Гл.6
Пантелеич проводил Семёна, а сам направился предупредить селян о надвигающейся опасности, чутьё подсказывало, что нынешней ночью к ним нагрянут незваные гости. Вот только отнесутся ли серьёзно к такому вопросу? Он разумел, что от этого больше попахивает игрой в фантастику, но прежние два случая, связанные с дикими собаками, заставляли его более чем плотно подходить к данной теме и именно поэтому он надеялся, что люди отнесутся к услышанному с доверием и пониманием.
"Ведь все они были свидетелями тех страшных и кровавых событий, наверняка их память сохранила даже мельчайшие подробности, несмотря на возраст и прошествии стольких лет. Некоторые из них потеряли тогда своих близких, далеко ходить не надо, вон, сосед мой Миха, в одночасье лишился жены и двух деток." - до сих пор у Пантелеича перед глазами окровавленные простыни, которыми потом накрыли Михиных сыновей, шести и восьми лет, и их мать.
В этот день красавица Оксана, гордость и обожание мужа, затеялась со стиркой. Сыновья рядом вертелись, мастерили удочки и шумно ссорились между собой, потому что у младшего не получалось, а старший не хотел помогать. Оксана постоянно на них покрикивала, мол, что ж вы, братья родные, а ругаетесь, как собаки. Вот и накликала собак во двор.
После и накрыли ихние останки теми простынями, что Оксана успела выстирать. Да мало ли тогда горюшка хлебнули, редко в какой семье все целы остались. А у Петровича, бывшего зоотехника, тоже жена с дочкой загинули. Малышке было всего три годика и она вышла за двор, в руках держала ведёрко с совком, собираясь мирно поиграть на кучке песка. Мать гладила детские вещи и присматривала за ребёнком в окно и когда в очередной раз посмотрела, то обомлела от ужаса.
Её маленькую Светочку, как тряпичную куклу, таскали огромные озверевшие собаки. Они разрывали детскую плоть на части, при этом рычали и бросались друг на друга, из-за не доставшихся кусков мяса. Детского крика женщина не слышала и по всему было видно, что ребёнку уже ни чем не помочь, но мать не раздумывая кинулась в гущу этой свары, ей хотелось в последний раз заглянуть в дорогое и горячо любимое личико, чем и сама поплатилась жизнью. Те, кому ничего не досталось от прежней добычи, моментально разорвали новую.
Пантелеич аж вспотел от нахлынувших воспоминаний, до сих пор сердце сжималось в комок и отдавало болью, как будто туда вонзились тысячи иголок. Ноги несли его от двора ко двору, он не чувствовал усталости, но при всей занятости - не забывал взирать по сторонам. Ещё не совсем стемнело и Пантелеич со знанием дела впитывал взглядом ближайшие кусты и деревья.
Нет, труса он никогда не праздновал и за себя не боялся, он боялся за тех, у кого за многие годы сыскал уважение за человечность и справедливость, а такие вещи дорогого стоят. По поводу и без повода, за советом и просто поплакаться или поговорить, к нему приходили люди и он никому не отказал, помогал, чем мог. Пантелеич безропотно принял огромную ответственность за этих людей, ведь ближе и роднее их, у него не было во всём белом свете.
Тут даже, если что случись, за ним и поплакать, в принципе, некому, кроме тех же односельчан, которые для него составляли весь смысл одинокой, но нескучной жизни. Да и здоровьем Бог не обидел, иногда побаливала нога, во время войны раздробленная в нескольких местах осколком, но особенных хлопот она не доставляла. Так, периодически поноет на погоду, покрутит да и перестанет.
Пантелеич, лет до сорока пяти купался зимой в проруби, но из-за ноги пришлось отказаться от понравившегося удовольствия. После принятия холодных ванн, нога начала неметь, порой он совсем не чувствовал своей ступни и Нюська строго-настрого запретила "моржевание". А вот личная жизнь Пантелеича дала трещину, в том смысле, что её вовсе не существовало, Пантелеич никогда не обзаводился семьёй.
От того, что из-за больной ноги осталась хромота, он стеснялся знакомиться с девчатами да и редко разъезжал по городам, где можно было найти себе пару. В селе, конечно, находились неплохие кандидатки в жёны, но к ним Пантелеич ничего, кроме дружбы и дружеской привязанности не испытывал.
Шли годы, а быт участкового не менялся, а когда ему перевалило за сорок, то к тому времени он уже и привык холостяковать, поэтому однажды решил и не вносить изменения на личные фронта. Порой он задумывался над этим, приходили такие моменты, что ощущение душевной червоточины становились невыносимы: "Как же так, я проживу свой отмеренный срок и никого не оставлю после себя?!"
В такие минуты мужчине делалось душно, он выскакивал на улицу и жадно хватал ртом воздух. Но как-то Пантелеича вызвали в райцентр на совещание, где разбирали одно убийство. Его совершил девятнадцатилетний парень, убив собственную мать. И тогда Пантелеич позволил сделать себе оправдание: "Уж лучше, как я, детей не иметь, чем иметь и таких."
И всё, на душе воцарилось спокойствие.
"В конце концов, - думал Пантелеич, - я, что ли один такой? Ну ладно у Михи и Петровича погибли близкие, а Нюська, Пелагея и Настасья тоже никогда не имели семьи."
