Г л а в а с о р о к ч е т в е р т а я
ВЕЛИКИЕ ДУРАКИ
И ЛИМОНАД «ЛИМОНАД»
Косматый-бородатый, которого женщины в автобусе прозвали между собой Наш Лешак, от слова «леший», выпрыгнул из-за руля и справно, как все водители на земле, постучал ногой по колесам. Зачем водители это делают? Зачем они стучат по колесам? Проверить, не упало ли давление? Я видел спущенные колеса. Что по ним стучать? Они не наполнятся. Надо ставить домкрат и менять. Отчего даже тот, кто никогда не сидел за рулем, первым делом, обходя автомобиль, всаживает ногой по колесам и мудро качает головой? Это ритуал. Ногопожатие.
Наш Лешак поколотил по колесам и с мудрым видом покачал головой. Его глаза из-под кустистых бровей смотрели вовсе не на истертые покрышки. Не слишком далеко вслед за ними сначала притормозил, а после скатился в кусты красный мотоцикл с долговязым седоком. Водители даже самых стареньких автобусов недолюбливают мелкий транспорт. Во-первых, он всегда мешается под колесами. Он норовит проскочить перед тобой и застыть на светофоре. Он считает себя полноправным участником движения, но разве же полевая мышь полноправный участник движения перед слоном? Да, но всегда в прошедшем времени.
Водители даже стареньких автобусов не сумеют отличить мотоцикл «Иж» от «Урала». Не потому, что это трудно, а – противно. Они расисты – водители стареньких автобусов. Они признают автобусы и уважают паровозы. Особенно товарные составы – те больше.
Однако Лешак продолжал разглядывать красный «Иж», от скуки, как слон в зоопарке уставится на мышь. Долговязый мотоциклист в фетровой шляпе, в подстреленных, едва заходящих за колено брюках и безмерном пиджаке с рукавами по локоть спешно расправил листву над мотоциклом и воровато огляделся по сторонам. Ветерок принес ему запах опасности, заставил заново остро оглядеться. Но для кого представляет опасность старичок-боровичок из тех, что давно махнули на себя рукой и доживают жизнь за баранкой ржавой развалюшки? Мотоциклист изучал его, пока прикуривал в пригоршне, а после метнул загнувшуюся от пламени спичку и поспешил на тропку, ведущую в поселок.
Наш Лешак по простоте своих нравов и не задумался, зачем это нужно прятать мотоцикл? Зачем не въехать в богом забытое местечко на сияющем мотоцикле с обложки? Девки прилипнут к окнам, мужики на крылечке сельпо, где анализируются действия ООН и стратегия Варшавского блока, разинут рты посередине спора, а мальчишеская стайка замолотит босыми пятками вослед, в клубах взрывающейся под мотоциклом пыли. Но не перед кем красоваться на железном коне - никого теперь на крылечке, доярки на ферме и мелюзга еще не вернулась из школы. Долговязый странник натянул свою фетровую шляпу, задрал воротник и, по-волчьи высматривая неведомую нам добычу, торопился к домам. Он только однажды обернулся на автобус. Но старичка уже не было видно, привиделся боровичок.
А Леший просто зашел за автобус, маялся от тревожного безделья.
- Что мы здесь делаем? – раздался свыше голос Софьи Гавриловны.
Она едва просунула голову в форточку и оттого была вынуждена держать ее боком.
- Что мы здесь делаем? Очевидно, что дети не здесь!
Она говорила раздраженно и с трудом в таком неудобном положении. Почему она не вышла из автобуса?
Леший отвернулся и принялся царапать носком сапога придорожный камень, будто хотел его выкорчевать.
- Точно нет! – подтвердил над его головой школьный сторож. – Тени есть, а дети ушли. Туда ушли, посмотри, шофер.
Тобой просунулся в другую форточку и также в неудобном положении вытягивал руку. Лешак проследил за рукой старика и неопределенно пожал плечом.
- Он не понимает! – опомнилась голова Софьи Гавриловны. – Для него мы все едем на свадьбу. Да что мы с ним разговариваем? Он же глухой!
