Страдания всегда начинаются внезапно. Когда тихое, почти спокойное ожидание в полотне сознания еще не сменилось болезненно – тянущим предвкушением приближающихся с каждой секундой мучений…
Вряд ли удастся мне уловить молниеносный момент, в который вожделенно изящные, но вместе с тем бесконечно беспощадные руки швырнут меня на пол – не церемонясь, резко и уверенно, словно живой кусочек мяса… Хотя… Почему «словно»… Ведь именно так и есть. Без единой условности и приторных эвфемизмов – его вещь, просто кусок мяса.
- Ползи. – Не просьба. Даже не приказ. Железное, хладнокровное изъявление воли. Не нарочито строгое, не гротескно яростное, но ледяное и безапелляционное, и вот уже каждая жилка начинает бешено трепетать в отчаянном страхе не оправдать его ожиданий…
Скользкий пол затрудняет движения, но я изо всех сил ползу вперед, будто бы к невидимой цели, иллюзорному пункту назначения, который определяется только садистским желанием его – оба мы всего лишь в небольшой комнате, неповторимо преобразившейся в уникальный, противоречивый мир боли и жестокой власти, безграничного подчинения и глубокого унижения…
- Ползи быстрее. – Тон голоса теперь еще более угнетающий и пронизывающий слух металлической непоколебимостью, нога в ботинке медленно нажимает мне на спину, впечатывая в пол будто пылинку или осенний листок, распластавшийся на земле в ожидании своей участи…
- Ползи… - Жесткая подошва ботинка неумолимо вдавливает в скользкую, твердую поверхность паркета все мое существо с пугающе увеличивающимся напором, то издевательски перемещаясь по всей поверхности ноющей напряженной спины, то нажимая резко, короткими рывками, казалось бы, изо всей силы, так, что дыхание перехватывает и в глазах темнеет, увеличивая яркость его удовольствия…
Внезапная острая боль будто раскаленным штырем пронзает кисть руки – на этот раз ботинок истязает пальцы, буквально наступая на них и стараясь причинить максимально возможное страдание…
Больно… Больно… Больно… Как же больно…
Сотни мыслей проносятся безудержным ураганом в голове, от поверхностных: «умоляю, помедленнее, я совсем еще не успела адаптироваться», до осознанных, искренних: «сильнее, сильнее, сильнее»… Едва сдерживаемый крик, судорогой сковавший тело, лихорадочно умоляющее об облегчении, сплелся в бессмысленном коротком противостоянии с привычным желанием сознания погрузиться в безбрежный океан всепоглощающей боли до максимального предела… Так происходит всегда.
Тишина комнаты беззвучно вибрирует натянутой струной жестокой, тотальной власти, нарушаемая лишь сбивчивым, прерывистым дыханием терзаемой жертвы.
- Посмотри на меня.
Боль накрывает размеренными волнами, разливаясь огненным жидким свинцом по венам предплечья, устремляясь дальше, будто желая утопить все тело с головой в своей неповторимой мучительности. Кажется, словно прижимаемые к полу пальцы уже превратились в мясной фарш, и стоит ему убрать ногу, как моему взору тут же предстанут раздробленные оголенные кости, выступающие сквозь смятые клочья изорванной кожи… Конечно, это только мимолетная иллюзия – садист вряд ли станет лишать себя таким образом дальнейшего удовольствия, ведь еще столько всего можно сотворить с этими измученными до безумия бледными руками…
Первые слезы выступают на глазах единичными, мизерными каплями, привычка их подавлять давно в прошлом – медленно поднимаю голову, устремив взгляд в глаза мучителя, излучающие садистскую страсть, смотрю, не отрываясь, чувствуя, как по щекам стекает уже стремительный, прохладный поток, заключающий в себе мою невыносимую боль…
Его глаза отражают поверженную, беззащитную жертву.
Его глаза отражают безвольное мясо, распростертое перед ним на полу.
Его глаза отражают ничтожество, борющееся с конвульсиями наслаждения собственной пустотой.
Его глаза отражают…
Неожиданно сильные руки поднимают с пола мое измотанное тело, на коленях оказываюсь перед небольшим настенным зеркалом, навечно вбирающим в себя удовольствие палача и страдание жертвы.
Фигура мучителя возвышается надо мной, съежившейся в оцепенении, вызывая чувство бесконечной обреченности, угнетающей и неистово желанной одновременно.
Некое подобие удавки – тонкий проводок – резко обвивается ядовитой змеей вокруг шеи, яростно впиваясь в кожу, будто металлической проволокой. Удушение… Апофеоз издевательств, иллюзорно приближающий заветное небытие…
- Я хочу, чтобы ты видела, как я тебя душу… Смотри…
И я смотрю. Смотрю, не отрываясь от отражения, стараясь запомнить, запечатлеть в сознании намертво, как медленно, но неотвратимо еще несколько минут назад бледная кожа лица слегка краснеет, затем постепенно расцветает прозрачной синевой… Губы немеют и становятся беспомощно ватными, а взор плавно заволакивает дымчатая, расплывчатая пелена…
- Спасибо… - В неподдельной благодарности шепчу из последних сил. – Спасибо…
Его глаза отражают поверженную, беззащитную жертву.
Его глаза отражают безвольное мясо, распростертое перед ним на полу.
Его глаза отражают ничтожество, борющееся с конвульсиями наслаждения собственной пустотой.
Его глаза отражают…