Записки паралигала

 
       Я – паралигал. В Википедии сказано:  «паралигалы, не имея высшего юридического образования, являются помощниками юристов и выполняют часть их функций».  Вот именно это я и делаю, помогаю юристам. Уже порядочно лет. Из которых много лет на одном, теперешнем месте работы и этим горжусь. Раньше мне приходилось часто менять работу паралигала. А до этого я часто меняла работу в медицинских офисах, где я была рецепшионистом.  Это значит работала в регистратуре. А самой первой моей работой в Нью Йорке была продажа мебели. Я работала продавцем в магазине очень известной мебельной кампании.

       Продавца из меня не получилось. И не могло получиться. Потому что, как говорит Федор, так зовут моего бойфренда,  то есть дружка, с которым мы познакомились, когда продавали диваны - «твоя стандартная ошибка заключается в том, что ты, почти всегда, заменяешь понятия на противоположные. Например, собираясь купить, ты говоришь продавцу – слишком дешево, вместо слишком дорого. Соответственно, продавая мебель ты будешь стараться продать её подешевле, а не подороже.  Ты, ведь, говоришь  - слишком мало, вместо слишком много, слишком много, вместо слишком мало, слишком поздно, вместо слишком рано, слишком далеко вместо слишком близко, и так далее, и далее и далее». По поводу происхождения  стандартной ошибки  Федор сказал однажды, что она (стандартная ошибка) является следствием глубоко укорененной привычки лгать, идущей из раннего детства, когда я находилась под сильным давлением авторитарной бабушки.  «Тебе приходилось лгать, чтобы избежать наказания» - пояснил он.
 
       Я действительно, иногда, говорю в точности наоборот, чем надо. И, только уже сказав, замечаю, что я сказала не то. Но это, я думаю, Федору даже нравится, потому что так он выглядит лучше на моем фоне. Когда же я говорю все правильно, то это Федора озадачивает и инастораживает, и он начинает подозревать, что я не такая уж и дура, как ему кажется. Вообще-то, может быть ему так и не кажется, а, просто, он таким образом меня ставит на место. Но, вобщем, его подсмеивание надо мной вполне беззлобно.
Иногда я заменяю правильное слово на близкое по звучанию, и это очень веселит Федора. Я сказала о счастливо живущем с женой общем знакомом - «как сыр в мысли катается» (хотела использовать русскую поговорку «как сыр в масле катается», но оговорилась).  Федор очень любит сыры и хохотал от души.  - Как раз недавно у меня в мысли катался Блю д’Аверн, давно я его не смаковал, сказал он отсмеявашись. 

       В другой раз я сказала – «я позвонила дочери и у меня началось трясенье рук». – Федор подхватил – трясенье рук, трясенье ног, судьбы трясенье» (в известном стихотвореньи Бориса Пастернака - «Мело мело по всей земле...» есть слова - «скрещенье рук, скрещенье ног, судьбы скрещенье»). 
Однажды  я сказала с  грустной патетикой  - «скоро осень, деревья полетят», вместо листья с деревьев полетят.  В другой раз я его удивила, заметив с подобающей торжествееностью и легкой печалью - «Сегодня день рождения моего папы, ему было бы 207 лет, ! То ли мне показалось этого мало, или я отреагировала на Федора, который застыл услышав это, и я брякнула дополнительно – «Я столбиком посчитала» .  В ответ на это находчивый Федор мгновенно и невозмутимо отреагировал - «Сколько же тогда тебе лет?».  Федор верно оценил правдивость второго моего замечания, поверил, что я «столбиком посчитала», потому что хорошо знал о полном отсутсвии у меня способностей к устному счету. Он не стал примитивно изголяться и по поводу моих выдающихся способностей производить письменно арифметическое действие вычитания для двух четырехзначных чисел, а благородно отметил лишь абсурдность результата моих вычислений. Но смеялся, негодяй!