Она посмотрела на Тобоя, искоса, еле дотягиваясь взглядом, насколько позволяла ей форточка. Почему она не посмотрела на Тобоя внутри салона? Зачем так мучиться? Не так ли мы все усложняем в жизни, оттого она вкривь и вкось.
В несколько болезненных приемов голова учительницы изъялась из узкой оконной щели, следом изъялась бороденка Тобоя и его указующий перст. Автобус заскрипел и посыпал пылью под решительным шагом Софьи Гавриловны.
- Пора собирать всех! – сказала себе Софья Гавриловна. – Не опоздать бы!
Лешак не посмотрел в ее сторону, а только закурил и снова постучал по колесам, отчего автобус зашатало. Или это Софья Гавриловна спрыгнула с подножки, и решительно зашагала в направлении к Старому Татаурово. В отсутствие учеников она превратилась в простую изможденную женщину средних лет, в старомодной одежде, с потертой сумочкой, которую от волнения не выпускала из рук. Учителя стремительно стареют без учеников. Они беспомощны и пусты, нутро их оставлено в классном кабинете.
Если бы Лешак мог испытывать чувства хоть к кому-нибудь, кроме колес, он непременно пожалел бы Софью Гавриловну, а может, догнал и зашагал с нею рядом, сказал ей что-нибудь ободряющее. Надо, надо говорить ободряющее всем подряд. Десять раз из десяти будет в точку.
Софья Гавриловна нагнала экскурсию возле дома заядлого голубятника. Главнокомандующий голубиным парадом торжественно воздымал в синеву белое облачко флага, а на флаг уже слеталась пернатая авиация.
- Равнение на небо! – главнокомандующий отдал честь своей воздушной армии. – Первое звено – заходи на посадку!
- Над вами пролетают лучшие в районе сизари! – зачастил Иванушка-дурачок, как диктор в параде на Красной площади. – Вот Флагман, белый с фиолетовой звездочкой! Выведен нашим селекционером-голубятником.
Все сделали ладонь козырьком над глазами и прищурились против солнца.
- Такого даже Москва не видела! – повернулся к ним Иванушка. – Флагман! Поедет на выставку!
- Врет! – отрезала Наташка. – Мама, он врет!
- Что ты понимаешь в голубях! – одернула мама. – Не слушайте ее, товарищ голубятник.
- Он не голубятник! – разгорячилась Наташка. – В том-то все и дело, что врет! Он осколок. Древней цивилизации. Его с последнего камушка сняли. В океане.
- Простите ее! – смутилась Наташкина мама. – Ребенок перегрелся в дороге. Я тебя сейчас накажу!
- Кажется, мы все перегрелись! – раздался растерянный голос доктора Савицкого. – Кто-нибудь еще видит это?
За их спинами стояла и жевала травинку деревенская коза с колокольчиком. Это была бы самая обыкновенная деревенская коза из тех, что кличут Машками, что пасутся у каждого забора, но только родители потерли глаза! На козе была фетровая шляпа.
- Где-то я видел эту шляпу! – задумался участковый Юрий Игнатов.
Евгений Иванович посмотрел на главного бухгалтера.
- А что вы на меня смотрите! – испугался главный бухгалтер. – Моя же шляпа на мне! И потом! Разве только я ношу шляпы?
- Нет! – ответила Юркина мама. – И козы тоже.
- Скажите! – прищурился участковый Юрий Игнатов и повернулся к Иванушке-дурачку. – У вас все козы гуляют в шляпках?
Иванушка-дурачок смутился.
- Козы как козы! Машка! Ты чего это шляпу нацепила?
Коза презрительно глянула в ответ и пожевала губами. Шляпа сползала ей на глаза, и чем было поправить – копытом?
Бухгалтер оглядывался по сторонам, стараясь не выдать беспокойства.
- О чем это мы говорили? – громко спросил он. – О голубях? Какие восхитительные сизари! А есть здесь у вас сельпо?
- Сельпо? – удивился Иванушка. – Конечно, есть. А оно вам зачем?
- Схожу в сельпо! – прокричал бухгалтер. – В сельпо, говорю, схожу я. Покажите, в какой оно стороне?
