Сразу признаюсь, что в поэзии, высокой прозе, живописи, большой моде, экономике и прочем не разбираюсь. Подхожу с позиции "нравится - не нравится". Вот факты анализировать – да, умею. К тому же у меня нет главного недостатка гуманитариев – свою совесть я не припутываю. У литературоведов, даже самых опытных, знающих, добросовестных этот грешок имеется: их совесть, личностное отношение мешает собрать пазлы в картинку, соответствующую реальности.
Поэтому в вопросы стихосложения я не полезу (все, что я знаю о ямбах и хореях я усвоила в немолодом уже возрасте, когда помогала ученице создавать программку для анализа стихотворных текстов, увы мне, а Наташа Гончарова разбиралась во всем этом в девятилетнем возрасте!), а вот пазлы попробую сложить.
Для начала хотелось бы кое-что уточнить.
1. Бенкендорф не травил Пушкина. После того, как в его руки попало стихотворение Лермонтова, они с Михаилом Павловичем решили скрыть его от императора, Элиза Хитрово (Лиза голенькая, дочь Кутузова) прислала его Николаю Павловичу. Тот озверел – почему, об этом дальше. Бенкендорф был тогда тяжело болен (инфаркт), настолько тяжело, что железобетонный Николай Павлович ревел у его постели. И первая просьба Александра Христофоровича после болезни – вернуть Лермонтова. Много говорилось о связях при дворе бабушки Лермонтова – это и была ее "связь" - Бенкендорф дружил с родственником Арсеньевой, погибшим на дуэли. Ну а дружить Бенкендорф явно умел, его отношения с Николаем Павловичем об этом говорят: юный совсем Николай потянулся к нему, как к герою войны 1812 года, и Бенкендорф радостно потянулся в ответ. Между Николаем и троном тогда стояли два брата, выгоды от этой дружбы не было. Во время восстания Бенкендорф от Николая не отходил, как друг и добровольный телохранитель. И именно его просьбу Николай Павлович не мог не выполнить – просьбу единственного личного друга.
2. Часто читаешь, что Пушкин был слишком некрасив, Лермонтов был слишком некрасив, поэтому на женскую любовь рассчитывать им не приходилось… Я выскажу мнение просто немолодой бабы: красавчик кажется женственным, это снижает его сексуальную привлекательность. Кто из секс-символов так уж красив? Нам важнее "волна", харизма. От взгляда мужчины должно бросать в жар, звук его голоса завораживать, от прикосновения его рук должно бить током. А в чем заключается его красота, мы и сами придумаем. К счастью, этой "волной" не многие мужчины обладают. И по воспоминаниям современников, а главное, современниц, создалось у меня мнение, что Пушкин обладал этой "волной", а Лермонтов – нет. В любви прекрасной Натальи Николаевны к мужу я не сомневаюсь: замуж она за него рвалась по любви, а потом его личность, его опыт окончательно "замкнули" ее на нем. Кстати, дважды встречались в моей жизни мужчины, к чьим ногам женщины так и падали – высокого красавца среди них не было.
3. К началу 1837 у Михаила Лермонтова нет литературного статуса: многочисленные стихотворения (среди них признанные в будущем шедеврами "Ангел", 1831; "Парус", 1831; "Русалка", 1832; "Умирающий гладиатор", 1836; поэма "Боярин Орша", 1835-1836) в печать не отданы, романы не закончены, "Маскарад" не пропущен цензурой, опубликованная (по неподтвержденным сведениям без ведома автора) поэма "Хаджи Абрек" (1834) резонанса не вызвала, связей в литературном мире нет. Живя в одном городе, Пушкин и Лермонтов не были знакомы. А почему? Лермонтов служил с Иваном Гончаровым, тот некоторых из своих сослуживцев ввел в дом Пушкина, где жили три его сестры, две – на выданье. Возможно, Лермонтов не хотел? Хотя с друзьями и братом Пушкина он потом охотно общался. Думаю, Гончаров не хотел. Кем был Лермонтов до смерти Пушкина? Автором порнографических стихов, в основном гомосексуальной направленности, щедро приправленных матом. Еще и групповое изнасилование описал в деталях. Над этими стихами можно поржать в мужской компании, но привести автора в дом сестер? Пушкин был очень доброжелателен к молодым авторам, чужой талант воспринимал как личный подарок. Как он обрадовался стихам Тютчева, и поспешно издал их. Возможно, он и читал произведения "второго Баркова", и сам не позволил привести его к себе. От известности эротического рифмоплета Лермонтов не сможет избавиться довольно долго. Даже стихотворение "На смерть поэта" не затмит популярности "нового Баркова". В иные времена дамам будет запрещено упоминать, что они читали стихи "господина Лермонтова". Возможно, лишь за несколько месяцев до смерти на дуэли, когда выйдет уже и "Герой нашего времени", и его "Собрание сочинений", начнет пробиваться сквозь "похабные стишки" слава поэта. Предвижу возражения, мол, и Пушкин писал эротические стихи. Так именно эротические, а не порнографические. Я их различаю так: читаешь и улыбаешься – это эротика; читаешь и морщишься – порнография.
4. Что о Пушкине мог знать Лермонтов? Только то, что о нем говорили в офицерской среде. Точнее, в среде кавалергардов. Еще точнее – "наикраснейшие", группа, особенно приближенная к императрице, шефу полка. Именно они, как черную оспу, разносили клевету о Пушкине и Александре Николаевне, о д’Антесе и Наталье Николаевне. Не мог не знать о неоднократно повторяемом д’Антесом "Снова отказала". Не мог не слышать в адрес Натальи Николаевны, что она безмозглая и бессердечная кукла, если отказывает д’Антесу, не мог не знать, что наикраснейшие объявили, что бросить Наталью Николаевну в объятия д’Антеса – дело чести полка. А также не мог не знать, что Александр Трубецкой – это фаворит императрицы по кличке Бархат, он же предводитель наикраснейших. Он же – тайный враг д’Антеса, прикидывающийся другом. Хотя последнее Трубецкой скрывал, в отличие от связи с императрицей. Вот эти наикраснейшие и есть – "наперстники разврата". Император потребовал разорвать эту связь, простил жену и удвоил по отношению к ней нежность и заботу. И как он мог воспринять последние шестнадцать строчек? Как выпад против жены и плевок в свою душу. Александр Первый не слишком любил Николая, но не препятствовал его увлечению военным и инженерным делом, обеспечил за ним престол и дал ему возможность жениться по любви. Николай всю жизнь оберегал и баловал жену. Я бы не удивилась, если б он лично подкараулил обидчика жены в темном переулке и заткнул навсегда! А императрица не поняла оскорбления и заступалась за Лермонтова. А может, и поняла, и решила, что заслуженно. Она упрекала себя за то, что в сорок лет вдруг увлеклась двадцатитрехлетним парнем, другом сына. К слову, она одна из первых заступилась за Наталью Николаевну после смерти Пушкина, защищала ее честь.