       Я не приобрела ментальность американских женщин, которые считают, что они во всем наравне с мужчинами. Но я не дура. «Нет, я не дура» - как пела в застойные времена одна польская эстрадная певичка.  Федор, конечно, тоже не дурак, но неудачник.  Некоторые мои знакомые говорят о нем – «если он такой умный, то почему он такой бедный ?»  Я его защищаю, потому что я считаю, что несправедливо так говорить о нем. Во-первых, Федор, действительно, очень умный. А во-вторых, и пословица - неверная.  Федор говорит, что среди богатых - дураков больше, чем среди небогатых, и чем среди очень-очень бедных и, даже, бездомных. Для того чтобы выжить им абсолютно необходим ум. Также и для того, чтобы сознательно отказаться от стремления быть «достойным членом общества», если для этого нужно, хоть чуть-чуть, пожертвовать свободой, в смысле, независимостью. Среди богатых же, как говорит Федор, много примитивных и сверхпримитивных людей, амбициозных дураков и криминальных ловкачей.  А главная причина того, почему они становятся богатыми – фокусированность на деньгах.  Деньги же не самоцель, а средство для получения более изощренных удовольствий.  Но немногие богатые умеют это. Поэтому, само увеличение богатства и есть их главное удовольствие. А на Украине, по мнению Федора, богатые и того хуже, потому что появились не так давно.  Я думаю, что он упрощает, хоть в чем-то прав.

       Федор говорит: «выживают в эмиграции, то есть, встраиваются в общество, циники и дураки. И самый наглядный пример второго типа выживших  – это ты, дорогая». А романтики погибают».  Наверное он считает себя романтиком. Не в такой степени, чтобы погибнуть, но в достаточной степени, чтобы ничего, по большому счету, не достичь.  Судя по его рассказам о себе, в Киеве он был инженером,  работал на достойной должности в НИИ, и имел ряд изобретений. Помимо этого, он был поэтом и романтиком. Но эмиграция его изменила, он стал внутренне другой, не такой «цельный», если определить одним словом. Тремя словами – «личность, смешаного типа», вроде коктейля, включающего разные компоненты.  В его оправдание скажу еще, что он, как и я, приехал в Америку очень немолодым.  Ему, как и мне, было сорок девять. Но Федор думает, что я нa десять лет моложе. К тому же, и это самое главное, он не говорил по английски.

       Я выжила, потому что я дура, а дуракам везет. И я говорила по-английски. Но и странных людей и ситуаций, и дураков, и даже криминальных  хватает везде и, даже, в офисах юристов. А я поработала не в одном и знаю это на собственном опыте - в каждой избушке свои погремушки. Любопытно, что я работаю как раз в доме, похожем на избушку из русской сказки. Частный трехэтажный дом дачного типа, в котором находится наш юридический офис, с очень высоким первым этажем, будто на курьей ножке приподнят лестницей, уходящей с изгибом круто наверх, под крыльцо. Дом и без «курьей ножки» выглядит достаточно нелепо среди многоэтажек, настроенных позже, чтобы  называть его не иначе, чем «избушка». Помимо курьей ножки у избушки  еще и труба, очень длинная и кривая, но не как пизанская башня - наклоненная, а именно кривая, с изгибом посередине, вызывающая эротические ассоциации у нашей секретарши, в чем она мне недавно со смехом призналась.
Описание быта и нравов нашего офиса точнее всего получилось бы у Джерри Сейнфилда. Есть такое телевизионное шоу, очень забавное. Мы с Федором его очень любим.  Федор говорит, что единственный недостаток «сейнфилда», и это типично только для  американских шоу, в том, что метод подачи рассчитан на дураков. Разве умным нужно подсказывать, где нужно смеяться, звукозаписью смеха в зале ?». Сейнфилд - это сборник коротких, нелепых, но жизненных, ситуаций с еврейским колоритом. Типичных и смешных, до анекдотичности, моментов в жизни четырех друзей – евреев, среднего возраста, не имеющих семьи. 

       Я не перестаю благодарить бога, потому что мне необыкновенно повезло работать с очень приличными людьми, но смешное – органическая часть жизни нашего офиса. Нашей избушкой владеют и держат там свои офисы два американских юриста, старичка- бодрячка, еврея, Митч и Дэвид. Они вполне могли бы вписаться в шоу Сеинфилда, например, как родители героев. В группе моего юриста, более бодрого, Митча, работает секретарь, приятная  женщина, родом из Бразилии, и еще один юрист – Джейн, дальняя родственница Митча. Менее бодрый, Дэвид, чем-то неуловимым во внешности и поведении напоминает члена парткома и вечного доцента исторического факультета МГУ шестидесятых- семидесятых годов. Он старше Митча на 10 лет, не умеет пользоваться компьютером, разведен, имеет двух детей гомосексуальной ориентации,  имеет свою секретаршу и посматривает на меня, с надеждой на мою благосклонность.  Я реагирую сдержанно- доброжелательно, он мне не нужен, потому что староват для меня. 