- Странный тип! – пробормотал Иванушка-дурачок. – Да вот же, по этой уличке, за поворотом!
- По этой улице за поворотом? – во все стороны объявил бухгалтер. – Сельпо! Тогда я пошел!
- Я с ним! – заторопилась Наташка. – Мне тоже срочно нужно в сельпо!
- Тебе-то зачем? – растерялся Иванушка-дурачок, а бухгалтер засеменил к повороту со всех ног.
- А ему? – указала Наташка на взмокшую спину бухгалтера.
Наташкина мама строго на нее посмотрела.
- За лимонадом! – нашлась Наташка. – Очень хочется пить, понимаете? Очень хочется! Лимонаду!
- И мне! – призналась буфетчица. – Кто-нибудь бы сходил.
Она посмотрела на мужа, и тот понуро свесил голову.
- И мне! – признался доктор Савицкий. – Конечно, я могу потерпеть.
Юркина мама вздохнула и посмотрела на Евгения Ивановича умоляющими глазами.
- Хорошо! – согласился Евгений Иванович. – Давайте, я схожу. Каждому по бутылочке?
- Зачем же сразу вы? – успокоил доктор Савицкий. – У нас в медицине так принято. Бегает самый младший!
Участковый Юрий Игнатов внимательно оглядел всех мужчин, и взгляд его остановился на репортере Эдгаре Штурме. Репортер прилип к объективу и принялся снимать голубиный парад. Он снимал без продыху, почему-то не перематывая пленку.
Женщины переглянулись.
- Самая младшая? – буфетчица кокетливым движением поправила косынку. – Тогда это я!
Мишкин папа закашлялся до слез.
- А почему это сразу вы? – обиделась Толькина тетя и посмотрелась в маленькое зеркальце. – Я вижу здесь более юные особы!
- Ирочка, например! – согласилась Юркина мама, и Толькина тетя принялась яростно накрашивать губы.
Ирочка вздохнула:
- Вот так всегда. Я и в «Детском мире» чуть что!
- Мне бутылочку! – заказал Эдгар Штурм, не отрываясь от объектива.
- Две! – возмутился участковый Юрий Игнатов. – Нечего ей за лимонадом бегать! Если так, тогда я сам схожу!
Тетя Ирочка благодарно посмотрела на него и даже прикоснулась к руке.
– Кто еще будет лимонад? – обрадовался участковый. – Сдавайте деньги.
- Товарищи! – подошла к ним Софья Гавриловна. – Что мы здесь делаем? Ведь дети давно ушли и уходят все дальше! Спешим за ними! А что это за козы в шляпах? Игнатов – снова ты? Или ты, пожарный Гриша Иванов?
- В том-то и дело! – горячо зашептал ей на ушко участковый Юрий Игнатов. – Что-то здесь нечисто, Софья Гавриловна. Козы в шляпах, бухгалтер в сельпо! Согласно моей теории, готовится преступление. Чуйка меня еще не подводила!
- Игнатов! – с укором глянула Софья Гавриловна. – Знаю я твое чутье, Игнатов! Вызубришь суффиксы, а спросят квадратные корни!
Участковый Юрий Игнатов засопел. Он никогда не обижался на Софью Гавриловну, он сопел. И чем больше он не обижался, тем громче сопел.
Родительская экспедиция повернулась к Юрию Игнатову.
- Неплохо! – похвалил его доктор Савицкий. – Носоглотка как у слона. Легкие как у дирижабля. Лыжник, пловец. Враг никотина и алкоголя. Теперь не дышите.
Сопение прекратилось.
- Видите! – повернулся доктор к родительской экспедиции. – Как многое можно сказать по сапу. Пожалуй, это будет темой моей докторской диссертации.
- Вы идете? – Наташкина мама протянула монетку участковому.
Буфетчица сдала свою монетку молча.
- Нам тоже, пожалуйста, лимонад! – кивнула Юркина мама. – Три бутылки. Евгений Иванович, дайте деньги. Мама, дай авоську.