А стихотворение "На смерть поэта" какое-то неправильное. И д’Антес хладнокровным убийцей с пустым сердцем не был, и пистолет именно дрогнул, и Пушкин отмщенья не желал…
5. Почему считается, что детство Лермонтова было несчастным, и поэтому он был мрачным и обозленным?
Шугаев П.К. - Из колыбели замечательных людей:
"Заботливость бабушки о Мишеньке доходила до невероятия; каждое слово, каждое его желание было законом не только для окружающих или знакомых, но и для нее самой. Когда Мишеньке стало около семи-восьми лет, то бабушка окружила его деревенскими мальчиками его возраста, одетыми в военное платье; с ними Мишенька и забавлялся, имея нечто вроде потешного полка, как у Петра Великого во времена его детства.
Для забавы Мишеньки бабушка выписала из Москвы маленького оленя и такого же лося, с которыми он некоторое время и забавлялся; но впоследствии олень, когда вырос, сделался весьма опасным даже для взрослых, и его удалили от Мишеньки; между прочим, этот олень наносил своими громадными рогами увечья крепостным, которые избавились от него благодаря лишь хитрости, а именно не давали ему несколько дней сряду корма, отчего он и пал, а лося Елизавета Алексеевна из боязни, что он заразился от оленя, приказала зарезать и мясо употребить в пищу, что было исполнено немедленно и в точности.
Когда Мишенька стал подрастать и приближаться к юношескому возрасту, то бабушка стала держать в доме горничных, особенно молоденьких и красивых, чтобы Мишеньке не было скучно. Иногда некоторые из них бывали в интересном положении, и тогда бабушка, узнав об этом, спешила выдавать их замуж за своих же крепостных крестьян по ее выбору".
Тиран А.Ф. - Из записок:
"В школу (старая юнкерская, теперешняя Школа гвардейских подпрапорщиков и юнкеров) мы поступали не моложе 17 лет, а доходило до 26; все из богатого дома, все лентяи, один Лермонтов учился отлично. У нас издавался журнал: «Школьная заря», главное участие в ней принимали двое: Лермонтов и Мартынов, который впоследствии так трагически разыграл жизнь Лермонтова. В них сказывался талант в обоих; в этой «Заре» помещены были многие пьесы, попавшие потом в печать: «Казначейша», «Демон»; но были и такие, которые остались между нами… Мартынов писал прозу.
Лермонтов был чрезвычайно талантлив, прекрасно рисовал и очень хорошо пел романсы, т. е. не пел, а говорил их почти речитативом.
Но со всем тем был дурной человек: никогда ни про кого не отзовется хорошо; очернить имя какой-нибудь светской женщины, рассказать про нее небывалую историю, наговорить дерзостей — ему ничего не стоило. Не знаю, был ли он зол или просто забавлялся, как гибнут в омуте его сплетен, но он был умен, и бывало ночью, когда остановится у меня, говорит, говорит — свечку зажгу: не черт ли возле меня? Всегда смеялся над убеждениями, презирал тех, кто верит и способен иметь чувство... Да, вообще это был «приятный» человек!.. Между прочим, на нем рубашку всегда рвали товарищи, потому что сам он ее не менял...
Вообще Лермонтов был странный человек: смеялся над чувством, презирал женщин, сочинял стихи, вроде:
Поверю совести присяжного дьяка,
Поверю доктору, жиду и лицемеру,
Поверю, наконец, я чести игрока,
Но клятве женской не поверю... —
а дрался за женщину, имя которой было очень уж не светлое. Рассказал про эту дуэль как про величайшую тайну, а выбрал в поверенные самых болтунов, зная это. Точно будто хотел драпироваться в свою таинственность... За эту дуэль он был сослан второй раз на Кавказ.
Теперь слышишь, все Лермонтова жалеют, все его любят... Хотел бы я, чтоб он вошел сюда хоть сейчас: всех бы оскорбил, кого-нибудь осмеял бы..."
6. Итак, первая ссылка была за оскорбление императрицы.
В конце концов, она в его любовные дела не лезла, и незачем было ему лезть в ее дела. К гибели Пушкина императрица причастна не была.
Первая ссылка была сродни увеселительной прогулке: Лермонтов набирался впечатлений, рисовал, учил азербайджанский язык…
Затем последовал перевод в Гродненский полк, где условия проживания и службы были совсем неплохи, и затем вернулся он в свой родной Лейб-гвардии гусарский полк Его Величества. Оказался он в нём в апреле 1838 года. После этого Михаила Юрьевича неоднократно поощряли высочайшими приказами, а в декабре 1839 года присвоили звание поручика. И это в годы величайшей реакции и жандармского террора. Не таким уж страшным был этот террор. И – вторая дуэль. Что, его действительно подставили, подсунули де Баранту старую эпиграмму?
Корф М.А. - Из дневника:
"21 марта <1840 г.>. На днях был здесь дуэль, кончившийся ничем, но примечательный по участникам. Несколько лет тому назад молоденькая и хорошенькая Штеричева, жившая круглою сиротою у своей бабки, вышла замуж за молодого офицера кн. Щербатова, но он спустя менее года умер, и молодая вдова осталась одна с сыном, родившимся уже через несколько дней после смерти отца. По прошествии траурного срока она натурально стала являться в свете, и столько же натурально, что нашлись тотчас и претенденты на ее руку и просто молодые люди, за нею ухаживавшие. В числе первых был гусарский офицер Лермонтов, — едва ли не лучший из теперешних наших поэтов; в числе последних — сын французского посла Баранта, недавно сюда приехавший для определения в секретари здешней миссии. Но этот ветреный француз вместе с тем приволачивался за живущей здесь уже более года женою консула нашего в Гамбурге Бахерахта — известною кокеткою и даже, по общим слухам, — femme galante. В припадке ревности она как-то успела поссорить Баранта с Лермонтовым, и дело кончилось вызовом.
Сперва дрались на шпагах, причем одно только неловкое падение Баранта спасло жизнь Лермонтова; потом стрелялись, и когда первый дал промах, то последний выстрелил на воздух, чем все и кончилось. Между тем все это было ведено в такой тайне, что несколько недель оставалось сокрытым и от публики, и от правительства, пока сам Лермонтов как-то проговорился, и дело дошло до государя. Теперь он под военным судом, а Баранту (сыну), вероятно, придется возвращаться восвояси. Щербатова уехала в Москву, а между тем ее ребенок, остававшийся здесь у бабки, умер, что, вероятно, охладит многих из претендентов на ее руку: ибо у нее ничего нет и все состояние было мужнино, перешедшее к сыну, со смертию которого возвращается опять в род отца.
Странно, что лучшим нашим поэтам приходится драться с французами: Дантес убил Пушкина, и Барант, вероятно, точно так же бы убил Лермонтова, если б не поскользнулся, нанося решительный удар, который таким образом только оцарапал ему грудь".
