В этом возрасте каждый из нас, как правило, числился в трёх приятельских компаниях: школьной, дворовой и дачной.
В каждой из них по-своему формировалось наше развитие и миропонимание.
Школа, как всегда, прилагала тщетные академические усилия добиться того, чтобы полезный жизненный опыт человеческих знаний и ценностей в нашем сознании был бы посеян и, по возможности, там пророс.
В то время, как взрослая часть жителей нашего двора преподносила нам уроки реального опыта людских отношений, всякий раз конкретно формулируя, что именно, в прямом смысле, думает о нас старый дворник Саркис и дворовые домохозяйки, когда футбольный мяч попадает кому-либо из них в окно или в вывешенное поперёк двора на растяжках свеже стираное бельё.
Гнёт воспитательного прессинга был бы невыносим, не будь на свете летних каникул, на какое-то время избавлявших нас от назиданий и даривших три месяца наслаждения полной безответственностью собственного безделья.
С моим летним приятелем Вахтангом мы в ту пору оба учились в Тбилиси, но в течение учебного года не общались, так как посещали разные школы и проживали у родичей в разных концах города в то время, как наши родители были заняты на строительстве Храмской ГЭС, что возводилась на правом притоке реки Куры в ста километрах от города и в двух тысячах метрах над уровнем моря.
В ту пору у нас с ним не было нужды задумываться, насколько удачен был выбор этого места именно для возведения головного сооружения гидроэнергетического каскада на реке Храми. Но всякий раз, вырываясь из летнего городского пекла в прохладное высокогорье Храмского ущелья, мы чувствовали, что для нашего летнего отдыха и времяпровождения выбор этот был вполне удачен.
Всяк знакомый с горным климатом знает, насколько чист тамошний воздух, проникающий при дыхании до самых пят.
Переселение на летние каникулы к родителям на ХрамГЭСстрой и было нашим дачным выездом.
В тот год, собираясь в дорогу, я несколькими днями припозднился, не без основания предполагая, что Вахтанг, как всегда распираемый каникулярными идеями, давно уже на месте.
В нормальных условиях, чтобы преодолеть по грунтовой горной дороге стокилометровое расстояние от Тбилиси до посёлка ХрамГЭСстроя, Василию Ивановичу Переославцеву, выходцу из местных молокан и нашему бессменному водителю, понадобилось бы от силы часа три – четыре в один конец и столько же, чтобы тем же днём немного передохнуть и вернуться.
Так оно и было, но было так до войны. В наши дни ещё не преодолённой военной разрухи следовало благодарить судьбу уже за то, что не знавший более пяти лет серьёзного ремонта, с начисто стёртыми рашпилем дорожного грунта лысыми покрышками, вконец изношенный пассажирский «драндулет» Союзтранса доставит за полный световой день своих пассажиров хотя бы в один конец.
Мы выехали из города спозаранку, и солнцу было далеко ещё до зенита, когда у нас спустило первое колесо.
- Ну вот, приехали, - вздохнул дядя Вася, будто успокоенный тем, что это наконец случилось.
Высадив пассажиров, он выпростал из багажника заваленную их чемоданами «запаску», которую осмотрел с явным недоверием. В потёртостях покрышки угадывалась чуть ли не обнажённая камера.
Обрадованные нечаянной остановкой пассажиры, разминая спины, охотно углубились в придорожные кусты.
Василий Иванович тем временем, кряхтя, наладил домкрат, сменил дефектное колесо, забросив его поверх чемоданов в багажник, и, с досадой глянув на часы, дал разбежавшимся пассажирам сигнал к посадке.
Что толку было после этого молиться, чтобы под уязвимую камеру нашего колеса не попался кривой гвоздь, если для её прокола достаточно было канцелярской скрепки.
Когда это случилось, дядя Вася во второй раз остановил машину и как истый молоканин, не выражая досады и не прибегая к сквернословию, порывшись в подручных материалах, извлёк на свет многократно залатанную запасную камеру, собираясь перемонтировать дефектное колёсо. Операция эта в одиночку даже с дядивасиной сноровкой была делом не простым и не быстрым.
Разобрав колесо, он надул ртом приготовленную для замены латанную камеру и долго обжимал её, погрузив в придорожную лужицу, чтобы убедиться в том, что она не пускает пузырей через возможный прокол. Только после этого он поместил её в покрышку и, смонтировав колесо, милостиво разрешил мужской части пассажиров, сменяя друг друга, накачать его до нужного давления в шине.
