7. Игра.
Чуть ближе к миттельшпилю.
7.1. Ксения.
Секомая.
Боль.
Ф-м-м-м...
Ай-я-а-а-а...
По спине...
Больно...
Жжжет везде, и на спине и на заднице. И там и там уже вспорото и горит.
Наоралась до слез, до соплей...
Отдышаться.
Это только половина...
Наташа, бедная моя...
Нет, не проси...
7.2. Наташа.
Экзекутор.
После пятой перемены.
...Второй измочаленный прут отброшен на пол. «Бархатные», говоришь? Ну да, «бархатные»... Действительно, гладкие, кожу не рвут, даже при сильных ударах. И гибко, хлестко обнимают гладкую девичью спину...
Когда-то гладкую. Сейчас кожа этой несчастной девочки, от плеч до лопаток отполосована красным, как будто вспахана вздувшимися алыми с просинью полосками. На захлестах по бокам выступили кровавые точки. Каждая окружена вздувшимся ореолом.
Оказывается, это даже красиво, если просто посмотреть.
Со стороны.
Перерыв. Пять перемен розог это уже немало. Отдохнем, и ты, и я...
Как там все это делал Сережа? С нею, Наташей. Тогда, прошлой осенью, в сентябре, чуть больше года назад?
Господи, неужели это опять повтор? Нелепая закольцовка семиотических кругов? Но для чего она? И КТО ее выстроил? Зачем? Чего Он добивается?
Эта мысль мелькает в ее голове, но сразу уходит на второй план. Сейчас главное «первая помощь».
Нашатырь, коньяк, стакан воды... Первое под нос, для прояснения сознания секомой. Второе на губы всхлипывающей девушки (Губы, кстати, целы! Исполнила обещание, не прокусила, молодчина!). Чуть-чуть, буквально на один глоток. Так, глотнула и хорошо. Третье поднести к губам и заставить выпить. Полностью.
Теперь, пока Ксения переводит дыхание, проводим манипуляции с влажными салфетками, протирая сеченные места, и те места, где сегодня еще не гуляла розга. Пока еще не гуляла...
Ну вот, вроде бы закончили. Теперь все в порядке?
Н-да... Вопрос из области черного юмора. Стоит только поглядеть на излупцованные спину и ягодицы несчастной жертвы собственного необъяснимого упрямства, выделяющиеся яркими цветами, красным и чуть-чуть синим, на фоне белой, еще не сеченой кожи. Там еще кое-где подсыхают кровавые точки...
Да, действительно, можно поглядеть и уже сразу смеяться. Жестоким таким, садистическим смехом. Вот только, как-то не хочется...
Что-то ты забыла...
Взгляд на Ксению, которая повернула к ней свое лицо и смотрит каким-то растерянным взглядом.
Ну да, конечно! Прости, девочка, я сейчас!
Наташа опускается в изголовье скамьи на колени, белоснежным бумажным платком протирает заплаканное лицо своей подруги-страдалицы. Потом подносит другой платок к ее носу.
- Сморкайся, живо! – отрывисто, хотя и мягким тоном командует она.
Ксения отрицательно качает головой и хлюпает носом.
- Пожалуйста! – Наташа мягка и настойчива в исполнении этого требования.
Ксения подчиняется, стесняясь происходящего больше, чем своих воплей, от которых у Наташи до сих пор звенит в ушах. Впрочем, от ее ударов у этой храброй глупышки уже и «звенит» и зудит. И на заду, и на спине. И ей, конечно же, много больнее...
Пора это прекращать. Фея Крестная снова усаживается на пол так, чтобы видеть лицо своей подруги-воспитанницы. Чистым платком проводит по ее взмокшим волосам. Потом очень мягко, кончиками пальцев, снова проводит по ее покрасневшему лицу.
Ничего такого, что было бы запрещено их договоренностями. Наташа вовсе не берет себе ее боль. Просто ласкает напряженные черты лица юной страдалицы. Да, это странно, но сейчас, после всей этой страшной волны мучительной Боли, у Ксении совсем другое лицо. То же и... Другое.