Шан-Гирей А.П. - М.Ю. Лермонтов:
"Зимой 1839 года Лермонтов был сильно заинтересован кн. Щербатовой (к ней относится пьеса "На светские цепи"). Мне ни разу не случалось ее видеть, знаю только, что она была молодая вдова, а от него слышал, что такая, что ни в сказке сказать, ни пером написать. То же самое, как видно из последующего, думал про нее и г. де Барант, сын тогдашнего французского посланника в Петербурге. Немножко слишком явное предпочтение, оказанное на бале счастливому сопернику, взорвало Баранта, он подошел к Лермонтову и сказал запальчиво: "Vous profitez trop, Monsieur, de ce que nous sommes dans un pays o; le duel est d;fendu".— "Qu';;a ne tienne, Monsieur, — отвечал тот, — je me mets enti;rement ; votre disposition", и на завтра назначена была встреча; это случилось в середу на масленице 1840 года. Нас распустили из училища утром, и я, придя домой часов в девять, очень удивился, когда человек сказал мне, что Михаил Юрьевич изволили выехать в семь часов; погода была прескверная, шел мокрый снег с мелким дождем. Часа через два Лермонтов вернулся, весь мокрый, как мышь. "Откуда ты эдак?" — "Стрелялся". — "Как, что, зачем, с кем?" — "С французиком"."
Между прочим, Николай Павлович, узнав о дуэли, воскликнул: "Если бы он дрался с русским, я бы знал, что с ним делать, а так как он дрался с французом, это снимает с него три четверти вины!"
На Кавказ он отбыл в апреле 1840 года. В боях Михаил Лермонтов проявил завидную храбрость. Командование представляло его за отвагу к золотой сабле и к ордену, но государь все эти представления отклонил. Дело в том, что Николай Павлович был ярым противником дуэлей: они уносили жизни молодых людей, что, конечно, было недопустимо. Поэтому храбрость поэта не нашла отклика в душе императора.
И всё-таки император проявил свойственное ему благородство и в этом случае. Михаил Юрьевич хотел в отпуск, и тот был ему предоставлен в январе 1841 года. Поэт приезжает в столицу и проводит там самые счастливые три месяца своей жизни. Его окружают друзья и поклонники. Раскупается весь тираж романа "Герой нашего времени". Лермонтов хочет получить отставку и создать свой собственный журнал. Но приходит высочайшее предписание оставить Санкт-Петербург и отправиться на Кавказ.
Был и эпизод на балу, когда дамы в масках заговорили с ним, ну и нарвались на хамство. Оказалось – императрица с подругой. Николай Павлович узнал, и зуб на Лермонтова должен был вырасти, наверняка он решил, что Лермонтов – враг императрицы. Ну а та умоляла мужа сохранить Лермонтова, ей очень понравился "Герой нашего времени".
Желание императора не видеть в своей столице Лермонтова вполне по-человечески понятно.
А то, что искусный фехтовальщик де Баррант случайно не убил Лермонтова, возможно, было последним предупреждением судьбы.
7. Лермонтов как личность не больно-то симпатичен. Когда я прочитала записки Екатерины Сушковой, то удивилась, почему она его не пристрелила? Хотя, могла б и отравить. Великодушная девушка, но дурочка. Ведь чуяла подвох, что же не подстраховалась, не выяснила все, не подстроила ловушку, не превратила в посмешище? Начитанная же девочка была, и забыла, что верить мужчинам можно только в крайнем случае! Используя испытанную тысячелетиями тактику, могла свить из него веревочку, сплести коврик и вытереть ноги. Понимаю, что это муторно и противно, но если выхода не оставляют! Отношения мужчины и женщины вообще больше всего похожи на шахматную партию, где женщина играет черными, но это не должно ей мешать разгромить противника. Можешь таять в его объятиях, но если при этом не обдумываешь следующий ход – проигрыш близок. Такова неприятная правда жизни. Но мы изобретательнее, гибче, логичнее (пусть говорят про женскую логику, но у мужчин и такой часто нет, это я как программист говорю!).
Арсеньев И.А. - Слово живое о неживых:
"В числе лиц, посещавших изредка наш дом, была Арсеньева, бабушка поэта Лермонтова (приходившаяся нам сродни), которая всегда привозила к нам своего внука, когда приезжала из деревни на несколько дней в Москву. Приезды эти были весьма редки, но я все-таки помню, как старушка Арсеньева, обожавшая своего внука, жаловалась постоянно на него моей матери. Действительно, судя по рассказам, этот внучек-баловень, пользуясь безграничною любовью своей бабушки, с малых лет уже превращался в домашнего тирана, не хотел никого слушаться, трунил над всеми, даже над своей бабушкой и пренебрегал наставлениями и советами лиц, заботившихся о его воспитании.
Одаренный от природы блестящими способностями и редким умом, Лермонтов любил преимущественно проявлять свой ум, свою находчивость в насмешках над окружающею его средою и колкими, часто очень меткими остротами оскорблял иногда людей, достойных полного внимания и уважения.
С таким характером, с такими наклонностями, с такой разнузданностию он вступил в жизнь и, понятно, тотчас же нашел себе множество врагов.
В характере Лермонтова была еще черта далеко не привлекательная — он был завистлив. Будучи очень некрасив собой, крайне неловок и злоязычен, он, войдя в возраст юношеский, когда страсти начинают разыгрываться, не мог нравиться женщинам, а между тем был страшно влюбчив. Невнимание к нему прелестного пола раздражало и оскорбляло его беспредельное самолюбие, что служило поводом с его стороны к беспощадному бичеванию женщин.
Как поэт, Лермонтов возвышался до гениальности, но как человек, он был мелочен и несносен.
Эти недостатки и признак безрассудного упорства в них были причиною смерти гениального поэта от выстрела, сделанного рукою человека доброго, сердечного, которого Лермонтов довел своими насмешками и даже клеветами почти до сумасшествия.
Мартынов, которого я хорошо знал, до конца своей жизни мучился и страдал оттого, что был виновником смерти Лермонтова, и в годовщины этого рокового события удалялся всегда на несколько недель в какой-либо из московских монастырей на молитву и покаяние"
Анненкова В.И. - Из воспоминаний:
"Должна признаться, он мне совсем не понравился. У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некрасив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько даже неблагородно.
… Он приехал с Кавказа и носил пехотную армейскую форму. Выражение лица его не изменилось — тот же мрачный взгляд, та же язвительная улыбка. Когда он, небольшого роста и коренастый, танцевал, он напоминал армейского офицера, как изображают его в «Горе от ума» в сцене бала.
У него было болезненное самолюбие, которое причиняло ему живейшие страдания. Я думаю, что он не мог успокоиться оттого, что не был красив, пленителен, элегантен. Это составляло его несчастие. Душа поэта плохо чувствовала себя в небольшой коренастой фигуре карлика. Больше я его не видела и была очень потрясена его смертью, ибо малая симпатия к нему самому не мешала мне почувствовать сердцем его удивительную поэзию и его настоящую ценность.