Авоськой называлась мелкая сеточка, которая легко помещалась в кармане брюк и умела растягиваться до размеров небольшого индийского слона. Авоська имелась у каждого советского гражданина, потому что товары в то время не лежали на прилавках, а «выбрасывались». Мигом образованная очередь хватала добычу «по штуке в руки», а разглядывала дома. Очередь была похожа на кур, которых редко кормят – жилистая и цапкая. Толстыми были только продавцы. Было три вида очереди – по записи, живая, и за чем-нибудь. По записи – листок на двери магазина заполнялся каракулями из фамилий, и надо было в нем отмечаться до победного конца. Иногда этот список подменяли, и последние делались первыми! Живая очередь честней и надежней, только не все доживали. За чем стоим, спрашивали третью очередь. За чем-нибудь, отвечала она, авось что выбросят. Поэтому сеточка называлась авоськой.
- Авоська? – переспросила буфетчица. – А почему у него нет своей?
- Молод еще! – пояснила бабушка прокурорский работник. – Семью не создал. Живет как воробушек – без авоськи. Где поклевал, там и поспал.
- Исправим! – с размахом кивнула тетя Ирочка.
- Я тоже молод! – воскликнул Эдгар Штурм, оторвавшись от объектива. – Исправьте меня!
- Уже дышать? – поинтересовался участковый и снова захлопнул рот. Он раздулся как красный шарик на первомайском параде.
- Разрешите ему! – попросила доктора бабушка прокурорский работник. – Он не дойдет без дыхания. По крайней мере, обратно. Лимонад переколотит. Знаем, чем это кончается.
Все-таки у бабушки был опыт работы с участковыми – прокурорский работник!
Доктор Савицкий посмотрел на часы.
- С его-то легкими? – с сомнением ответил он бабушке. – Не дойдет?
- Сейчас не время для опытов! – подал голос Евгений Иванович. – Я тоже все это время не дышу. Ну и что?
Родительская экспедиция посмотрела и на него. Он тоже был красный.
- Дыши! – приказала Юркина мама. – Дай денег участковому и дыши.
Двое бездыханных обменялись деньгами. Они были неточны в движениях.
- Безобразие! – воскликнула Юркина мама. – Просто мальчишество какое-то. Вы взрослые дети!
Мишкин папа прошелся между участковым и Евгением Ивановичем, покачал головой и тоже запер дыхание. Он надулся тотчас и сразу же сделался красным.
- Тебе нельзя не дышать! – накинулась на мужа буфетчица. – Посмотри на себя! Кто они и кто ты! Они спортсмены! А ты храпишь по ночам, как водокачка! Остановите его кто-нибудь!
- Как? – с интересом спросил ее доктор. – Ведь он наоборот, остановился!
- Сделайте ему искусственное дыхание! – нашлась буфетчица.
- Вы жена! – брезгливо утерся доктор. – Вы и делайте!
Мишкин папа взорвался и захлебнулся воздухом.
- Это нечестно! Они еще чем-то дышат!
Он обошел участкового и Евгения Ивановича и внимательно обоих осмотрел.
– Мошенничают! – подозрительно нахмурился он. – Дольше терпеть невозможно, я пробовал!
- Чем мы занимаемся? – уточнила бабушка прокурорский работник. – Впадаем в детство? Или ищем детей?
- Товарищ Савицкий! – потребовала Софья Гавриловна. – Прикажите обоим дышать!
Участковый и Евгений Иванович выпучили глаза друг на друга и сжали кулаки. Савицкий посмотрел на часы и пожал плечами.
- Повелеваю – дышите!
Участковый и Евгений Иванович помотали головами – никогда!
- Во имя детей! – взмолилась Юркина мама, обняв Евгения Ивановича.
- Во имя любви! – шепнула тетя Ирочка участковому.
Эдгар Штурм зажал двумя пальцами нос и ткнул себя в грудь. Так он хотел привлечь к себе внимание. Никто не видел, что он давно не дышал. Никто не заметил еще одного участника соревнования. А ведь репортер прохаживался между всеми, каждому заглядывал в лицо и все это время не дышал. Может быть, он не дышал с начала похода, он не был никому интересен.
