Гл.7
Сашка с Мишкой не были братьями. Совсем не приходились друг другу никакими родственниками. А вот так вышло, что Сашкина непутёвая мамаша привела его однажды, в неполных четыре года, к Мишкиной матери и попросила:
- Лидка, ты присмотри сегодня за моим оторвой, а я в райцентр смотаюсь, хочу на работу устроиться.
Лидия Андреевна тогда обрадовалась, наконец-то молодица станет на путь истинный и с удовольствием согласилась. Но молодица к вечеру не вернулась, как обещала, не появилась и на следующий день, и Лидия Андреевна забеспокоилась, не случилось ли чего?
Соседи не промедлили заметить:
- Ой, да что с ней может случиться, пьёт в три глотки да с кобелями гуляет. А тебе мальца сбагрила, чтоб под ногами не путался.
И тут же присоветовали:
- Ты, Лидка, отвезла б его в приют, там ему получше будет, чем с такой мамашей. Это хорошо, что Пантелеич выручал, пацан у него больше жил, нежели с родной маманькой. А ну, как воротится и опять у мальчонки начнутся мытарства.
Конечно соседи правы, за Пантелеича в особенности. Давно он бы мог пристроить Сашку в какой-нибудь детдом, но руки не поднимались, что-то всё время тормозило и мешало процессу. Да и Верка по бабьи слёзно просила, падала в ноги и причитала:
- Пантелеич, родненький, не губи. Я образумлюсь когда-нить, вот честное слово брошу пить и заживу, как все. Если Сашку у меня заберут, я совсем сопьюсь и сдохну. Не губи, Пантелеич, Богом заклинаю.
Пантелеич привык людям верить, вот и Верке давал шанс за шансом. Время шло, а она не исправлялась. После клятв и обещаний её хватало на неделю и то с натяжкой, а теперь ещё интереснее фокус придумала - кинула дитя на чужую тётку и смылась.
Сашка не вспоминал мать и не о чём не жалковал. Наоборот, ему в тайне хотелось, чтоб мамка не приезжала назад. Нет, плохого он ей не желал да и что может пожелать ребёнок, которому всего ничего от роду. Просто в этой семье тепло и уютно, как у дедушки Пантелеича.
А здесь ещё есть и мальчик Миша, с которым у них с утра до вечера свои детские игры, ведь Миша имел такую драгоценность, как игрушки: ваньку-встаньку, плюшевого медвежонка и множество деревянных машинок, танков и самолётов, которые ему смастерил его отец. Это ли не богатство?
И Миша не жадничал, разрешал брать любую игрушку. И мама у него замечательная, всегда вовремя вкусно покормит, а вчера прижала к себе и плакала. Сашку никто и никогда не обнимал с такой нежностью и поэтому он навсегда запомнил этот жизненный момент.
Лидия Андреевна плакала потому, что ей было жаль отдавать мальчика в приют и она, во что бы то не стало, решила за него бороться и забрать малыша себе:
"А ничё, где один - там и двое. Как-нибудь. - успокаивала себя женщина. Слёзы лились - радости и страха одновременно: Смогу ли я? Потяну ли эту лямку, где не один, а двое?"
Не за себя переживала Лидия Андреевна и не за своё здоровье, а только б дети были одеты, обуты и сыты. Так и прижился Сашка в чужом, но гостеприимном доме. С документами помог Пантелеич и не единственно с ними. Как идёт из магазина и будто невзначай заходит в гости, а в сумке всегда гостинцы и продукты, а также частенько и денежки подсунет под чайную чашку или солонку.
Лидия Андреевна стыдилась принимать эти дары, она сопротивлялась, как могла, но Пантелеич как-то непривычно грубо её одёрнул:
- Не тебе ношу, а детям! Поняла?
Как не понять, поняла конечно. Женщина знала, Пантелеич нарочито так резко разговаривал, дабы больше не докучала, и пришлось оставить всё, как есть, но Бога она не забывала попросить, чтобы давал здоровья такому благородному человеку.
Запомнился Сашке ещё один случай, когда мама, так через несколько недель Сашка стал называть поистине святую женщину, подозвала мальчика к себе. При этом глаза у неё были какие-то печальные и говорила сбивчиво, торопясь, вроде и самой данный разговор очень неприятен.
- Сынок, вам с Мишей уже по десять лет исполнилось и я хочу поведать тебе правду. Вдруг вырастешь и сам от кого услышишь да рассерчаешь на мамку.
У Сашки, как у загнанного зайчишки, часто-часто заколотилось сердечко. Он сейчас ничего не хотел слышать, ведь ему так хорошо с этими добрыми людьми, но маму перебивать Сашка не осмелился.
- Сынок, - продолжала она, - у тебя где-то есть твоя настоящая родительница, всё равно узнаешь, и как бы ты не осудил меня потом, что не предупредила.
Мишка сидел за столом и химическим карандашом раскрашивал нарисованную Сашкой новогоднюю ёлку, отчего весь его язык, пальцы и даже подбородок приобрели сине-лиловый оттенок. Казалось, он не прислушивался к разговору, но после последних произнесённых слов, Мишка вскочил, обнял брата и обращаясь к матери спросил:
- Мама, мы ведь никому не отдадим Сашу?
- Что ты, сынок, и в мыслях не бывало. Кому ж мы его отдадим и почему должны это делать, он же наш!
Тогда Лидия Андреевна обняла детей и впервые почувствовала душевное облегчение, мучившее её уже который год. Она понимала, что если какая худая молва разлучит её с Сашей, то ей такое не перенести.
Отцов пацаны почти не помнили, точнее, Сашка совсем не знал своего отца, его у Сашки не было. Существовал, конечно, биологический, как без него, но мальчик понятия не имел: кто он и что?
А вот слово "почти" относилось к Мишке. Муж Лидии Андреевны и отец Мишки, погиб на лесопилке, деревом привалило. Мать не любила озвучивать подробности, сказала то, что посчитала нужным, когда парень подрос, и на этом всё.
Но в Мишкином сердце всегда присутствовало личное определение и представление об отце: яркое и красочное, оно выплывало из глубин памяти в образе большого улыбающегося мужчины, который поднимал Мишку на руки и крепко прижимал к груди.
Потом ещё не забывалось, как отец кормил его ежевикой. Он брал по одной ягоде и, смеясь, подносил их к Мишкиному рту, но Мишка капризничал, ему хотелось самостоятельно всё проделывать.
И отец разрешал. Он держал перед сыном свою огромную ладонь, где лежала ежевика, а Мишка таскал оттуда ягоды и тут же ронял: ручонки испачканы, лицо тоже фиолетовое, но им с отцом было весело.
Такое Мишка помнил ещё в детстве, а с возрастом отцовский облик стал расплываться и исчезать, краски поблекли, но вот улыбка сохранилась до сих пор, как будто нетронутая временем. И парень уверен, что отцовская улыбка удержится с ним на всю жизнь, да, он сможет её сберечь.