служба тоже ему подчиняется**. И если он действительно захочет меня наказать, то найдет любую возможность к чему либо придраться. Это в армии как два пальца об асфальт. Поэтому несу службу, и продолжаю слегка мандражировать. Периодически обхожу территорию завода, заглядываю и в цех, и во всевозможные подсобки. Все везде вроде тихо. На службу прибыли, какие то прапорщики и контрактники. Какие то служащие-лаборанты. Но они со мною вообще не общаются, как будто и не замечают. Потихоньку и время обеда наступило. Мой помощник говорит, что если я питаюсь в офицерской столовой, то разрешается отлучиться и пообедать.
Я не преминул этим правом воспользоваться, и сходил в свою столовую. Благо это относительно не далеко для моих здоровых ног. Отобедал на всю, и возвратился на свой пост. Предвкушая, что до смены с наряда осталось всего-ничего. И вдруг снова резкие сигналы за воротами. Какой -то шум-гам, скрип-визг тормозов и суета. Смотрю в окно, перед воротами черная волга с номером 00-01. Ни фига себе! Это же командир дивизии! Номер его машины стоит в списке пропускаемых в первой строке. Но за ним еще целая кавалькада легковых машин, и автобусы… и машины ВАИ*. Ну все, пронеслось в голове, что то будет конкретное. А думать некогда, машину комдива нужно пропускать немедленно, и беспрепятственно. Что я и делаю нажимая кнопку электрического мотора отворяющего ворота. Сворки ворот расползаются в разные стороны, а я уже на улице, потому что машина командира пулей залетела на территорию, и из нее вышел сам наш дивизионный генерал.
-Товарищ генерал-майор, дежурный по хлебозаводу прапорщик Озерянин! Бодро рапортую я взяв под козырек.
-Здравствуй командир, пожимает мне руку генерал, улыбаясь при этом до ушей , изображая какое-то мне непонятное любвеобилие, и радушие. А за ним уже выстроилась целая очередь желающих со мною поздороваться… И сразу же моя рука попадает в широкую ладонь какого – то гражданского, красивого, высокого мужчины, лицо которого мне почему то очень знакомо. Но я никак не могу сообразить где же я с ним мог познакомиться. Он тоже улыбается обнажая красивые , ухоженные, белоснежные зубы. Откуда мне знакома эта улыбка?-судорожно напрягаю память. И тут комдив вносит ясность. Он вроде как мне, и всем окружающим сообщает. В дивизию, в гости к нам прибыл народный артист Советского Союза, Лев Лещенко, и сопровождающий его ансамбль «веселые ребята».
В этот самый момент Лещенко хватает мою правую кисть, и двумя своими дланями крепко ее пожимает. Я даже не успел изумиться. В след за Левой выстроилась целая колонна артистического народа поздороваться со мною. Аж наконец генерал не выдержал, и обрубил мое общение со звездами, одной фразой.
-А теперь на правах гостя ведите нас в цех, и будете за экскурсовода. Вот тут то у меня лоб, и спина мгновенно покрылись легкой испариной. Как, подумал я, вести таких известных людей в тот бардак? Показывать на весь мир те заплеванные полы,и тех серогрязных рабов СА ? Неужели он, командир, ни разу там не был и не видел тот ужас? Здесь я уже испугался по настоящему… Но комдив уже бежал в сторону основного корпуса, а весь балаган быстрыми шагами устремился за ним.
Мне ничего не оставалось как рвануть с места чтобы обогнать этот шалман, и возглавить его. Поравнявшись с генералом пытаюсь на ходу довести до него мысль что туда не стоит вести гостей. Но он видимо уже принял на грудь за завтраком со свалившимися на его голову знаменитостями. И на меня почти не реагирует. А я скороговоркой бормочу, товарищ генерал, там бардак, туда идти не желательно… Наконец его видимо прошибло, что никто здесь не готовился к встрече "дорогих гостей", и экспромт может иметь разные, в том числе и негативные для него последствия. Поэтому заскочив первым в тамбур-предбанник, он загородил своей широкой грудью проход в цех. Тамбур как раз был набит тележками со стеллажами на которых лежал и источал свежайшие ароматы, горячий хлеб. Личный состав пекарни снова с перепугу , рефлекторно выстроился под своею стеною "плача".