       Меня на работе ценят, помимо моих деловых и профессиональных качеств, за прекрасную память.  При многих бесспорных достоинствах Митча как профессионала - юриста и отличного босса, он не являет собой пример высокой организованности, да и память у него не блестящая.  Я же помню имена всех клиентов и их адвокатов, даты судебных заседаний и EBT (экзаменирование перед слушанием), какой файл в настоящий момент у Митча, какой взяла Джейн и какой в шкафу для файлов и многое другое.  Когда возникает необходимость найти файл, мне приходится отложить ненадолго свою работу, потому что никто кроме меня не может это сделать, не то что относительно быстро, как это делаю я, а вообще. Проблема же возникает постоянно. Если дело какое-то время не отрабатывалось и Митч был последним, кто этим файлом пользовался, то он часто забывает куда он положил файл. Находится обычно файл в самом ожидаемом месте, которое почему-то выпадает из общего поля зрения. Иногда я нахожу файл в огромной стопке других файлов у него на письменном столе, или на полу рядом с письменным столом, где всегда гора файлов.

       Но, случается, даже я не могу найти, как это было недавно. Митч был в суде, а потом должен был встречаться с клиентом на, так называемом, клоузинге - это последняя процедура в покупке недвижимости. А документов к клоузингу он и не мог найти, что приводило его в состояние возбуждения, на грани нервного срыва. Процесс безуспешного поиска начался еще в суде, где он рыл руками в своем портфеле. Потом он несколько раз звонил по дороге в офис, спрашивая о результатах поисковых работ, и мы перевернули вверх дном все в его кабинете. Файла не было, и след простыл. Митч двигался на клоузинг  мимо офиса и очень рассчитывал найти злосчастные документы в офисе, но мы оказались бессильны ему помочь. Нервное напряжение нарастало и достигло кульминации, когда Митч прибыл в офис.  Уже в самый последний момент, прежде чем позвонить о переносе даты клоузинга, он вдруг застыл, наклонился к портфелю, который брал с собой в суд, открыл его и немедленно, хоть и неспешно, как-то торжественно извлек из таинственных глубин злополучный файл. Все, включая Митча, облегченно выдохнули и вслед за ним забились в конвульсиях истерического нервного смеха.

       Другая постоянная проблема офиса – парковка. Избушка имеет гараж на одну машину и, соответственно, драйв вэй, так называется подьездная дорога к гаражу, на которой разрешается держать машину владельцам дома. У нашей избушки он короткий, может поместиться только одна машина. Суета, вроде игры в пятнашки, возникает в течение дня из-за того, что Джейн и Дэвид работают не с 9 до 5, а произвольно приходят и уходят, Дэвид сам себе хозяин, а Джейн позволяет Митч.  Тому, чья машина  в драйввэе, приходится выходить на улицу вместе с тем, чья машина в гараже, если последнему надо уехать и начинаются перестановки, усложненные тем, что выехать из гаража надо на улицу с очень активным движением машин. Одновременно устремляется перепарковывать свою машину третий водитель, который до этого держал машину на платной парковке.
      
       Но офис действительно начинает слегка или даже сильно лихорадить, когда бывают стихийные бедствия, вроде обильного снегопада, дождя, урагана, и их последствия дают себя знать. Нью Йорк – смешной в этом отношении город.  Когда просто идет снег, такой, какой в Москве идет раз тридцать за зиму, для Нью Йорка это черезвычайное событие на грани катастрофы. По всем телеканалам  только и говорят о снеге, закрываются школы и государственные учреждения. Тогда, самое меньшее что происходит у нас, так это Джейн привозит своих детей, потому что не работает детский сад.  Дети тихо сидят, рисуют,  лепят фигурки из пластилина в ее кабинете, а не носятся по всему офису. В офисе изредка слышны негромкие детские голоса, но становится так тихо, как бывает, когда Джейн нет в офисе. Потому что Джейн имеет привычку очень громко разговаривать.  Когда возникают спорные вопросы, то ее общение с Митчем уже было бы абсолютным преуменьшением называть громким разговором – они кричат, даже орут, друг на друга.  Джейн и с секретарем иногда говорит на повышенных, раздраженных, обидных  тонах. И со мной она такой бывает, но редко, может быть потому, что я ее всегда останавливаю вежливым и подчеркнуто спокойным тоном. 