- Во имя любви! – громче повторила тетя Ирочка. – Юрка пропадает!
Участковый был гордым, но сердобольным человеком. Он согласился уступить только во имя Юрки. Любовь прилагалась. Разумеется.
- Я дышу! – сообщил всем участковый Юрий Игнатов. – Евгений Иванович, мир?
Он пытался скрыть сбивающееся дыхание, ему это почти удавалось.
Евгений Иванович пожал плечами, посмотрел на Юркину маму и пожал участковому руку.
Юркина мама проверила, дышит ли Евгений Иванович и удовлетворенно прижалась к воздымающейся груди. К Евгению Ивановичу тоже прилагалась любовь. Разумеется.
А вот репортер Эдгар Штурм похаживал еще, не дыша, и все постукивал пальчиком по своей куриной грудке, да так незаметно и принялся дышать, потому что его не просили. Даже тетушка Тольки Березкина не нуждалась в его дыхании, он проверил. Печальна участь героя в отсутствии любви. Подвигов нет.
- Мы идем в сельпо! – объявила Наташка и дернула участкового за рукав. – Давайте, а то передумают.
Участковый нахмурился, вспомнив о готовящемся преступлении, и кивнул Наташке.
- Ты. Наташка, куда? – опешила ее мама. – Без тебя не справятся?
- Пусть идет! – согласился участковый. – Если будут стрелять, я ее прикрою.
Мама замерла, а Наташка уже потянула участкового в сельпо.
Она умела приклеиться так, что Сережка дразнил ее липучкой и репейником.
Наташка увивалась вокруг участкового не потому, что очень любила лимонад.
Наташка была уверена, что в каждом сельпо есть заграничная говорящая кукла с фарфоровым личиком. В «Детском мире» все куклы были страшные как на подбор. Они были штампованы с ненавистью. Враги детей печатали их. Армия этих кукол легко победила бы фашистов. Их надо было сажать на границе, этих кукол. И просто освещать по ночам. Тайное оружие СССР. Детская военная доктрина.
В сельпо привозили заграничных кукол. Как это получалось? В обмен на зерно? Что-то надо было дать и деревне? В деревне кукол не покупали. Игрались младшенькими. Их было много, каждому хватало.
Городские одиночные дети мечтали заехать в сельпо. Слухи потрясали. Девочка из соседнего с Наташкой подъезда носила под сердцем немецкую куклу – клала ее на руки под сердце и трясла. Куколка хлопала глазами и называла девочку мамой.
Наташка споткнулась, припомнив чудную куклу. Она еще раз споткнулась оттого, что убыстрила шаг, а по деревянным ступенькам взлетела совсем уже как космическая ракета в двух селах отсюда.
Ворвавшись внутрь, Наташка налетела на бухгалтера.
- Мы тоже за лимонадом! – зачастила Наташка. – С участковым Игнатовым!
Бухгалтер побледнел и будто бы попытался кого-то прикрыть, и даже руки расставил, как делают это в баскетболе. За его спиной застыл долговязый незнакомец, которого Юрка прозвал Длинный Волк.
– Здравствуйте, дяденька! – вежливо кивнула Наташка. – А кто вы?
- Здравствуй, девочка! – прорычал Длинный Волк. – Я твоя бабушка! Проходи и покрепче дверку прикрой!
Бухгалтер прикрыл ему рот ладошкой и прошипел:
- С ней участковый! Жду тебя за углом.
- Девочка! – пригнулся он к Наташке. – Я его не знаю, понятно? А ты его не видела, ясно?
Тотчас в дверях появился участковый. Если бы он не был так тщедушен, это появление было бы эффектно. Доктор Савицкий, несомненно, льстил Игнатову при его любимой девушке. Тем не менее, участковый внимательно все оглядел.
Он увидел бухгалтера, шмыгнувшего в двери, Наташку, прилипшую к прилавку и продавщицу, влюблено глядящую на него. Участковый даже оглянулся, не понимая, кому предназначен этот взор.