Черты лица юной женщины заострились. Она сейчас кажется и более взрослой, и, в то же время, какой-то... Хрупкой, маленькой и беззащитной.
Действительно, девочка-женщина. Глаза ее омыты слезами и покраснели, веки припухли. Ничтожные признаки косметики, которые были на ее лице, смыты и стерты. И все же это юное, почти детское лицо прекрасно в своей естественности и странной взволнованности.
Наташа любуется ею, наслаждаясь тем, что хоть какое-то время может дарить ей ласковые прикосновения вместо жгучих ударов. И Ксения как-то смущенно и благодарно опускает глаза. Она знает, что последует за этой молчаливой лаской, и, судя по всему, вновь намерена сказать свое решительное «нет». Но Наташа все равно попробует. Потому что так надо. Потому, что Ксения смущена, и значит, есть шанс.
- Давай закончим, а? – тихо произносит она. – Тебе же больно. Да и мне весьма несладко... Ну, поиграли, и хватит. Ты сильная, я верю. Мне ты уже все, что могла, доказала. Себе тоже. Все. Довольно. Пора прекращать все эти глупости. Слышишь? Хватит, говорю я тебе!
Ксения, прикрыв глаза, отрицательно мотает головой, снова сглотнув комок в горле, чтобы не заплакать.
- Пожалуйста, - Наташа добавляет в голос твердых ноток, обозначая свой решительный настрой на прекращение экзекуции.
Снова отрицательный безмолвный жест. И только глаза...
Глаза Ксении по-прежнему прикрыты, и видно, как она всеми силами пытается сдержать слезы. Но ей это не удается. Соленые капли стекают по щекам юной женщины. Она всхлипывает и отчаянно припадает к ее руке, целуя ее раз, другой, третий...
Господи! Неужели это...
Победа?
Дура набитая! Какая победа? Над кем? Над этой несчастной исхлестанной девочкой? Что за дурь? Нет в этом никакой победы и быть не может!
Но что-то не так. Ксения целует ее пальцы (Целуй, девочка моя, целуй, если тебе нравится, целуй, сколько хочешь!!!) и при этом, по-прежнему не открывая глаз, отрицательно мотает головой.
- Не понимаю, - в отчаянии шепчет Наташа, - что ты хочешь сказать?
- Прости... - тихо слышится сквозь слезы.
- Мне отвязать тебя, да? – Наташа произносит это в какой-то отчаянной надежде на...
Нет, не на покорность, не на готовность Ксении сдаться...
Скорее, на милость этой страдалицы...
Нет. Не будет тебе, Натушка-ребятушка, никакой милости от этой хрупкой девочки! Ксения отрицательно качает головой. А потом наносит очередной мучительный удар. Прямо в сердце.
Просто открыв заплаканные глаза и произнеся одно слово:
- Продолжай...
У Наташи потемнело в глазах.
ЗА ЧТО???!!! ЗА ЧТО ТАКАЯ ЖЕСТОКОСТЬ???!!! ЗА ЧТО МНЕ ЭТА БОЛЬ???!!!
Фея Крестная закрывает свои синие глаза и мотает головой, пытаясь стряхнуть с себя этот жуткий мучительный морок. Открыв глаза вновь, она снова упирается в этот странный, измученный взгляд девочки-женщины, вновь тихо произносящей безжалостные слова:
- Продолжай... – и добавляющей воистину страшное. – Я люблю тебя...
Наташа отводит взгляд. Потом медленно поднимается. Подходит к дивану. Берет в руки очередной прут из тех, «бархатных» розог. Возвращается к скамье и снова, с какой-то тайной надеждой смотрит в полные слез глаза Ксении. А вдруг...
Нет. Девочка-женщина вновь отрицательно качает головой, демонстративно отворачивается. Теперь она глядит куда-то вниз, наверное, на свои связанные руки. И как-то мягко вытягивается, расслабляя все тело...
У нее тоже без вариантов.
Наташа с силой взмахивает «бархатным» прутом. Гибкая тонкая лоза вновь обнимает спину лежащей юной женщины, оставляя очередную саднящую красную полоску чуть ниже сеченного. И крик... Очередной крик полный отголосков жгучей боли...