Я знала того, кто имел несчастье его убить, — незначительного молодого человека, которого Лермонтов безжалостно изводил. <...> Ожесточенный непереносимыми насмешками, он вызвал его на дуэль и лишил Россию ее поэта, лучшего после Пушкина".
Вот чисто женское восприятие мужчин: искрящийся, как шампанское при ярком освещении, Пушкин, который, может быть, и не был красивее мрачного и недоброжелательного Лермонтова, воспринимается очаровательным, чарующим и сексуально весьма привлекательным.
8. Вот и подошли к последней дуэли.
Арнольди А.И. - Из записок:
(В Пятигорске) "Я часто забегал к соседу моему Лермонтову. Однажды, войдя неожиданно к нему в комнату, я застал его лежащим на постеле и что-то рассматривающим в сообществе С. Трубецкого вовремя, я хотел было уйти, но так как Лермонтов тогда же сказал: "Ну, этот ничего", — то и остался. Шалуны товарищи показали мне тогда целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые сообща начертали и раскрасили. Это была целая история в лицах вроде французских карикатур: Cryptogram M-r la Launisse и проч., где красавец, бывший когда-то кавалергард, Мартынов был изображен в самом смешном виде, то въезжающим в Пятигорск, то рассыпающимся пред какою-нибудь красавицей и проч. Эта-то шутка, приправленная часто в обществе злым сарказмом неугомонного Лермонтова, и была, как мне кажется, ядром той размолвки, которая кончилась так печально для Лермонтова, помимо тех темных причин, о которых намекают многие, знавшие отношения этих лиц до катастрофы...
Мачеха моя с сестрой незадолго до этого времени переехали в Железноводск, верстах в семнадцати отстоящий от Пятигорска, и я навещал их изредка на неделе.
Пятнадцатого июля погода была восхитительная, и я верхом часу в восьмом утра отправился туда. Надобно сказать, что дня за три до этого Лермонтов подъезжал верхом на сером коне в черкесском костюме к единственному открытому окну нашей квартиры, у которого я рисовал, и простился со мною, переезжая в Железноводск. Впоследствии я узнал, что ссора его с Мартыновым тогда уже произошла и вызов со стороны Мартынова состоялся...
Проехав колонию Шотландку, я видел пред одним домом торопливые приготовления к какому-то пикнику его обитателей, но не обратил на это особого внимания, я торопился в Железноводск, так как огромная черная туча, грозно застилая горизонт, нагоняла меня как бы стеной от Пятигорска и крупные капли дождя падали на ярко освещенную солнцем местность.
На полпути в Железноводск я встретил Столыпина и Глебова на беговых дрожках; Глебов правил, а Столыпин с ягдташем и ружьем через плечо имел пред собою что-то покрытое платком. На вопрос мой, куда они едут, они отвечали мне, что на охоту, а я еще посоветовал им убить орла, которого неподалеку оттуда заметил на копне сена. Не подозревая того, что они едут на роковое свидание Лермонтова с Мартыновым, я приударил коня и пустился от них вскачь, так как дождь усилился. Несколько далее я встретил извозчичьи дрожки с Дмитревским и Лермонтовым и на скаку поймал прощальный взгляд его... последний в жизни.
Проведя день у мачехи моей, под вечер я стал собираться в Пятигорск и, несмотря на то что меня удерживали под предлогом ненастья, все-таки поехал, так как не хотел пропустить очередной ванны.
Смеркалось, когда я проехал Шотландку, и в темноте уже светились мне приветливые огоньки Пятигорска, как вдруг слева, на склоне Машука, я услыхал выстрел; полагая, что это шалят мирные горцы, так как не раз слышал об этом рассказы, я приударил коня нагайкой и вскоре благополучно добрался до дома, где застал Шведе, упражнявшегося на фортепьяно. Раздевая меня, крепостной человек мой Михаил Судаков доложил мне, что по соседству у нас несчастие и что Лермонтова привезли на дрожках раненого...
Недоумевая, я поспешил к соседу, но, застав ставни и двери его квартиры на запоре, вернулся к себе. Только утром я узнал, что Михаил Юрьевич привезен был уже мертвым, что он стрелялся с Мартыновым на десяти шагах и, подобно описанному им фаталисту, кажется, далек был от мысли быть убитым, так как, не подымая пистолета, медленно стал приближаться к барьеру, тогда как Мартынов пришел уже к роковой точке и целил в него; когда Лермонтов ступил на крайнюю точку, Мартынов спустил курок, и тот пал, успев вздохнуть раз, другой и, как рассказывали, презрительно взглянул на Мартынова.
Я полагаю, что, кроме двух секундантов, Глебова и Александра Васильчикова, вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся.
Заключение это можно вывести из того, что будто бы А. Столыпин, как я тогда же слышал, сказал Мартынову: "Allez vous en, votre affaire est faite", — когда тот после выстрела кинулся к распростертому Лермонтову, а также и потому, что только шуточная дуэль могла заставить всю эту молодежь не подумать о медике и экипаже на всякий случай, хотя бы для обстановки, что сделал Глебов уже после дуэли, поскакав в город за тем и другим, причем при теле покойного оставались Трубецкой и Столыпин. Не присутствие ли этого общества, собравшегося посмеяться над Мартыновым, о чем он мог узнать стороной, заставило его мужаться и крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?
Рассказывали в Пятигорске, что заранее было условлено, чтобы только один из секундантов пал жертвою правительственного закона, что поэтому секунданты между собою кидали жребий и тот выпал на долю Глебова, который в тот же вечер доложил о дуэли коменданту и был посажен им на гауптвахту. Так как Глебов жил с Мартыновым на одной квартире, правильная по законам чести дуэль могла казаться простым убийством, и вот для обеления Глебова А. Васильчиков на другой день сообщил коменданту, что он был также секундантом Лермонтова, за что посажен был в острог, где за свое участие и содержался".
Раевский Н.П. - Рассказ о дуэли Лермонтова:
"Конечно, эта размолвка между приятелями произвела на всех нас неприятное впечатление. Мы с Глебовым говорили об ней до глубокой ночи и решили наутро собраться всем вместе и потолковать, как делу пособить.
Но ни тогда, ни после, до самой той минуты, когда мы узнали, что все уже кончено, нам и в голову не приходили какие бы то ни было серьезные опасения. Думали, так себе, повздорили приятели, а после и помирятся. Только хотелось бы, чтобы поскорее все это кончилось, потому что мешала их ссора нашим увеселениям. А Мартынов и стрелять-то совсем не умел. Раз мы стреляли все вместе, забавы ради, так Николай Соломонович метил в забор, а попал в корову. Так понятно, что мы и не беспокоились.
… Мы и порешили, чтобы они дрались в 30-ти шагах и чтобы Михаил Юрьевич стоял выше, чем Мартынов. Вверх еще труднее целить. Сейчас же отправились на Машук и место там выбрали за кладбищем. Глебов и еще кто-то, кажется, Столыпин, хорошо не помню, отправились сообщить об этом Михаилу Юрьевичу, и встретили его по дороге, в Шотландке, у немки Анны Ивановны. А князь Васильчиков сказал Мартынову, что будет его секундантом с условием, чтобы никаких возражений ни со стороны его самого, ни со стороны его противника не было. Посланные так и сказали Михаилу Юрьевичу.