Как мы уже отмечали, сельпо в деревне – не просто магазин. Это Красная площадь, Центральное телевидение и Дом Советов. Самые красивые девушки мечтают работать в сельпо. Новенький механизатор или инженер легко становятся их добычей.
- Прошу вас! – продавщица сделала широкий жест над недавно застекленным прилавком.
На прилавке лежали соль «Соль», макароны «Макароны» и мыло «Мыло». Над прилавком на полке стоял лимонад «Лимонад» и восседала кукла «Кукла».
Наташка взвизгнула от такой удачи.
- Покажите! – крикнула Наташка. – Чур, я ее забираю!
Продавщица расстроено кивнула на Наташку и уточнила у участкового:
- Дочь?
- Дочь «Дочь»! – кивнул участковый Игнатов, оглядываясь по сторонам. – Покажите ей куклу «Куклу».
- А кто там пыхтит за ситцевой занавеской? – заговорщицки прошептал он продавщице.
- Покупатель! – отмахнулась продавщица. – Спортивный костюм примеряет.
- Товарищ! – громко окликнула она. – Подошел костюмчик? Берете?
Занавеска поворчала в ответ, но не отдернулась.
- Куклу! – запищала Наташка и дернула участкового за рукав.
- Где-то здесь готовится преступление! – шепотом предупредил участковый. – Если увидите подозрительное…
- Где мне вас найти? – перебила продавщица. – Увижу! Увижу и позвоню! Телефончик оставьте!
Она подсунула кассовую книгу и толстенный синий карандаш с обгрызенным наконечником.
- Куклу! Куклу! – запрыгала Наташка. Взрослые занимались такими пустяками!
- Дайте ей, пожалуйста, куклу! – начал писать участковый. – Это мой участок. Звоните!
Продавщица вчиталась в телефон и прижала кассовую книгу к груди.
- Я вам завтра же позвоню!
Озаренная счастьем, она метнулась к полке и протянула Наташке долгожданную игрушку. Наташка вцепилась в куколку, встряхнула ее и перевернула вниз головой.
- Молчит! – изумленно глянула она на продавщицу и постучала куколку по спине. – Она немая?
Продавщица пожала плечами, не отрывая счастливого взора от участкового.
- Немая? – переспросил участковый.
В это время занавеска пошевелилась, и из нее спиной появился долговязый спортсмен в трико и огромных резиновых ботах.
- Сколько? – спросил он, отворачивая лицо.
Участковый внимательно оглядел спортсмена с головы до сапог.
- Она немая! – воскликнула Наташка и – разрыдалась!
- Платите уже скорее! – продавщица указала спортсмену на этикетку. – Вот она цена, у подбородка! Не видите, что ли? Глаза скосите!
- Немая! – Наташка ткнула участковому куклу и залилась горючими слезами.
- Что случилось? – обнял ее участковый. Как мы знаем, он был сердобольным человеком, и видеть не мог детских слез. А Наташка прижала к лицу ладони и слезы ручьем текли между пальцами.
- Я так мечтала! – прорыдала Наташка. – Мне эта кукла всю жизнь снилась! Вот я приехала! И что?
- Будет тебе, будет! – продавщица недовольно пересчитала деньги и кивнула спортсмену. – Стоит ли так убиваться! Подумаешь – кукла! Завтра говорящих завезут!
- Обещаете? – громко спросил участковый, оглядываясь на хлопнувшую дверь.
- Я вам позвоню! – продавщица счастливо шмыгнула носом. – Приедете?
- Куда же я денусь! – участковый указал на Наташку, которая внимательно проглядывала между пальцев.
- Может, она хотя бы заграничная? – всхлипнула Наташка. – Что у нее на этикетке написано?
- «Резинотрест»! – прочитал участковый. – Город Киев. Хорошие калоши, у меня такие! Отпустите нам, пожалуйста, лимонад «Лимонад»!
- Вам? – возмутилась продавщица. – Этот лимонад «Лимонад»? Ни за что! Для вас у меня есть свеженькое ситро!
- Ситро «Ситро»? – уточнил участковый. – Кстати, а что это был за спортсмен?
