Только разменяв четвертый десяток, Борис понял, что он не местный. Нет, дело совсем не в том, что родился он в краю теплого моря и вечных ветров, а сюда попал странными перипетиями в тот момент, когда агония бывшей супердержавы достигла апогея, и окраины ее превратились в сплошную мясорубку, перемалывающую судьбы и жизни еще не успевших осознать это «строителей светлого будущего». Дело даже не в том, что он всегда странно смотрелся в этом краю степей и продуманных земледельцев, продавших свои наделы под пастбища южным соседям и перебравшихся в город. Борис осознал себя принципиально чужим для всей этой планеты. Да и не только он. Все, кто сидел в ту ночь с ним у костра, переживали похожее. И только сталкер, приведший их в Иное, все еще оставался землянином, и поэтому пытался «грузить» Бориса проблемами чуждой ему планеты.
Осознание это, пришло к Борису не сразу. Ему предшествовали многолетние поиски Иного, дни, часы и недели, проведенные в медитациях, постах и молитвах, духовные метания от родноверия к буддизму и православному исихазму, поиски смыслов и «духовных скреп». Эта тяга к Иному проснулась в Борисе рано. Еще, будучи подростком, он в глубине души уже чувствовал, что мир значительно сложнее любых научных и псевдонаучных попыток его объяснения. Это знание он пронес через всю жизнь, каждый раз убеждаясь, что описывать мироздание в одной парадигме, будь то религиозной или естественнонаучной, не только глупо, но и бессмысленно.
Когда же Иное пришло, в словарном запасе Бориса просто не было определений, чтобы его описать. Да и нечего было описывать. И некому. Хотя он и пытался это сделать, чтобы остановить бессмысленный словесный поток сталкера, но разговор не задался. Поэтому Борис просто сидел и молчал. Как и другие Иные. А о чем им было говорить? Язык землян был слишком нелепым, точнее, выльгарно-комичным. Как украинский и чешский, по отношению к русскому. Да и незачем было говорить. Иное встретилось здесь, в этом темном лесу, в первый раз за столько лет, чтобы просто молча побыть в присутствии друг друга.
Скафандр, который все эти сорок с лишним лет Борис называл «я», только теперь ощущался как инородный механизм. Скафандр был уже не нов, но Борис хорошо следил за ним все эти годы, готовясь к встрече с Иным. Только теперь тот, кто когда то называл себя Борисом, осознал, зачем нужен был скафандр. В глубине этого скафандра, сидел Он, тот, кого все религиозные доктрины именуют «божественной искрой», «духом Божьим», «душой». Сидел чужой. Колонизатор, попавший на эту планету два с половиной миллиарда лет назад. Он прибыл сюда в виде споры, пролетев миллионы световых лет. Простейший. Попав на землю, он породил жизнь, долго приспосабливая неблагоприятную планету под себя. Пока не появился тот, кто стал считаться «венцом творения» - человек. Отличный сложный механизм, создавший культуру, религию и цивилизацию – все эти «карга-культы», только для того, чтобы Иное могло встречаться хоть иногда. Они, эти карга-культы, искавшие связи с ним, называли его «духом», призывали «опроститься», «стать как дети», «как полевые цветы», пытаясь выразить выльгарно-комичным языком землян Иное.
Ведь все остальное время, сложные механизмы должны собирать ресурсы, ремонтировать и поддерживать скафандры, строить и модернизировать базы. Колонизация должна продолжаться.