Он сказал, что согласен, повторил только опять, что целить не будет, на воздух выстрелит, как и с Барантом; и тут же попросил Глебова секундантом у него быть.
… На другой день, 15 июля 1841 года, после обеда, видим, что Мартынов с Васильчиковым выехали из ворот на дрожках. Глебов же еще раньше верхом поехал Михаила Юрьевича встретить. А мы дома пир готовим, шампанского накупили, чтобы примирение друзей отпраздновать. Так и решили, что Мартынов уж никак не попадет. Ему первому стрелять, как обиженной стороне, а Михаил Юрьевич и совсем целить не станет. Значит, и кончится ничем.
Когда они все сошлись на заранее выбранном месте и противников поставили, как было условлено: Михаила Юрьевича выше Мартынова и спиной к Машуку, — Глебов отмерил 30 шагов и бросил шапку на то место, где остановился, а князь Васильчиков, — он такой тонкий, длинноногий был, — подошел да и оттолкнул ее ногой, так что шапка на много шагов еще откатилась.
— Тут вам и стоять, где она лежит, — сказал он Мартынову.
Мартынов и стал, как было условлено, без возражений. Больше 30-ти шагов — не шутка! Тут хотя бы и из ружья стрелять. Пистолеты-то были Кухенрейтера, да и из них на таком расстоянии не попасть. А к тому ж еще целый день дождь лил, так Машук весь туманом заволокло: в десяти шагах ничего не видать. Мартынов снял черкеску, а Михаил Юрьевич только сюртук расстегнул. Глебов просчитал до трех раз, и Мартынов выстрелил. Как дымок-то рассеялся, они и видят, что Михаил Юрьевич упал. Глебов первый подбежал к нему и видит, что как раз в правый бок и, руку задевши, навылет. И последние свои слова Михаил Юрьевич ему сказал:
— Миша, умираю...
Тут и Мартынов подошел, земно поклонился и сказал:
— Прости меня, Михаил Юрьевич!
Потому что, как он после говорил нам всем, не хотел он убить его, и в ногу, а не в грудь целил.
А мы дома с шампанским ждем. Видим, едут Мартынов и князь Васильчиков. Мы к ним навстречу бросились. Николай Соломонович никому ни слова не сказал и, темнее ночи, к себе в комнату прошел, а после прямо отправился к коменданту Ильяшенко и все рассказал ему. Мы с расспросами к князю, а он только и сказал: "Убит!" — и заплакал. Мы чуть не рехнулись от неожиданности; все плакали, как малые дети".
Полеводин. - Из письма, 21 июля 1841 г. Пятигорск:
"Пушкин Лев Сергеевич, родной брат нашего бессмертного поэта, весьма убит смертию Лермонтова, он был лучший его приятель. Лермонтов обедал в этот день с ним и прочею молодежью в Шотландке (в шести верстах от Пятигорска) и не сказал ни слова о дуэли, которая должна была состояться чрез час. Пушкин уверяет, что эта дуэль никогда бы состояться не могла, если б секунданты были не мальчики, она сделана против всех правил и чести. <...>"
Смирнов Н.М. - Из памятных заметок:
«На теплых водах Пятигорска он встретил старого товарища юнкерской школы, бывшего в кавалергардах, Мартынова. По старой школьной привычке он стал над ним трунить и прозвал его le chevalier du poignard, потому что Мартынов носил черкесскую одежду с огромным кинжалом. Однажды вечером у г-жи Верзилиной шутки надоели Мартынову, и по выходе из общества он просил Лермонтова их прекратить. Сия просьба была принята дурно, и на другой день в 6 часов вечера они дрались за горою Бештау. Князь Васильчиков был секундантом Лермонтова, а Глебов Мартынова. Сей последний выстрелил, и противник его упал мертвым».
Смольянинов А.П. - Из дневника:
"14 июля Лермонтов был в каком-то особенном расположении духа, — видно было, что он был чем-то недоволен, и в эту минуту нужен был ему человек, над которым бы он мог излить свое неудовольствие. Является Мартынов, чего лучше, шутки и колкие сатиры начинаются. Мартынов мало обращал на них внимания, или, лучше, не принимал их на свой счет и не казался обиженным. Это кольнуло самолюбие Лермонтова, который теперь уже прямо адресуется к Мартынову с вопросом, читал ли он "Героя нашего времени"? — "Читал", — был ответ. "А знаешь, с кого я списал портрет Веры?" — "Нет". — "Это твоя сестра". Не знаю, что было причиною этого вопроса, к чему сказаны эти слова: "Это твоя сестра", которые стоили Лермонтову жизни, а нас лишили таланта, таланта редкого, — следствием этих слов был, конечно, вызов со стороны Мартынова. Благородно он поступил, всякий бы сделал то же на его месте, но одно его не оправдывает, это именно то, что зачем он стрелял не на воздух и удар его был так верен, что был нацелен и попал прямо в сердце, — и пуля тогда только достигла своего назначения, когда Лермонтов сам подымал руку и наводил на противника пистолет".
Чиляев В.И. – Воспоминания:
"Мартынов и Глебов жили по соседству в доме Верзилиных. Семейство Верзилиных было центром, где собиралась приехавшая на воды молодежь. Оно состояло из матери и двух дочерей, из которых старшая, Эмилия, роза Кавказа, как называли ее ее поклонники, кружила головы всей молодежи.
Ухаживал ли за ней поэт серьезно или так, от нечего делать, но ухаживал. В каком положении находились его сердечные дела — покрыто мраком неизвестности.
Известно лишь одно, что m-lle Эмилия была не прочь пококетничать с поэтом, которого называла интимно Мишель. Так или иначе, но, как гласит молва, ей нравился больше красивый и статный Мартынов, и она отдала ему будто бы предпочтение. Мартынов выделялся из круга молодежи теми физическими достоинствами, которые так нравятся женщинам, а именно: высоким ростом, выразительными чертами лица и стройностью фигуры. Он носил белый шелковый бешмет и суконную черкеску, рукава которой любил засучивать. Взгляд его был смел, вся фигура, манеры и жесты полны самой беззаветной удали и молодечества. Нисколько не удивительно, если Лермонтов, при всем дружественном к нему расположении, всей силой своего сарказма нещадно бичевал его невыносимую заносчивость. Нет никакого сомнения, что Лермонтов и Мартынов были соперники, один сильный умственно, другой физически. Когда ум стал одолевать грубую стихийную силу, сила сделала последнее усилие — и задушила ум. Мартынов, говорят, долго искал случая придраться к Лермонтову — и случай выпал: сказанная последним на роковом вечере у Верзилиных острота, по поводу пристрастия Мартынова к засученным рукавам, была признана им за casus belli.
