БЕССМЫСЛЕННАЯ ВЛАСТЬ СИЛЫ.
…Они стояли в большом холле управления, а вокруг кипела обычная министерская жизнь: сновали секретари и офицеры, машинистки и «опера».
«Всё как всегда, только лица у всех такие строгие и хмурые! Похоже, встряска портфелей была здесь больше похожа на землетрясение, чем на фиктивную перетасовку привычной колоды, – Мари хмыкнула тайком. – Что ж, поделом».
– Прошу Вас следовать за сопровождающим, – прохладные глаза зрелого мужчины с выправкой военного, тихий ровный голос, достоинство и интеллигентность. – Руководители – сюда. А Вас, Марина Владимировна, прошу пройти со мной, – слегка поклонившись, сделал жест в боковой коридор, ведя девушку в другую секцию. – Вы просили о встрече – Вас ожидают.
Удивившись, не подала вида: «Я много чего требовала и просила».
Прошла в небольшой холл, затем в приёмную.
Встретил серьёзный парень, ощупал глазами её фигурку, но не в личных целях – глазами обыскал!
– Мне раздеться? – вскинула бровь в сторону служивого. – С чего начать?
Не дав опомниться «зелёному» мальчику, расстегнула кашемировый пиджак костюма, сбросив ему на руки.
– Нет! Простите! – зарделся, вспыхнул. – Нас предупредили… – шёпотом начал, но тут же прикусил язык.
– Вот в чём дело, – нахально улыбнулась. – Меня ожидает Е-мов! Чего боится? Покушения? Тогда надо и дальше раздеться, чтобы Вас не подвести, милый.
Мгновенно, не успел адъютант и глазом моргнуть, сбросила туфли, юбку и блузку и, набросав вещи ему на голову, вошла в неглиже в кабинет, даже не удостоверившись, кто там сидит и сколько их – была взбе-ше-на!
«Кабинет небольшой, следовательно, его понизили в должности. Учитывая количество погибших, это слишком мягкое наказание! Остался работать в Системе, в Москве, при должности и привилегиях! – вскипела, разозлившись до предела, до красного тумана перед глазами.
Завернув налево за выступ с колонной, увидела мужчину, сидящего на огромном кожаном чёрном диване. Рядом стоял столик, сервированный для чаепития. Обозлилась ещё сильнее.
– Ну-ну… Сейчас я тебе покажу “чаю-з-маком”!»
Вспомнив уроки Барбары Козловски, медленно вышла из-за колонны, начав «танец у шеста», вертясь вокруг неё, становясь в позы, танцуя руками и телом.
Генерал ошалел и не поверил своим глазам, даже протёр руками!
Девушка подошла к столику, поставила ногу на край и стала расстёгивать крепление пояса, намереваясь снять кружевной чулок.
– …Я пытался её остановить, товарищ генерал! – несчастный голос ординарца прозвучал отчаянно и потерянно где-то возле двери.
Нахалка отстегнула чулок, стянула и бросила вошедшему столичному наивному мальчику-зазнайке на голову!
– «Марыля»! Прекрати!.. – опомнился начальник, залившись краской смущения и возмущения.
– Я ещё не отработала свой номер, господин, – мягко и ласково ответила, обходя столик с закусками. – Ещё несколько вещичек, и я Ваша вся!
Вскочил, как ошпаренный, схватил парня в охапку и вышвырнул в приёмную! Вещи, что тот принёс, остались лежать на кресле. Остановился рядом, взял в растерянности женскую блузку.
– Одевайся и поговорим. Концерт окончен! – протянул с требовательным взглядом.
– На самом интересном месте прервать? Так непрофессионально с моей стороны, господин!
– Марина!
Бросил вещь обратно, подошёл и схватил за голые плечи мокрыми ледяными руками.
– Прекрати представление! И не притворяйся, что ты не в себе! Заключение медиков говорит об обратном! Ты ведь пришла мстить? Так?
Резким движением плеч освободилась, медленно отошла к массивному дубовому письменному столу возле окна в углу, оперлась задом о грань столешницы, сложила руки на груди; в белом роскошном кружевном белье, ещё смуглая, с округлившимися за последние полтора месяца спецпитания на базе красивыми соблазнительными формами миниатюрного тела – вызов, да и только мужчине, совсем ещё не старому, в полной силе!