       Случались и более экстремальные условия работы. Однажды, после сильнейшего урагана, когда в некоторых районах Лонг Айленда прекратилась подача электричества, я поднималась по заснеженной лестнице, типа куриная нога, к двери избушки и услышала задорный лай нескольких собак за дверью.  Характер лая указывал скорее на игру и дружеское общение псов, нежели на желание выслужиться перед хозяином, облаивая незнакомого человека или зверя. Еще до того, как открыла дверь я подумала, что этого не может быть. Пронеслась мысль – надо себя ущипнуть, не сплю ли я, а если не сплю, то в свой ли я иду офис, или я вообще потеряла какое-то важное звено в цепи естественных событий, которое должно было бы привести к появлению в нашем офисе собак. Или, о ужас, может быть юридический офис прекратил свое существование, мгновенно и по непонятным причинам, и теперь это гостинница для собак ?!  Вот сейчас я открою дверь и вежливая, незнакомая, молодая леди выйдет из-за моего письменного стола мне навстречу и спросит  - где моя собака и на сколько дней я хочу ее оставить.  - Что же я буду делать ? Ведь у меня нет собаки ! С собой. И дома нет собаки, только кошка, стерва с характером,  Катя, но кошке не место среди псов -  почему-то подумала я, как всегда в минуты стресса, не то, что надо было.  Я определенно не была готова к такого рода событию, и, пока я открывала дверь ключем, никаких более внятных  обьяснений в моей голове не появилось.

       Свора собак разного калибра, масти и породы, всего пять, бросилась прямо к моим ногам с веселым лаем и усилившимся, при моем появлении,  размахиванием хвостами.  А самая лохматая и большая встала на задние лапы, бесцеремонно положила лапы мне прямо на грудь, вальяжно откинула  голову назад  и слегка вбок и смотрела мне в глаза игриво улыбаясь, будто оценивая, одобрю ли я, если она своим громадным, свисающим набок  языком лизнет меня в нос.  Одновременно, маленькая, белая, кудрявая собачка стала, упираясь в пол всеми лапами,  тянуть мою ногу за ремешок на сапоге. - Слава богу, собаки реальные, а не звуковая галюцинация, была моя первая мысль. Через мгновенье появилась жена Митча, а вслед за ней и сам Митч и картина прояснилась.

       Митч  живет на Лонг-Айленде как раз в том районе, который больше других пострадал от урагана.  Район остался без электричества, и восстановление повреждений не ожидало быть скорым. Электричества  не было две недели и все это время Митч  с семьей и их пятью собаками жили в офисе.  Обстановка была семейная, как бывает на даче, где собираются не очень близкие родственники под одной крышей и занимаются, кроме всего прочего, какими-то своими делами тоже. С собаками я так сдружилась, что было жалко расставаться.  Большой пес, который влюбился в меня с первого взгляда, когда размышлял не лизнуть ли меня в нос, стал моим верным другом. Он все время моей работы, когда я готовила документы за письменным столом, лежал у моих ног. Голова его обычно покоилась на моих мягких туфлях. Иногда он садился, клал под столом голову мне на колени и фыркал носом.  Или вылезал из-под стола, поднимал голову, крутил ей и начинал громко зевать а потом шумно трясти всем своим телом, будто отряхивая воду после купания. 

       Забавно было видеть как псы ссыпаются с лестницы избушки, торопясь и бесцеремонно толкаясь, гавкая и повизгивая от радости и нетерпения, когда жена Митча выводила собак на прогулку. Две недели было даже приятнее, чем обычно, приходить в офис, потому что я точно знала, что мне обрадуются, будут лаять, вилять хвостом и заглядывать в глаза, что не обязательно бывает с людьми, даже очень хорошо к тебе относящимися.  В глаза еще может быть и заглянут на секундочку, но хвостом не завиляют, а жаль.