Выходя из дому Верзилиных, он бесцеремонно остановил Лермонтова за руку и, возвысив голос, резко спросил его: «Долго ли ты будешь издеваться надо мной, в особенности в присутствии дам?.. Я должен предупредить тебя, Лермонтов, — прибавил он, — что если ты не перестанешь насмехаться, то я тебя заставлю перестать», — и он сделал выразительный жест.
Лермонтов рассмеялся и, продолжая идти, спросил:
— Что же ты, обиделся, что ли?
— Да, конечно, обиделся.
— Ну так не хочешь ли требовать удовлетворения?
— Почему и не так...
Тут Лермонтов перебил его словами: «Меня изумляет и твоя выходка, и твой тон... Впрочем, ты знаешь, вызовом меня испугать нельзя, я от дуэли не откажусь... хочешь драться — будем драться».
— Конечно, хочу, — отвечал Мартынов, — и потому разговор этот можешь считать вызовом.
Лермонтов рассмеялся и сказал: "Ты думаешь торжествовать надо мной у барьера. Но это ведь не у ног красавицы".
Мартынов быстро повернулся и пошел назад. Уходя, он сказал, что наутро пришлет секунданта.
На все примирительные попытки Глебова и кн. Васильчикова Мартынов требовал одного, чтобы Лермонтов извинился, но Лермонтов не находил это нужным.
Дуэль состоялась через день, Лермонтов с своим секундантом поехали верхом. Дело было под вечер, часу в 6-м или 7-м, Лермонтов, садясь на лошадь, был молчалив и серьезен. Выезжая из ворот, он обернулся назад, посмотрел на дом Верзилиных, и какая-то не то ироничная, не то нервная улыбка осветила его сжатые губы. Поздним вечером привезли тело его в квартиру; дом и двор мгновенно переполнился народом, дамы плакали, а некоторые мочили платки свои в крови убитого, сочившейся из иеперевязанной раны. Все, что называлось в Пятигорске обществом, перебывало в течение трех дней, пока покойник лежал в квартире.
Город разделился на две партии: одна защищала Мартынова, другая, бо;льшая числом, оправдывала Лермонтова. Было слышно даже несколько таких озлобленных голосов против Мартынова, что, не будь он арестован, ему бы несдобровать.
Спустя три дня хоронили поэта при торжественной обстановке. Гроб, обитый малиновым бархатом, несли друзья и почитатели таланта покойного. Погода стояла великолепная. Почти полгорода вышло проводить поэта. Дамы были в трауре. Мартынов просил позволения проститься с покойным, но ему, вероятно ввиду раздражения массы, не позволили. <...>
Достойный комендант этот <Ильяшенков>, когда Глебов явился к нему после дуэли и, рассказав о печальном событии, просил арестовать их, до такой степени растерялся, что не знал, что делать. Расспрашивая Глебова о происшествии, он суетился, бегал из одной комнаты в другую, делал совершенно неуместные замечания; наконец послал за плац-адъютантом и, переговорив с ним, приказал арестовать Мартынова".
Шан-Гирей Э.А. - Воспоминание о Лермонтове
"Часто слышу я рассказы и расспросы о дуэли М. Ю. Лермонтова; не раз приходилось и мне самой отвечать и словесно и письменно; даже печатно принуждена была опровергать ложное обвинение, будто я была причиною дуэли. Но, несмотря на все мои заявления, многие до сих пор признают во мне княжну Мери.
Каково же было мое удивление, когда я прочла в биографии Лермонтова в последнем издании его сочинений: «Старшая дочь ген. Верзилина Эмилия кокетничала с Лермонтовым и Мартыновым, отдавая преимущество последнему, чем и возбудила в них ревность, что и подало повод к дуэли».
В мае месяце 1841 года М. Ю. Лермонтов приехал в Пятигорск и был представлен нам в числе прочей молодежи. Он нисколько не ухаживал за мной, а находил особенное удовольствие me taquiner. Я отделывалась, как могла, то шуткою, то молчанием, ему же крепко хотелось меня рассердить; я долго не поддавалась, наконец это мне надоело, и я однажды сказала Лермонтову, что не буду с ним говорить и прошу его оставить меня в покое. Но, по-видимому, игра эта его забавляла просто от нечего делать, и он не переставал меня злить. Однажды он довел меня почти до слез: я вспылила и сказала, что, ежели бы я была мужчина, я бы не вызвала его на дуэль, а убила бы его из-за угла в упор. Он как будто остался доволен, что наконец вывел меня из терпения, просил прощенья, и мы помирились, конечно, ненадолго.
Я не говорила и не танцевала с Лермонтовым, потому что в этот вечер он продолжал свои поддразнивания. Тогда, переменив тон насмешки, он сказал мне: "M-lle Emilie, je vous en prie, un tour de valse seulement, pour la derni;re fois de ma vie". — "Ну уж так и быть, в последний раз, пойдемте". Михаил Юрьевич дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин, который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык ; qui mieux. Несмотря на мои предостережения, удержать их было трудно. Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривающего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояля, на котором играл князь Трубецкой. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его "montagnard au grand poignard" (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал). Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: "Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах", — и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову, а на мое замечание: "Язык мой — враг мой", — Михаил Юрьевич отвечал спокойно: "Ce n'est rien; demain nous serons bons amis". Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора. На другой день Лермонтов и Столыпин должны были ехать в Железноводск. После уж рассказывали мне, что когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил: "Что ж, на дуэль, что ли, вызовешь меня за это?" Мартынов ответил решительно "да", и тут же назначили день. Все старания товарищей к их примирению оказались напрасными. Действительно, Лермонтов надоедал Мартынову своими насмешками; у него был альбом, где Мартынов изображен был во всех видах и позах.
Васильчикову и Глебову заменили гауптвахту домашним арестом, а потом и совсем всех троих освободили; тогда они бывали у нас каждый день до окончания следствия и выезда из Пятигорска. Старательно мы все избегали произнести имя Лермонтова, чтобы не возбудить в Мартынове неприятного воспоминания о горестном событии.
Глебов предложил мне карандашик в камышинке, который Лермонтов постоянно имел при себе, записывал и рисовал им что приходилось, и я храню его в память о поэте, творениями которого я всегда восторгалась!
Глебов рассказывал мне, какие мучительные часы провел он, оставшись один в лесу, сидя на траве под проливным дождем. Голова убитого поэта покоилась у него на коленях, — темно, кони привязанные ржут, рвутся, бьют копытами о землю, молния и гром беспрерывно; необъяснимо страшно стало! И Глебов хотел осторожно спустить голову на шинель, но при этом движении Лермонтов судорожно зевнул. Глебов остался недвижим, и так пробыл, пока приехали дрожки, на которых и привезли бедного Лермонтова на его квартиру".
(Из архива бывшего III отделения собственной его императорского величества канцелярии, IV экпедиция, N 149, 1841 г. )
№ 1699
№ 6562
получено 11 Августа 1841.