Можно было трогаться в путь. Дядя Вася во второй раз за день глянул на часы, которые на этот раз показывали далеко за полдень.
Казалось, что для одного рейса приключений было уже достаточно, но судьба рядила иначе. Это стало ясно, когда у нашего «лайнера» колесо спустило в третий раз.
В распоряжении дяди Васи была только проколотая камера, и мне было интересно узнать, смирится ли он наконец с безвыходными обстоятельствами или опять предпримет что-либо вопреки им.
Для любого холодного способа починки камеры с использованием резинового клея уходящего дня могло и не хватить.
- Придётся ставить «советскую латку», - определился дядя Вася, и я понял, что стану, наконец, свидетелем давно интересующего меня способа полевого ремонта автокамеры, изобретённого ушлыми водителями тех лет.
Дефектное колесо было демонтировано и на извлечённой из него камере помечено мелком место прокола.
По указанию дяди Васи я подобрал на дороге округлый, миллиметра три в диаметре, окатыш, который он запустил внутрь камеры. После чего предстоял, что называется, «высший пилотаж». Находящийся внутри камеры камушек надо было ущемить снаружи да так, чтобы это ущемление пришлось точно на место прокола. Достигнув этого, резину с ущемлённым камушком следовало насколько возможно оттянуть и туго перевязать заготовленной ниткой, сформировав на камере в месте прокола нечто вроде бородавки.
Почему такая латка называлась «советской» науке неизвестно. Надолго её, как правило, не хватало, но дотянуть до гаража было возможно.
Под вечер того дня дотянули и мы.
Конкретное время прибытия автобуса на конечный пункт предугадать было трудно, поэтому встречающие, ожидая его, как правило весь день прогуливались поблизости.
Вахтанг, конечно же, был в их числе.
- Ну, где ты пропадаешь? – налетел он на меня. - Время идёт, и каникулы не вечны.
- Послушай, - говорю, пропустив мимо ушей его упрёки, - ты, конечно, слышал про «советскую латку», но вряд ли знаешь, что это такое. Зато мне теперь известно об этом всё от начала до конца, и я могу завтра же в два счёта залатать проколотую камеру нашего футбольного мяча.
- К чёрту камеру! – обрывает меня Вахтанг. - Есть дела поважнее.
- Это какие же?
- С завтрашнего дня мы начинаем ухаживать за девчонками.
- ???
- Ты же знаешь, что с осени обучение в школах опять совместили. Это значит, в классе у каждого из нас будет своя девчонка, за которой надо будет ухаживать. Как это делается, мы толком не знаем. Поэтому этим летом надо будет потренироваться.
Он оказывается присмотрел уже двух сестричек-погодок Тату и Нату, вполне пригодных для этого дела. Их русский отец – дядя Гриша Ерёмин - был недавно назначен начальником одного из строительных участков и поселился с семьёй в нашем доме. Сам он пропадал допоздна на работе, полностью передоверив дочек их армянской мамаше – тёте Нине, женщине неимоверной доброты и столь же дородных размеров.
Она уже познакомилась с общительным Вахтангом, знала о предстоящем моём приезде и была не против, если её дочки будут под покровительством, как она выразилась, «приличных» мальчиков.
Моё знакомство с полуармяночками, как их окрестил Вахтанг, состоялось на следующее утро.
Сам Вахтанг по праву инициатора выбрал для себя ту, что постарше, и стал было посвящать нас в свои планы.
Заключались они в том, что мы будем гулять попарно, чтобы без помех практиковаться в общении со своей девчонкой, а, проводив ее домой, обмениваться друг с другом впечатлениями и накопленным за день опытом.
Из этой затеи ничего не вышло. Сестрички не только не соглашались расставаться, но предпочитали сомнительным Вахтанговым собеседованиям какие-либо практически полезные для себя занятия.
- Мальчики, вы обратили внимание, что на полянах не видно одуванчиков? – перехватывая инициативу, озадачили они нас в первый же день.
- Их разнесло ветром, - не мудрствуя, высказался Вахтанг.
- А вот и нет, - торжествующе возразили девицы, несомненно имевшие отличные оценки по ботанике, - цветы одуванчиков ещё не распустились. Они ещё в бутонах, а как раз именно из бутонов и получают, между прочим, большинство лекарств, которые они содержат. Кстати, в том числе и очень вкусный мёд.
