Арриф Сапаров-Черный март 1942 года

Татиана Алексеева
        29 марта 1942 года.
Ариф САПАРОВ-ЧЕРНЫЙ МАРТ 1942 года.
Страницы из блокадного дневника ленинградского  военного журналиста и писателя
 А.В.САПАРОВА, автора героической хроники "Дорога жизни".
 
  Впервые напечатано в юбилейной публикации "Блокадный дневник военкора Сапарова"газетой "Культура" 31 января - 6 февраля 2014 года (№4), с.4.

 Примечания и послесловие Т.В.Алексеевой.
   
       Итак, я снова в Ленинграде! Прибыл сюда неделю назад  из 54-й армии вместе с корреспондентом  «Комсомолки». Выехали мы часа в четыре утра в открытом кузове полуторки. И хоть закутались основательно, в Ленинград прибыли в полузамерзшем состоянии. Ехали быстро. От Гороховца до Ленинграда по счетчикам – 168 километров. Отмахали все расстояние за пять с половиной часов.
      Подъезжая к городу,  возле Охтенского кладбища шофер задумал остановиться. Встали как раз рядом с траншеями, куда кладут трупы умерших от голода. Полузасыпанные снегом торчат ноги и головы. Некоторые трупы даже и не в траншеях. Босая женщина в каком-то живописном тряпье лежит,  широко раскидав руки. Рядом еще мертвецы. В морозном небе воронье каркает.
    Жуть! А тут же рядом ходят живые, но такие равнодушные и безучастные ко всему, что еще страшнее становится. Эти траншеи на Охте  кого хочешь вгонят в тоску   


     Ленинград в эти пасмурные весенние дни выглядит страшно. Черные дома, черные улицы, черные  тени. Тени - это люди. Объявлены всеобщие трудовые работы по очистке города. Скалывают лед с тротуаров, вывозят на себе снег. Изредка появляется грузовой вагончик трамвая, нагруженный снегом. Всеобщее высвобождение окон от  бесчисленных щитов, которые  так уродовали улицу. Доски немедленно употребляются в дрова, а песок сваливают на панель. Масса объявлений о распродаже и обмене. «Рояль концертный меняю на табак».
    Людей стало заметно меньше. Вечером улицы пустынны задолго до  темноты Народу все- таки повымерло изрядно. И эвакуация сейчас идет  практически непрерывная. 


31 марта 1942 года
   Ленинград весной 1942 года. Мы ко многому притерпелись, многое перестали замечать. Небольшое оживление в городе уже радует нас. Сокращение смертности мы считаем победой. Если на улице встретишь  только одного покойника, завернутого в одеяло, значит -  повезло.
     Но свежий человек,  конечно,  ужаснулся бы, увидев Ленинград в его нынешнем обличье. Весна, солнце, вешние лужи. И все черно кругом от грязи
     Население  мобилизовано на вывоз нечистот. Но в нашем доме на улице Пестеля, огромной серой махине тысячи на полторы народу, осталось всего тридцать женщин, способных держать в руках лопату. Когда-то они сумеют вывезти горы нечистот на дворах, а с потеплением они уже начинают пахнуть.
      Из редакционной  командировки возвращался по набережной Невы. Безрадостная картина. Кругом грязь, все  черно от нее. Лежит на панели старушка, явно помирает. Какая-то сердобольная женщина наклонилась над умирающей. Все остальные равнодушно проходят мимо.
     В Ленинграде сейчас  свирепствует цинга.  Много людей на улице с веточками свежей хвои,  говорят, она помогает. С рук продают мясо  небольшими кусочками. В грязном платке завернуты грязные кусочки сахара. Стоял около ларя букиниста. За бесценок выставлены великолепные книги.  Хлеб стоит 450 рублей - килограмм, а за ефремовское полное собрание сочинений Пушкина в пяти роскошных томах  с золотым обрезом просят  200 рублей!