       Но необычность в моем любимом офисе ситуации, которую я описала, ничто, по сравнению с той, в которой я оказалась на предыдущей работе паралигала. Сначала все выглядело фантастически, неправдопободно хорошо. Все было настолько по высшему классу, что не верилось. Как говорят в Америке, «слишком хорошо, чтобы быть правдой». Предчувствия и не обманули. Но, по порядку. В поисках работы я случайно наткнулась на обьявление в «Новом русском слове», что уже было странно для работы паралигала, но я позвонила и была приглашена на интервью. 

       Меня взяли на работу. Кэтрин – так звали босса, родом из Канады. Таких юристов мне не приходилось встречать раньше.  Высокая стройная, очень красивая женщина, лет тридцати пяти, голливудской внешности и аристократических манер. Одним словом, не начальник, а дивная мечта паралигала. Профессиональные качества, тоже, на самом высшем уровне.  Абсолютно идеальная бизнес леди,  точный баланс делового и доверительного тона общения,  точные инструкции, ни одного лишнего слова, абсолютно все что нужно и ни слова больше. 

       Офис был такой, какие я видела только в кино. Прежде всего, офис находился на семнадцатом этаже шестидесяти- этажного небоскреба, известного как «небоскреб  Метлайф».  Построенный в 1963 году, расположенный в самом центре Манхеттена,  изгибающий  Парк Авеню  вокруг себя с двух сторон между 44 и 45 улицами, он сначала был Пан Американ билдингом.  Конечно не все офисы здания использовались Пан Американ, а позднее Метлайф,  для своего бизнеса; большая часть офисов сдавалась другим бизнесам. По высоте он был вторым в Нью Йорке, после Эмпаир Стейт Билдинга.  Внизу - Гранд Централ станция, на крыше вертолетная площадка.  Вертолетное сообщение обеспечивало попадание в аэропорт имени Джона Кеннеди за 10 минут;  правда, вертолеты давно уже с крыши не летают, после двух аварий.
 
       Размер офиса колоссальный – абсолютно избыточный для шести человек,  в нем работавших.  Дорогая, новая мебель, с кожей цвета слоновой кости, включая диван, кресла и стулья, столы красного дерева у каждого сотрудника.  Ковры с длинным ворсом на полу и очень качественные картины вместо обычных для офисов эстампов.  Все описанное производило впечатдение нереальности.  Некоторое несоответствие, странность, не разьясняюшая, однако, необычностей роскоши, быстро обнаружилась. А именно, хотя почти все люди, работавшие в офисе были исключительно приятны, но настоящих опытных профессиональных американских юристов не было,  кроме босса. Сотрудниками  были юристы, приехавшие из других стран.  Некоторые из них, как выяснилось позже,  не имели американских лицензий юристов.  В дополнение к офису в Нью Йорке, у нее были еще офисы в Чикаго и в Лос Анжелесе, куда она летала, то в один, то в другой, примерно раз в неделю.

        Какое-то время, все было прекрасно, мы наслаждались жизнью и работой.  Кэтрин очень расположилась ко мне и, однажды, она даже попросила меня помочь ей дома подготовиться к переезду на другую квартиру.  Её огромная квартира, где она жила одна, была расположена недалеко от офиса. Меня поразили там гигантские размеры встроенных шкафов, полностью заполненных одеждой и обувью лучших и самых модных дизайнеров и производителей мира.  Одних пар обуви было не меньше двух сотен.  Но, возможно я ошибаюсь, потому что хорошо считать не умею, и, на самом деле, было три или четыре сотни пар обуви. 

       Одним  надолго  зампомнившимся утром сказочная идилия была нарушена. В офисе появились три серьезных мужчины, в синих костюмах, среднего возраста и роста, один из которых предьявивил удостоверения ФБР.  Мы испытали настоящий ужас и полную  растерянность, когда увидели, что Кэтрин, высокую, элегантную, на высоких каблуках, олицетворение успешной, независимой бизнес -леди, которой мы так гордились, два ничем неприметных в своей внешности агента, уступающих ей даже в росте, вывели из её кабинета в наручниках и увели.  Оставшийся в офисе агент собрал нас в общем зале, вызывал одного за другим и задавал интересующие его вопросы.  Агенты забрали и часть файлов. 