- Забирайте ее обратно! – Наташка вырвала у участкового куколку и брезгливо протянула ее продавщице.
- Все заказывали лимонад! – засомневался участковый.
- Они его не видели! – поморщилась продавщица, возвращая куклу на место. - Берите ситро. Вам самое лучшее!
Наташка потеряла всяческий интерес к сельпо и медленно побрела к дверям. Подумаешь, ситро! Никаким ситро не запить ее горечи! Гадкая, гадкая кукла! И пахнет резиной, как калоши! Она брезгливо фыркнула, как только что научилась у Майки и толкнула дверь.
На крыльце она мигом успокоилась. Ведь зрителей больше не было. Детские слезы коротки как солнечный дождик. Впрочем – кто-то шептался за углом. И делал это так бурно, что Наташка привстала на цыпочки.
Что тут скажешь, Наташка любила подслушивать. Она подслушивала, как Сережка секретничает с мальчишками. Она подслушивала, как судачат соседки под дверью. Она подслушивала музыку в соседней квартире, а это слышно, если прижаться ушком к розетке. Мир Наташки был полон удивительных новостей, все они были подслушаны с разных сторон.
Наташка любила и умела подслушивать. Если внезапно распахивали дверь, она стояла с раздумчивым видом и учила вслух таблицу умножения, с любой цифры – Наташка была отличница! Если ее находили за шторой, то исключительно натирающей стекло кончиком своего незапятнанного фартучка. Если ее вынимали из платяного шкафа, то она всего лишь зашла туда переодеться, а после набежали мама с подружками и принялись так бурно сплетничать, что мешать им было бы просто негостеприимно!
- Молодец! – услышала она голос, который явно принадлежал бухгалтеру. – Я видел тебя из автобуса. Только не приближайся больше так – заметят!
- Он здесь? – раздался шепоток долговязого спортсмена. – Туз твой?
- Инженер? Куда же ему деваться! Что думаешь предпринять?
- На козе кататься! Рожки строить!
Бухгалтер меленько захихикал:
- Со шляпой ты здорово придумал! Догадался же – знак подать!
- Заваливать его пора. Туза твоего. Галстук завязывать. Готовь капусту, монету то есть. Куда свой шарабан погоните?
- Да кто же его знает! Где дети объявятся!
- Добро, если прямо. Тут перед вами циркачи маячат. Черный там у них, мой корешок.
- Черный, белый! – проворчал бухгалтер.
- Должок за ним! – пояснил спортсмен. – Пусть отработает. Понял? В цирк их заманишь! Там пульку и распишем!
- «Замани»! Послушают меня, как же! Как я заманю?
- Как да как! Мелким гаком! Ляпни, что дети в цирке. Знаешь, мол. Сами проболтались!
Бухгалтер протяжно вздохнул:
- А что это ты переодеваться надумал? Лишние траты. Я ведь тебе это в твой счет запишу!
- Да меня бы первый мусор повязал в твоем прикиде! «На счет запишу»! Не подавись!
Кто-то положил Наташке руку на плечо.
Наташка завизжала и прижмурилась. От страха она даже не пыталась бежать, а только села на корточки и задышала, как пойманный воробей. Сердечко ее колотилось, а сама она всхлипывала, боясь приоткрыть глаза. Страшные картины представились ей. Длинный Волк и бухгалтер, выпустив когти, все это время крались к маленькой девочке, а теперь схватили, сунут в мешок и утащат в лес! Где-нибудь на болотах, среди огромных каркающих воронов, они разожгут костер и приготовят котел для беззащитного ребенка! Вода в нем забулькает крупными пузырями и сразу вслед за специями и лавровым листом над котлом поднимут связанную Наташку.
- Мамочка! – прошептала Наташка.
А ведь недавно она страдала из-за куклы!
- Ты что? – раздался над ней удивленный голос. – Подслушиваешь под дверью?
Наташка распахнула глаза и увидела участкового. Юрий Игнатов недоуменно почесывал затылок.
Наташка мелко потрясла головой.
- Никогда! – прошептала Наташка. – Я рисовала.