Шефу Жандармов Командующему ИМПЕРАТОРСКОЮ Главною
Квартирою Господину Генерал- Адъютанту и Кавалеру Графу Бенкендорфу.
Корпуса Жандармов
Подполковника Кушинникова
РАПОРТ
Уволенный от службы из Гребенского казачьего полка Маиор Мартынов и Тенгинского пехотного полка Поручик Лермантов, находившиеся в городе Пятигорске для пользования минеральными водами, 15-го числа сего месяца, при подошве Горы Машуки в четырех верстах от города имели дуэль, на которой Поручик Лермантов ранен пулею в бок на вылет, от каковой раны чрез несколько минут на месте и умер. Секундантами были: у Маиора Мартынова Лейб Гвардии Конного полка Корнет Глебов, а у Лермантова служащий во II отделении Собственной ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА канцелярии Титулярный Советник Князь Васильчиков.
Об арестовании Гг. Мартынова, Глебова и Князя Васильчикова, по производстве законного по сему происшествию изследования, сделано немедленно со стороны местного начальства распоряжение; при чем Начальник Штаба Войск Кавказской Линии и Черномории Флигель-Адъютант Полковник Траскин от 16-го сего Июля за № 84-м поручил мне находиться при означенном следствии.
Почтительнейше донося о сем Вашему Сиятельству имею честь присовокупить, что откроется по следствию не замедлю представить особо.
Подполковник Кушинников.
№ 16-й
Июля 16-го дня
1841 года
г. Пятигорск.
Итак, о ссоре Лермонтова и Мартынова, приведшей к дуэли, очевидцы говорят разное, но все сходятся в том, что Мартынова возмутила острота, пущенная в его адрес поэтом. Увы, понятие чести в XIX веке имело и свои отрицательные стороны. Невинная шутка могла стоить жизни, а шуточки Лермонтова и для нашего века невинными не являются.
Приходится признать, что иного выхода, кроме дуэли, у Мартынова не было. Не мог он, как вызвавший на дуэль, и стрелять в воздух, это было бы оскорблением Лермонтову, повлекшим новую дуэль.
Лично я никак не уясню для себя, кто же чьим секундантом являлся и сколько шагов было между дуэлянтами?
Глебов, Столыпин и Трубецкой умерли, не оставив воспоминаний, а Мартынов ничего рассказывать не пожелал, кивнул на Васильчикова, что, мол, поскольку тот еще тоже жив, пусть он и расскажет. В общем, тоже правильно: все, сказанное Мартыновым, можно было бы расценивать как "жалкий лепет оправданья".
Князь Александр Васильчиков:
"Однажды на вечере у генеральши Верзилиной Лермонтов в присутствии дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым. Что он сказал, мы не расслышали; знаю только, что, выходя из дому на улицу, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему очень тихим и ровным голосом по-французски; "Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах",- на что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: "А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения".
Больше ничего в тот вечер и в последующие дни, до дуэли, между ними не было, по крайней мере нам, Столыпину, Глебову (другим секундантам) и мне, неизвестно, и мы считали эту ссору столь ничтожною и мелочною, что до последней минуты уверены были, что она кончится примирением. Тем не менее все мы, и в особенности М. П. Глебов, который соединял с отважною храбростью самое любезное и сердечное добродушие и пользовался равным уважением и дружбою обоих противников, все мы, говорю, истощили в течение трех дней наши миролюбивые усилия без всякого успеха. Хотя формальный вызов на дуэль и последовал от Мартынова, но всякий согласится, что вышеприведенные слова Лермонтова "потребуйте от меня удовлетворения" заключали в себе уже косвенное приглашение на вызов, и затем оставалось решить, кто из двух был зачинщик и кому перед кем следовало сделать первый шаг к примирению.
На этом сокрушились все наши усилия; трехдневная отсрочка не послужила ни к чему, и 15 июля часов в шесть-семь вечера мы поехали на роковую встречу; но и тут в последнюю минуту мы, и, я думаю, сам Лермонтов, были убеждены, что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменявшись для соблюдения чести двумя пулями, противники подадут себе руки и поедут... ужинать.
Когда мы выехали на гору Машук (близ Пятигорска) и выбрали место по тропинке, ведущей в колонию (имени не помню), темная, громовая туча поднималась из-за соседней горы Бештау.
Мы отмерили с Глебовым тридцать шагов; последний барьер поставили на десяти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на десять шагов по команде "марш". Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову, и скомандовали: "Сходись!"
Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперед, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненые или ушибленные.
Мы подбежали. В правом боку дымилась рана, в левом - сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие.
Хотя признаки жизни уже видимо исчезли, но мы решили позвать доктора. По предварительному нашему приглашению присутствовать на дуэли доктора, к которым мы обращались, все наотрез отказались. Я поскакал верхом в Пятигорск, заезжал к двум господам медикам, но подучил такой же ответ, что на место поединка по случаю дурной погоды (лил проливной дождь) они ехать не могут, а приедут на квартиру, когда привезут раненого.
Когда я возвратился, Лермонтов уже мертвый лежал на том же месте, где упал; около него Столыпин, Глебов и Трубецкой. Мартынов уехал прямо к коменданту объявить о дуэли. Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу.
Столыпин и Глебов уехали в Пятигорск, чтобы распорядиться перевозкой тела, а меня с Трубецким оставили при убитом. Как теперь, помню странный эпизод этого рокового вечера; наше сиденье в доле при трупе Лермонтова продолжалось очень долго, потому что извозчики, следуя примеру храбрости гг. докторов, тоже отказались один за другим ехать для перевозки тела убитого. Наступила ночь, ливень не прекращался... Вдруг мы услышали дальний топот лошадей по той же тропинке, где лежало тело, и, чтобы оттащить его в сторону, хотели его приподняты от этого движения, как обыкновенно случается, спертый воздух выступил из груди, но с таким звуком, что нам показалось, что это живой и болезный вздох, и мы несколько минут были уверены, что Лермонтов еще жив".
Похоже, Мартынов целился в бедро, чтобы ранение оказалось неопасным. Но получился рикошет. Дело в том, что по пути на дуэль Лермонтов встретил свою родственницу Катеньку Быховец. У нее расстегнулось бандо (заколка для волос). Лермонтов поднял его и положил в карман. Потом заколку нашли всю в крови. Очевидно, пуля попала в заколку и ушла вверх, пробив жизненно важные органы...
Такое возможно, я на компьютерной модельке прикинула.
Предчувствовал смерть Михаил Юрьевич, недаром сказал Катеньке, что заколку ей отдадут…
Тот факт, что убивать Лермонтова не хотели, подтверждают и записки, которыми обменивались участники дуэли, сидя на гауптвахте. Васильчиков и Глебов писали (Мартынову): "Мы приписываем твой выстрел несчастному случаю..."