Вернее, у девчат были мужья, но их забрала соперница, с которой им не тягаться - война. Только у Пелагеи муж вернулся, но через несколько лет умер от ран.
И потом они так и не повыходили замуж, по разным, как и у него, причинам. Правда, вертели задами перед Михой и Петровичем, но те оставались неприступными и дальше приятельских рукопожатий и поцелуев в щёчку, дело не заходило. Бабёнок сей факт бесил, как так, таких красавиц и вдруг отвергли, но время - лучший лекарь, всё стерпелось и обвыклось, и нынче он дружат вшестером.
Отмечают вместе праздники и дни Рождения, часто устраивали чаепития с пирогами, или надумают в картишки перекинуться в "дурака", в общем, Пантелеич ни о чём не жалел, как сложилась его жизнь, главное - он на этом отрезке повстречал много замечательных людей, которые и по сию пору живут бок о бок с ним. Он не жалел даже о Марине, женщине, как будто к которой питал доселе неизвестное чувство, и к ней его тянуло, вроде она вся сделана из магнита.
"Эх, Мариночка, где ты сейчас?"
Марина Алексеевна, много лет назад приезжала к ним на отдых. Ей понравились здешние места, она продала в городе квартиру и перебралась сюда на постоянное место жительства. Пару лет кряду они с Пантелеичем обменивались взглядами и любезностями, что вызывало смех и шутки у его друзей. Пантелеич ворчал и отмахивался:
- А как вам надо ухаживать? Чтоб с первых минут знакомства сразу в койку её затащить?
Окружение не унималось:
- Но если так ухаживать, как ты, то до койки дело не дойдёт. Не успеешь. Лет через десять, по твоим нормативам, ты уже имеешь право подарить ей цветы. А ещё через пятнадцать - засватать. Ну, а там и до свадьбы совсем рядышком, подумаешь, каких-то двадцать лет! А коли не доживёшь, то и затраты отпадают.
Пантелеич немного злился от таких колкостей, но на ус намотал. Вскоре они с Мариночкой уже и чаи распивали у неё дома, ну а остальное - покрыто мраком тайны. Пантелеич не из тех мужиков, кто разносит сплетни, а также и другим подобное не советует.
Всё это было до событий с собаками. А теперь жизнь Пантелеича поделилась на два периода: "до" и "после".
"Не хватало, чтоб образовался ещё и третий."
Марина исчезла сразу, как только закончились ужасы, связанные с кровавыми последствиями диких собак. Она вновь вернулась в свой город, откуда передавала Пантелеичу приветы, но он на них не реагировал.
Как-то мгновенно она стала ему чужой и далёкой. Нет, он осознавал, что любая женщина, это не мужчина, что женщины могут очень близко принять что-то к сердцу, что они по-своему оценивают страхи и другими глазами смотрят на мир. Что у них есть та половинка души, которая напрочь отсутствует у мужчин и на всё перечисленное Пантелеич готов ответить:
- Да, сто раз - да!
И всё же, то чувство, вылелеянное для одной единственной, для Мариночки, разом надломилось: вот будто маленько общипать цветок и листочки у него помять, он вроде и не засохнет, но внешний лоск и аромат уже потеряет.
"Ну как это уехала? Женщина всегда должна находиться рядом со своим мужчиной и даже тогда, когда камни с неба. Понятно, что пока не жена, но ведь к этому и шло.
А она - за чемоданы и мотанула от греха подальше в город, и хоть бы словом обмолвилась!"
Укатила, не предупредив его. Нет, с такой женщиной, которая сама себе на уме, Пантелеич не согласен идти рука об руку по жизни. Случались, конечно, временные связи, но они ни к чему не обязывали и это всё потому, что от природы никуда не денешься.
Уже почти совсем стемнело, а осталось ещё пять дворов, как раз дома его друзей, но они все собрались возле Пелагеи и ждали его:
- А мы к тебе ходили, смотрим, дома никого, так и поняли, что ты на общественных началах.
- Нюська, не время нынче зубоскалить, про то говорилось. Я, собственно, вот что предлагаю: нам следует объединиться и провести ночь под одной крышей, а там видно будет. Самый оптимальный вариант - заселить мой участок и мы прямо сейчас туда и двинемся, только захватим провиант и всё необходимое.
Поймите, я буду переживать за вас, особенно за девчат. У нас уже возраст не тот, чтоб поодиночке переносить такие ненастья. Мало ли, какая ночь ожидается, а вдруг кому плохо, а рядом никого и воды некому поднести. Миха, твоё ружьё как, в порядке?
- А куда оно денется? Ружьишко в боевой готовности.
- Пантелеич, что ты выдумываешь, как нам в твоей пиндюрке поместиться вшестером?
- А магазин с почтой для чего?
- Так они ж замкнуты. Валька в райцентр за товаром укатила и у родни с ночевой останется.
- У меня ключи есть, Валька мне их поручила на случай, если кого отпустить. Пелагея, только зазря время тратим. Забыла, какие бывают стаи по величине, а у нас всего два ружья. Быстро собирай манатки, а мы подождём. И так - по очереди. Я уже готов, баул под дверью стоит, осталось забрать.
Ну, други и подруги, хоть на нас не скажешь, что мы первой свежести, но серого разбойника встретим именно так, как он того заслуживает.