       Вечером того дня, что бы я ни делала дома, я все время мысленно возвращалась к событиям этого дня на работе. Вдруг раздался звонок телефона – это была Кэтрин, которая звонила из тюрьмы.  Она делала коллект-колл из автомата тюрьмы, звонок за счет того, кому звонят. Она расспросила меня подробно о том, что происходило в офисе во время ее отсутствия.  Через полчаса она позвонила снова и сообщила, что завтра придет на работу.

       На следующий день Кэтрин появилась, как ни в чем не бывало.  Она была освобождена из тюрьмы под залог. Теперь будет решаться вопрос о возможности ее депортации в Канаду, где против нее было заведено уголовное дело, связанное с ее нарушениями в ведении бизнеса в Канаде.  Только теперь я поняла, кого она мне так мучительно напоминала.  Это великолепная Эми Адамс сыгравшая мошенницу в фильме «Американские мошенники». Или, пожалуй, даже в большей степени, Гленн Эми Хэдли в ту пору, когда она сыграла в фильме «Отпетые мошенники», очаровательную мошенницу, красавицу и умницу, самую “отпетую” из трех, переигравшую двух других мошенников- мужчин.

       Офис заработал снова, но надломлено, как хромая утка, не так как было. Часть дел была приостановлена, потому что документы находились в ФБР. На следующей неделе мы оказались в такой ситуации, в какой я и многие москвичи были в девяностые годы в России. Стало проблемой получить деньги за свою работу. Мы по-прежнему, получали чеки в пятницу, но чеки не всегда были обеспечены деньгами. Деньги на счете, с которого платилась зарплата, появлялись и тут же расходились на оплату по чекам, лишних денег на счете  не было. Для того, чтобы наверняка получить деньги мы стали не класть чеки на счет, а «окешивать» чеки - брать наличные.  Нужно было не зевать, потому что последним получателям деньги могли и не достаться.

       Я разослала резюме в поисках другой работы и больше всего теперь беспокоилась  о том, чтобы суметь получить зарплату вовремя. Я уже побывала  на интервью в хорошем юридичесаком офисе, и, о счастье, мне сообщили, что меня берут на работу. Я вздохнула с облегчением. 

       В очередную пятницу Кэтрин выдала мне чек, при этом, попросила получить деньги не раньше чем в понедельник, и я согласилась. Конечно же я не собиралась рисковать тем, что потерять заработанные  почти шесть сотен. Не факт, что деньги будут в понедельник, а может быть, и вообще.  Подождав минут пять для приличия, я  помчалась в банк. Когда я уже уходила из офиса, то наткнулась на Кэтрин, которая спросила, куда я направляюсь, с наихудшими (для нее) подозрениями в интонациях голоса,.  Я ни на секукнду не сомневаясь соврала, что иду купить себе кофе.  Как и многие другие, я люблю купить кофе в бумажном стаканчике и принести его в офис. Мне повезло, сотрудники офиса еще не успели разобрать деньги и они не  уплыли по другим направлениям. Затем я купила кофе и вернулась в офис.
 
       Когда я рассказала эту историю по телефону своей московской подружке, то она со смехом сказала - «я помню и, всегда, восхищалась тому, как ты элегантно двигалась вместе с останавливающимся автобусом, боком-боком, находясь вместе с другими ожидающими на остановке, или у дверей останавливающегося вагона метро. Ты умела оказаться первой у дверей, независимо от того, где было твое место в очереди». 

       А Федор прокомментировал мой рассказ, как всегда, в своей манере, не упустил возможности обобщить и упрекнуть  -  «это еще одно важное для выживания свойство, которым ты обладаешь  – делать то, что нужно для достижения результата, даже если это выглядит не интеллигентно, некрасиво.  Кэтрин тебя выделяла, доверяла тебе, а ты её обманула».  Я ничего ему не сказала в ответ, но он и сам должен понимать, что почти шесть сотен для меня не пустяковые деньги, чтобы ими разбрасываться.

       В понедельник я осталась дома, а во вторник выщла на новую работу. Так я перебралась из небоскреба Метлайф в милую моему сердцу избушку.