9. В феврале 1841 года Мартынов неожиданно подал в отставку. Его уволили с военной службы в звании майора. Эта история очень тёмная и связана со слухами о нечестной игре в карты. Отсюда можно сделать вывод, что отставка была вынужденной, а вовсе не по собственному желанию. После этого Николай Соломонович поселился вдали от шумной светской жизни. Выбрал он город Пятигорск, а все знакомые стали отмечать, что человек изменился в худшую сторону. Стал он молчаливым, часто мрачным. В довершение к этому начал одеваться в кавказскую одежду.
То, что дослужился в его годы до майора, говорит о том, что служил хорошо и старательно. Он должен был воспринять отставку как крах всего, всей жизни. Недаром он живет в Пятигорске, не в Питере или Москве. Ему не хочется носить гражданское платье, он не может носить мундир и он носит черкеску.
Мартынов пытается наладить жизнь и думает о женитьбе.
Человек в таком положении и состоянии имеет право на сочувствие и поддержку старого друга, который неоднократно пользовался гостеприимством его родных. А получил от него издевательства и насмешки, тем более подлые, что ответить на них Мартынов не умел. О, д’Антес на его месте ответил бы градом острот и эпиграмм! А Мартынов только терпел, сколько сил хватило. То, что он вытерпел два месяца – по-моему, подвиг, я бы уже на завтра сорвалась. А что? Если просьбы не доходят – в табло! А если в табло недостаточно элегантно, можно ж было и подлянку какую устроить. А то что – Лермонтову можно, а Мартынов – не человек? Но вот неспособен был Николай Соломонович на подлянку, он честно вызывает обидчика на дуэль.
Лермонтов по-французски называл Мартынова "горцем с большим кинжалом" (montaguard au grand poignard), намекая на размеры мужского достоинства своего приятеля. Именно так он обыгрывал кинжал в своих карикатурах. Мартынов умолял Лермонтова не выражаться подобным образом хотя бы при женщинах... Но в доме Верзилиных это слово - poignard - отчетливо прозвучало в устах Лермонтова.
Еще за четыре года до поединка у Мартынова была причина вызвать Лермонтова на дуэль. Жертвой своей очередной игры в любовь Лермонтов выбрал одну из сестер Мартынова. И теперь ему было интересно узнать, насколько подействовали его хитрости: вот он и вскрыл конверт с письмом, который ему передали сестры Мартынова, чтобы он доставил его их брату. Лермонтов известил друга о краже пакета с письмом (в некоторых случаях фигурирует дневник одной из сестер) и передал ему 300 рублей, которые были вложены в письмо. Но о том, что в конверте лежали деньги, Лермонтову никто не сообщал. Так многие сделали вывод, что пакет не крали, это Лермонтов вскрыл его умышленно. Тем более что некоторые подробности из письма стали достоянием гласности.
10. Что ж это у меня получается? Только Лермонтов и виноват? В общем, да. Но есть некоторые смутные ощущения. Да, я не терплю, когда мужчины подло ведут себя с женщинами и унижают их, поэтому для меня Лермонтов – личность отталкивающая. Но если призадуматься…
Обычно дам Лермонтов, внушив им надежду на развитие серьезных отношений, любил оставлять ни с чем. Заботу о своих первых шагах в свете он доверил Елизавете Михайловне Хитрово (1783-1839). 50-летняя женщина, не перестававшая оголять плечи, увлеклась Лермонтовым, но он всего лишь использовал ее покровительство... Она ему "надоела несказанно", он не знал, как избавиться от нее, и бросал в огонь, не читая, ее ежедневные записки.
Катенька Сушкова (1812-1868)... "Нет, я не Байрон, я другой..." - эти слова написаны в альбом Сушковой. Шестнадцатилетний Лермонтов "увлек девушку, разыграл роль человека страстно влюбленного, но когда она поверила, раскрыл ей карты и показал, что это был всего лишь фарс, игра". Этот вялый роман развивался с 1830 по 1834 год. Лермонтов, чтобы освободиться от объяснившейся наконец в любви Катеньки, написал ей, разумеется, не своим почерком, который был известен Сушковой, письмо. На четырех страницах он очернял себя, рассказывая от лица некого "неизвестного, но преданного вам друга" историю того, как Лермонтов "погубил девушку, во всем равную" Сушковой "по уму и красоте".
Варенька Лопухина (1815-1851). Начиная с 1830 года она время от времени завладевала сознанием поэта. Но в 1835-м Лопухина вышла замуж за богатого человека. Лермонтов счел это коварством, за которое отплатил прозрачными намеками в "Княгине Лиговской".
...Женщина возле Лермонтова - элемент какой-то игры, задуманной поэтом. Он как будто внушает окружающим и себе самому, что женщины его интересуют, но не похоже, женщинам он мстит. Боюсь, именно за то, что они его не интересуют, хоть их вины в этом и нет. Вот причина равнодушия женщин к Лермонтову – они не чувствовали интереса к себе, а неказистая внешность – дело десятое.
А теперь приглядимся к мужчинам, какими окружает себя Лермонтов: Монго, двоюродный дядя Лермонтова Алексей Аркадьевич Столыпин (1816-1858). Как и все окружавшие Лермонтова мужчины, красавец, внешний блеск которого вошел в поговорку. Николай Мартынов - фатоватый, замечательно сложенный, высокий, с густыми усами, русский горец, производивший одним своим видом волнение в любом дамском обществе. Сергей Трубецкой, брат Бархата – красавчик! В училище - Мишель Сабуров, адресат целого альбома стихов, объект снов и грез.
Разумеется, теперь на Лермонтова можно врать, «как на мертвого», но я ничего не утверждаю, а ищу правдоподобные объяснения поведению поэта. Собственно, если мужчина добивается только признания в любви, а получив – сбегает, какая может быть причина? Или импотент, или гомосексуалист. Обычно требуют доказательств!
Из мемуарной литературы следует, что в военных училищах гомосексуализм процветал. Кто-то потом переключался на женщин, кто-то становился бисексуалом, а кто-то так и оставался приверженцем однополой любви. Но не все мстили за это женщинам, многие любили мужчин и при этом дружили с женщинами, а мы способны быть надежными и верными друзьями.
Лермонтов и Мартынов в училище были друзьями. Если они были больше, чем друзьями, тогда поведение Лермонтова – просто ревность, а не подлость. Только это может извинить его поведение: Мартынов увлекся женщиной, и Лермонтов страдал.
Обладая пророческим даром, он предвидел смерть. Почему-то отправил свой портрет уже замужней Катеньке Сушковой. Может, прими она подарок, это означало бы прощение, и пуля пролетела бы мимо, но Катенька портрет выслала обратно.
Представляю взрыв возмущения, большинство людей не хочет смотреть в лицо фактам, предпочитая думать, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Может, найдутся еще какие-нибудь документы, и туман развеется.
Но все-таки я не верю, что Лермонтов мог превзойти Пушкина, не было в нем солнечного света, вот в Есенине – был!
И все же жаль, что гению было отпущено так мало времени. Или что он сам себе дал так мало времени. Надеюсь, что он обрел покой, какого не знал при жизни.