- Рисовала? – еще больше удивился Игнатов. – Чем же ты рисовала? Разве у тебя есть карандаши и листок?
Наташка широко расставила пальцы и осмотрела ладошки со всех сторон.
- Только что были! – удивилась девочка. – Верите? Куда же они задевались?
Участковый Юрий Игнатов встряхнул авоськой.
- Ладно уж, идем! Я всем ситро накупил.
- Подождите! – воскликнула Наташка. – Я должна карандаши отыскать! Мама будет ругаться!
- Наталка! – рассердился участковый. – Не было у тебя карандашей! Ты подслушивала, о чем мы разговариваем!
- Это были вы?! – изумилась Наташка.
- Конечно! – хмыкнул участковый. – Я и продавщица сельпо!
Наташка медленно огляделась вокруг. Может быть, она подслушала что-нибудь не то? Что-нибудь спуталось в ее голове?
Теперь Наташка почесала затылок. Это был чисто мальчишеский жест, она подсмотрела его у Сережки.
Участковый укоризненно покачал головой.
- Что? – спросила Наташка.
– Ты же девочка! – строго заметил участковый. – Девочки не чешут в затылке. Некрасиво.
- А что же делают девочки, когда мальчики чешут в затылке? – справилась Наташка.
Это был вопрос. Непосильный для участкового. Все-таки, он вырос в детском доме. А там не до хороших манер. Надо было отвечать – ведь взрослые знают все, решил участковый.
- А когда это мальчишки чешут в затылке? – нашелся Юрий Игнатов.
- Когда они думают! – догадалась Наташка.
- Вот! – участковый выставил палец. – Когда они думают! Потому что у мальчиков ответ в голове. А что делают девочки, когда они думают?
- Грызут карандаш! – припомнила Наташка. – Язык прикусывают!
- Вот! – восторженно заключил участковый. – Потому что у девочек ответ на языке!
Где здесь доктор Савицкий? Он бы сейчас аплодировал участковому! Он бы развел теорию о том, что у женщин включается оперативное мышление, то есть лобные доли, связанные с речевым аппаратом там, где мужчины работают полным мозгом, левым и правым полушариями, и только потом выдают ответ на лобные доли и речевой аппарат. Зачем тогда женщинам полный мозг, удивился бы участковый, лишние килограммы! Это вопрос социальный, ответил бы доктор Савицкий, у женщин должно быть все, что у мужчин и немного больше
- Подслушиваете? – возник перед ними бухгалтер.
Он подозрительно покосился на желтую авоську с бутылками ситро и Наташку, присевшую на ступеньки.
Участковый отчего-то покраснел, словно его действительно застали под дверью.
- Кто вам сказал! – возмутился участковый. – Мы рисуем!
Наташку усердно кивнула.
- Ну-ну! – с иронией пропел бухгалтер. – А где же ваши карандаши?
Наташка снова расставила пальцы и вновь изучила ладошки со всех сторон. Теперь она сделала это быстро и ловко.
- Верно! Куда они задевались? – воскликнула Наташка.
Бухгалтер с нехорошим прищуром уставился на нее.
- Здесь затевается преступление! – выпалил участковый. – Так что если вы увидите что-нибудь подозрительное!..
- Вижу! – указал на них бухгалтер. – Подозрительно! Рисуют – и без карандашей!
- Например, коза в шляпе! – пояснил участковый.
- Коза? – бухгалтер с тем же недобрым прищуром посмотрел на участкового. – А знаете, что подозрительно? В сельпо один лимонад, а у вас ситро! Подозрительно!
Внезапно он расхохотался и приобнял участкового:
- Шучу! Шучу!
Участковый неловко улыбнулся и поежился в его объятиях. Руки у бухгалтера были липкие, и под глазами мерцали мелкие бисеринки пота. Да и лицом точь-в-точь вороватый кладовщик из детдомовского детства. Когда он обнимал, казалось, что крадет у тебя самое дорогое, уж лучше мешки!
А Наташка мстительно посмотрела на бухгалтера и протянула:
- Черно-белый мелким гаком едет в цирк!
И театрально расхохоталась:
- Шучу! Шучу!