Из дальнейших разговоров на эту тему выяснилось, что наши с Вахтангом познания в ботанике вообще, а в жизни одуванчиков в частности, близки к нулю.
- Ну ничего, мы вам всё про них расскажем, - пообещали девочки.
У них в школе оказывается работало общество «Зелёный патруль», ярыми активистками которого они были, горячо выступая в пользу защиты полезных растений типа одуванчиков, которых несознательные люди бездумно топчут на полянах в то время, как их давно пора было занести в «Красную книгу».
Легко догадаться, что несколько следующих дней мы, не разгибая спины, как рабы на плантации, выискивали и собирали в газетные кулёчки завязи одуванчиковых бутонов, не зная толком, как они выглядят.
Собранное за день поступало на кухню в распоряжение тёти Нины, которая очень хвалила нас за полезную работу и сказала, что, когда бутонов наберётся достаточно, она приготовит из них мёд, с которым мы все вместе будем пить чай.
Способ изготовления мёда из одуванчиковых бутонов был очень сложным. Добрая женщина трудилась над его приготовлением несколько дней, после чего продемонстрировала с гордостью целое блюдце мёда действительно очень вкусного, из которого каждому из нас досталось по чайной ложечке.
Вахтанг заметно приуныл, представив, сколько дней нашего «ухаживания» за полуармяночками предстоит затратить для того, чтобы тётя Нина наработала, как она собиралась, целую банку одуванчикого мёда.
На наше счастье девочки не страдали постоянством и легко переключались на новое увлечение. У сбора одуванчиковых бутонов после дегустации добытого из них мёда к нашей радости продолжения не последовало, поскольку девочки во время очередной охоты за бутонами обнаружили в лесу дерево недозрелых грецких орехов и тут же переключили своё внимание на эту культуру.
Перебивая друг друга, они взахлёб стали излагать нам, сколько замечательных результатов обещает утилизация их листьев, после чего мы покорно переключились на заготовку нового вида ботанического сырья.
Самые нижние ветки орехового дерева были довольно высоко от земли, и мы добывали листья, забрасывая в его крону тяжёлые палки и собирая опавшие листья уже с земли.
Внушительный ворох добытых за день листьев мы доставили всё той же тёте Нине. Она умилялась инициативе любимых дочек, приготовила из ореховых листьев отвар, которым вымыла им волосы, отчего те приобрели привлекательный каштановый оттенок.
До этого мы с Вахтангом не обращали внимания на то, что покупаемые у крестьян вязанные шерстяные изделия, которые мы носили зимой, имеют тот же шоколадный цвет. Оказалось, крестьяне издавна пользовались ореховым отваром в качестве устойчивого красителя белых шерстяных изделий своей выделки в более практичный и немаркий ореховый цвет.
Как мы уже заметили, наши девочки постоянством не страдали. Ореховое увлечение вскоре было забыто, поскольку они набрели в лесу на тутовое дерево, без труда вытеснившее былые ореховые восторги.
Они стали с жаром уверять нас, что листья туты, исконное название которой «шелковица», являются уникальным компонентом при выделке натурального шёлка. Поскольку именно листья туты-шелковицы пожирает гусеничный шелкопряд, вырабатывая кокон шёлковой нити. Именно из этого кокона, помещённого в кипяток, формируется шёлковая пряжа, а в дальнейшем и шёлковая ткань. На выработку одного метра ткани уходит 8000 коконов.
Это было уже чересчур, и пока тётя Нина не благословила нас на разведение прожорливых шелкопрядов, мы решили опередить её и наших подопечных заявлением О том, что Вахтанг на дух не переносит червей, будь этот червяк хоть гусеницей, хоть трижды шелкопрядом.
В нашей компании назревал конфликт.
Вечером, проводив наших полуармяночек, мы стали держать с Вахтангом совет, продолжать ли далее нашу программу ухаживания или свернуть, признав её несостоятельной. Расставаться с девчонками было жаль.
- Этих одержимых ботаничек надо перестать водить в лес, на котором они помешаны, - выдвинул версию Вахтанг, - мы с тобой хотели посмотреть на недавно заполненное водохранилище ГЭС. Так давай съездим и девчонок возьмём. Там по берегам рукотворного озера никакой растительности нет. Будет повод поговорить о чём-то другом.