Стена, как стена Брестской крепости, щербатилась свежезамазанными пробоинами. Командир мельком глянул на это стадо призраков и мгновенно понял что гостей ни в коем случае нельзя пропускать далее. И возможно что вспомнил утреннее сообщение своих чекистов, о том что здесь только что происходило. Поэтому начал выхватывать горячие булки хлеба с ближайшего лотка и захлебываясь от якобы переполнявших его чувств, с воплями: «Товарищи, товарищи принимайте наш подарок! Наш советский хлеб на немецкой земле! Угощайтесь! Пробуйте! Вряд ли вам еще когда либо представиться подобная возможность! Он свежий, еще горячий!» С этими словами первую булку он вручил Льву Лещенку. Некоторые не стали дожидаться когда хозяин сам вручит им булку, и сами брали хлеб с лотков. И никто им не препятствовал.
Лещенко разорвал свой подарок пополам, и вкушал горячий мякиш с деланным удовольствием. В след за ним другие тоже грызли корки своих булок, и нахваливали вкус хлеба. Не подозревая сколько там растворенных бычков, и плевков. Командир, загораживая руками проход, завернул толпу обратно на улицу. Я отстал на пять-семь шагов от головы колонны. Моя миссия вроде как подходила к концу. На меня уже никто не обращал внимания. Генерал, усиленно жестикулируя что то рассказывал, и показывал по сторонам Лещенку. И так они постепенно все снова разместились по своим автомобилям и автобусам. Прощально посигналив, и рванув с места, колонна растаяла за поворотом так же внезапно как и появилась. Только дым из выхлопных труб держался в воздухе еще несколько минут.
Я все еще был ошарашен последним событием.
-Кто это был? Спрашивает меня мой помощник, младший сержант.
-А ты что подумал? Парирую вопросом.
-Я ничего так и не понял. Куча каких то людей залетела на территорию хлебозавода. Шум, гам, смех, размахивание руками и ногами. Какие-то странные, на военных совсем не похожи. Кто такие?
-Ты имел счастье только что лицезреть самого Льва Лещенко, и всю свиту, которая его сопровождает. Ну и командир дивизии с ними. Это он возит их по территориям всех частей дивизии. Что-то вроде экскурсии.
-Вот это да! Аж не верится. Чухает свой затылок сержант. Приду на дембель, будет что рассказать. Никто ведь и не поверит.
Не успел я расслабиться, как на столе снова запрыгал как пес на цепи, телефонный аппарат. Я снова с опаской посмотрел на него, и чувство меня не подвело.
- Да таку ж твою , растаку твою мать!!! Взревела вмиг раскалившаяся от бешенства орущего трубка. Прапор таку твою мать! Да что там у тебя происходит в конце то концов!?
-Ничего особенного. Звонил снова зампотылу дивизии.
-Как это ничего особенного!!!? Кто только что был на территории части?
-Заезжал командир дивизии с Львом Лещенко. Как можно спокойнее отвечаю я.
-И что!? Что говорил комдив? Аж булькает в трубке от злости начальника тылового обеспечения нашей танковой дивизии.. Я его понимаю. Он видимо с утра получил столько, что теперь пытается дуть на холодную воду.
-Замечаний высказано не было. Успокаиваю я его. Но он прекрасно понимает, что комдив мог мне лично ничего и не говорить. А ему он все скажет. Как он чуть было не опозорился на весь СССР, бардаком который он зампотылу развел в подчиненной ему части.
-Ну, я до тебя доберусь, я все таки сотру тебя в порошок прапорюга. Ты меня запомнишь, на всю жизнь…Постепенно снижая обороты, все еще продолжает стращать на автомате, перепуганная тыловая крыса. Я конечно тоже изображаю испуг в своем голосе, и даже реально побаиваюсь. Что что , а нагадить незащищенному никакими правами такому как я такие как он могут при желании на всю катушку. Наконец раздается звук от упавшей на рычаги трубки, и гудки отбоя.
Так я его никогда в лицо и не видел, этого начальника. Не до меня видимо ему было. Последние часы тяжелого, не моего дежурства истекли быстро. В шесть ноль-ноль я передал дежурство какому то сверчку из местных. Переступил порог ктп, и забыл эти сутки как кошмарный сон. Чуть позже до меня дошли слухи, что чеченца судили, и посадили на семь лет. За незаконное хранение оружия, и издевательство над сослуживцами. Лейтенанта, командира части, разжаловали, и уволили из рядов вооруженных сил. Наверное, что-то отмеряли и другим должностным лицам. Но мне об этом не известно.
*особист-начальник особого отдела части.
*ПМ- Пистолет Макарова.
*слоны(олени быстроногие)-молодежь до полугода; лимоны-прослужившие полгода и до года; черпаки-прослужившие год; далее деды и дембеля.
*лаваш-(узб.,арм.)- плоская коврыжка из теста.
*дойче марк-немецкая валюта.
*автозак-авто. для перевозки заключенных.
**в Советской Армии медицинская служба была в подчинении начальника тыла части.