Вероника помнила, как мама и папа целовали её маленькие пальчики с крохотными ноготками, гладили их, любовались и говорили:
- Смотри, Ваня, какие тоненькие, красивые пальчики у нашей Вероники, словно у пианистки.
- Вижу, дорогая. Красивее рук, чем у нашей доченьки нет среди всех девочек садика.
Позже отмечали, что среди всех учеников музыкальной школы. Во время концертов любовались её руками, когда играла на пианино. Оглядывались на присутствующих в зале - замечают ли они красоту рук и плавность их движения у дочери? Удивлялись, не видя восхищения их дочерью. Но все слушали музыку…
Постепенно и у родителей восхищение красотой рук дочери поиссякло. Ей теперь не хватало постоянного внимания и приятных слов. Закрылась в себе, словно улитка в домике. Стала меньше общаться с друзьями, а потом и вовсе не хотела из дома выходить.
Когда же после окончания школы не поступила в музыкальное училище (Бог не дал ей таланта, училась как и все), к родителям не возвратилась. Вышла замуж и жила с его родителями в селе. А там оказалось большое хозяйство: свиньи, куры, утки, корова, огород. Вероника была в ужасе. Она не знала, как ухаживать за всей этой живностью. И не могла себя заставить подняться с постели в шесть утра, чтобы доить корову, а потом хлопотать по хозяйству.
Первый год своего замужества не работала. Ждали ребёнка. Когда Славику исполнилось три года, отдали в детский садик, а Веронику устроили секретарём у председателя колхоза. Могла бы и в детском садике на утренниках играть нехитрые детские мелодии. Но она и словом не обмолвилась, даже своему мужу, что неплохо играет на пианино. Обида, что люди не замечают красоту её рук, – заглушила на корню имеющиеся способности. На руки свои иногда смотрела с ненавистью, словно только они были виноваты во всех её неудачах, плохом настроении, в новой жизни, которую она долго не могла принять ни душой, ни сердцем.
Но любовь к Игорю перевесила чашу весов неудобной, незнакомой и малоприятной жизни, которая, как она считала, окончательно уничтожила красоту её рук. Она не могла простить мужу, что ежедневная стирка, мойка посуды, работа с землёй, губят её руки. Ногти потеряли сою форму, заламывались, появились заусеницы. О маникюре и не думала. Для кого его делать? Для птиц, уток, хрюшек и коровы? Для мужа и его родных? Так у них одна забота – работа, работа, работа и заготовки на зиму для себя и для живности.
Через несколько лет Вероника обращала внимание на свои руки только тогда, когда они болели так, что темнело в глазах, до дрожи в мышцах, а фаланги пальцев, словно в мясорубке прокручивали. Терпела и молчала. Хотелось уединения. Вскоре и это пришло…
… Родители и её и Игоря ушли в мир иной. Дети выросли, выучились, имеют свои семьи. Правда, часто приезжают к ним. Навезут городских гостинцев и продуктов, а взамен берут всё свеженькое с огорода, чистенькое, безо всяких добавок, вкусненькое. Побудут денёк и уезжают. И снова они одни с Игорем. Большей частью молчали, и только работа сближала больше чем всякие там разговоры. Все переговорено, пережито, понятно и неизменно.
Как-то осталась одна в комнате. Посмотрела на свои руки и словно всю свою жизнь увидела. От самого своего рождения, когда они были нежные, с длинными красивыми пальцами и до этой минуты. Они лежали на её коленях уставшие, иссохшие, в глубоких морщинах, словно кора старого дуба, вздутых венах, мозолях, трещинах, словно сухая земля без воды, тёмные как ночь, потерявшие жизненную силу…
Подумала, что руки – это зеркальное отражение её жизни, которую определила ей судьба, или Бог, но только не она. Она ведь мечтала о музыке, искусстве, театре, о красивой любви, счастье, интересных встречах с друзьями, которых за всю свою жизнь так и не смогла встретить.
Почему она прожила именно такую, словно чужую, жизнь, испытывает не утихающую боль и душевные муки?.. Вопросы, вопросы, вопросы...
Ответ на них - в ее натруженных, уставших, не знавших отдыха руках.
29.06.2014 г.
1:25