Возникли сомнения, отпустят ли их с нами так далеко, за десять километров от посёлка.
Тётя Нина против наших опасений мешать нашей затее не стала. Она предложила только отложить её на день, чтобы успеть испечь нам в дорогу пирожков.
Мы конечно согласились, кто бы возражал.
Вопросов с транспортом не было.
Мимо посёлка пролегал 10-ти километровый «автомост», по которому с интервалом в 15-20 минут в обе стороны проходили доставшиеся от американских военных поставок компактные, адаптированные для горных дорог самосвалы. Ими была укомплектована специальная автоколонна, которую обслуживали исключительно немцы из приданного ХрамГЭСстрою лагеря военнопленных. На самосвалах непрерывным потоком перевозили из каменного карьера щебень для работавших круглосуточно на плотине, прожорливых бетономешалок.
Население посёлка по достоинству оценило транспортные возможности «автомоста».
Достаточно было выйти к трассе, чтобы в течение 15-ти минут оказаться в кабине попутного самосвала.
Военнопленные водители подбирали у дороги попутчиков по первому требованию, никому не отказывая. Они не брали за это мзды, довольствуясь парой сигарет или чем-либо съестным, категорически отказываясь от денег, уличёнными в которых можно было загреметь на земляные работы.
Наши девочки вполне уместились в кабине, а мы с Вахтангом устроились, стоя на открытой площадке между кабиной и кузовом, предназначенной для грузчиков.
Возбуждённые встречным ветром, мы, что есть силы, орали водителю: «Фойер газ, Фриц! Фойер газ!», уверенные, что немец, понукаемый нами, с каждым разом прибавляет машине ход в то время, как он, не обращая внимания на наши вопли, строго придерживался графика, по которому доставлял щебень к бетономешалке.
На развилке у воды немец нас высадил и завернул в сторону плотины, откуда доносился грохот строительных работ. Мы же пошли по берегу в обратном направлении.
Местность, как и предполагал Вахтанг, была совершенно пустынна и показалась бы унылой, если бы не покрытые окаменевшим мхом, выступающие там и сям из земли серые известняковые глыбы вулканического происхождения. И потом, каким бы суровым не был ландшафт, от него исходило необыкновенное очарование, присущее любой омываемой пустыне.
Озеро, сотворённое людьми, по берегу которого мы шли, заполняло огромную естественную чашу ёмкостью свыше 13-ти млн кубометров, закупоренную плотиной с поверхностью водной глади не менее 8 х 10 км.
И тут на пустынном берегу вдали от леса и посёлка, мы будто впервые заметили, что наши полуармяночки не только живые собеседницы, но к тому же хорошенькие и привлекательные девчонки, с которыми не обязательно было вести умные разговоры, а можно было просто идти рядом, волнуясь от многозначительных взглядов и случайных прикосновений.
По травянистому берегу мы сошли к самой воде. Висевший над ней розовый туман поднялся, отчего стал виден противоположный берег и в полурасстоянии до него выступающий из воды церковный крест и часть колокольни христианского храма.
Нам было известно, что по проекту водохранилища под затопление попадала небольшая деревня Цалкских греков, сохранить которую на старом месте оказалось невозможным.
В итоге деревня была переселена на возвышение, а храм почему-то остался. То ли строители понадеялись, что вода поднимется выше его отметки, то ли они не сумели преодолеть крепкой средневековой кладки каменных блоков, из которых он был сложен.
А ещё, доверительно понизив голос, поговаривали, будто бы храм был заговорен, и проектанты и строители, не желая брать греха на душу, оставили его нетронутым преднамеренно.
Увидев увенчанную крестом колокольню и часть храмовой крыши, наши девочки несколько раз, не таясь, привычно перекрестились.
Мы с Вахтангом оторопели.
В те времена дети религиозных семей были строго-настрого научены родителями тому, что на людях им ни в коем случае не следует оспаривать официальное безбожие, что это может одинаково повредить и тем, и другим.
Не успев объяснить себе, как нам следует к этому отнестись, мы, огибая очередную каменную глыбу, увидели наброшенную на неё цепь, которая удерживала на плаву вместительную четырёхместную шлюпку.
Водохранилище залили совсем недавно. Ни население оказавшихся на побережье деревень, ни строители не успели ещё обзавестись собственными плавсредствами, и мы не удивились бы, узнав, что обнаруженная нами шлюпка единственная в округе.
Хозяева, по-видимому, отлучились ненадолго. Два весла были в уключинах, а сама лодка, не втащенная на сушу, как это обычно делали с лёгкими посудинами, болталась на воде.
Так или иначе, сама судьба приглашала нас на водную прогулку, и грех было от неё отказываться. Лодка казалась нам надёжной внушающей доверие, да и поплавать мы собирались недалеко от бережка. Так, для антуража. Думали, пофорсим немного перед девчонками и вернём лодку на место.
Усадив девочек на корму, мы с Вахтангом сели на вёсла. Грести вдвоём парой вёсёл, не имея навыков, было непросто, и первое время лодка, не слушаясь нас, вертелась на месте. Потом мы сообразили, что грести по очереди проще, и после того, как я пересел на нос, оставив Вахтанга на вёслах, дело как будто пошло. Приноровившись, он осмелел и направил лодку в сторону от берега, и тут мы почувствовали, что, кроме его усилий на вёслах, лодка подчиняется ещё какой-то неведомой силе.
Это было незаметное глазу разлившееся течение реки, которое выносило нас на середину потока и несло прямо на полузатопленный храм. Столкновение с его выступающей над водой колокольней не предвещало нам ничего хорошего.
Я глянул на девчонок. На них не было лица. Обнявшись, они держались за борта лодки, шепча молитву, страдая от того, что занятые руки не позволяют сопроводить её крёстным знамением.
Никто из нас четверых плавать не умел и, оказавшись в воде, не сумел бы спасти самого себя, а значит и друг друга. То же течение, что несло нас на колокольню, раздвоилось, удержав нас от столкновения с нею, и заметно ослабло в своей более широкой части. Воспользовавшись этим, мы с Вахтангом налегли на вёсла вдвоём и, что было силы, стали выгребать поперёк течения к берегу.
Ткнулись в берег мы в километре ниже того камня, у которого взяли лодку, но грести туда против течения не стали, а, высадив пассажирок, впряглись в привязную цепь и отбуксировали лодку до места бурлацким способом.
Там нас дожидались несколько мужиков с самыми крутыми намерениями, но, узнав, что с нами дочки Ерёмина, отпустили с миром.
Мы вышли на трассу движения самосвалов, разгрузивших щебёнку и в первой же остановившейся по нашей просьбе машине обнаружили за баранкой знакомого нам «Фрица». Увидев нас, он очень обрадовался и что-то, возбуждённо жестикулируя, стал объяснять Тате. Оказалось, она забыла в кабине сумку с пирожками, о которых мы за время наших приключений ни разу не вспомнили.
Военнопленный водитель уверял нас, что, обнаружив свёрток, он понял, что девочка его забыла случайно.
Решив обязательно разыскать забывчивых пассажиров, он не притронулся к пирожкам, в чём настоятельно просил нас убедиться.
Доехав с ним до посёлка, мы оставили нетронутые пирожки немцу, а сами с трясущимися от недавних воспоминаний поджилками разошлись по домам.
Следующие пару дней девочки были заняты какими-то домашними делами и к нам не выходили. А потом встречи возобновились.
Но теперь нашим любимым местом стал обширный пустырь на краю посёлка.
Я поставил «советскую латку» на проколотую камеру нашего мяча, и мы подолгу гоняли там в волейбол, а иногда, выставив девчонок в воротах, устраивали с Вахтангом футбольный тренинг «два на два».
Лето, как всегда, промчалось быстро, о чём мы с Вахтангом сожалели, подружившись с девчонками и как-то забыв о своих первоначальных намерениях потренироваться в ухаживании.
Видимо для этого время ещё не пришло, и мы решили отложить это до других каникул.
Однако, на следующее лето мы наших полуармяночек в посёлке ХрамГЭСстроя уже не увидели. Их отца, дядю Гришу Ерёмина, перевели на другую стройку, они стали жить в другом городе и пропали из виду.
За истекший год мы с Вахтангом научились плавать. К этому времени на Храмском водохранилище был оборудован пляж и организована круглосуточная служба «Общества спасения на водах». Жизнь стала более безопасной, но для нас с Вахтангом менее интересной.
Москва, июнь 2014 г.