– Вы ведь этого всегда хотели, когда такой мерзкий план в самом начале одобрили! Не так ли? Ваша идея нас с парнями столкнуть? Посмотреть, на что мы способны? Как далеко можем зайти? Валяйте, покажу, не стесняйтесь. Не Вы первый, не Вы последний. Я многому научилась в борделе. Оказалась весьма способной ученицей тамошних шлюх. Вы всё правильно рассчитали.
Загадочно улыбаясь, стала расстёгивать и второй чулок.
– Знали, что ни за что не брошу моих пацанов в беде. Так грамотно подвели к мысли, что только через мою постель они будут работать. Браво, тактик-стратег! Сработало!
Сняла чулок, бросила через кабинет, и он плавно опустился золотистой кружевной кучкой прямо у ног генерала, стоящего на том же месте, молчащего и тяжело дышащего.
– Вы думаете, что я пришла ругаться из-за этого? Нет. Я Вам за Голландию до самой смерти буду говорить «спасибо».
Подойдя, обошла вокруг, лаская его голову, плечи и спину трепетными тоненькими пальчиками. Остановившись за спиной, приблизилась к правому уху губами, нежно и страстно шепча с горячим придыханием:
– Там я была так счастлива, как Вы уже не будете никогда, ни в одной следующей жизни! Меня по-настоящему любили чудесные мальчишки – мои «опера». Я была целых три месяца замужем сразу за тремя красивыми искренними, честными, открытыми, достойными, нежными и страстными мужчинами. И то, как они меня любили, эту память плоти и души Вам не выбить из моей головы, не запретить помнить приказом или окриком, не затмить ничем, ни кем! Я побывала в раю!
Встала перед поражённым начальником, посмотрела прямо в потрясённые тёмно-серые глаза и поклонилась по-русски в пояс, почтительно коснувшись рукой пола. Потом торжественно опустилась на одно колено, взяла мужскую взмокшую холодную руку и поцеловала, серьёзно глядя снизу тёмным изумрудом: прохладным, непроницаемым и твёрдым.
– Спасибо, господин! Вы сделали мне самый ценный подарок – одарили настоящим женским счастьем в тройном размере! Теперь и умереть не страшно – я повидала и испытала всё. Можете вызвать Ваших палачей и приказать «убрать». Готова к этому давно – со дня смерти моих любимых мальчиков.
Встала с колена, выпрямилась с вызовом, бесстрашно и гордо вскинув голову, посмотрела непреклонно и непримиримо. Граница терпения была достигнута.
Понял и без слов: «Мира не будет. Прощения тоже».
– Не медлите.
– Оденься… – очнувшись, сипло прохрипел.
Как во сне, потряс головой, пытаясь проснуться от жуткого кошмара или наваждения, передёрнулся телом и… стал медленно пятиться к дивану, на который буквально рухнул в полной прострации.
– Умоляю, Марина!..
Через пять минут сидела напротив и пила чай.
Е-мов никак не мог прийти в себя после её эскапады, смотря в никуда, периодически поражённо качая головой.
– Ты не всё знаешь… Всё не так… – выдавил, наконец.
– Я знаю всё с самого начала. С моего Алексея, Игорь Евгеньевич. Давно. Кстати, где Ваш предыдущий помощник? Спасибо ему – от него и узнала.
– Что?! Как? Нет… он не мог! Не верю!
– Мне достаточно было минуту посмотреть ему в глаза. Вам ли этого не знать? Что ж Вы его не предупредили о моих способностях?
– Вот оно что… Я ломал голову, что с ним тогда произошло? Почему «сломался»? Столько лет…
– …хранил тайну, а тогда сорвался? – закончила. – Он заглянул мне в глаза и утонул. Напрасно.
– Ты… поэтому?.. За него?..
– Нет. За всех. Сколько их было? Сотня? Три?.. – не дав себе вскипеть, вздохнула, успокаиваясь. – Вы сами тогда произнесли слово «месть». Оно и стало ключом. Из Вас оно просто вырвалось на свободу, как только я оказалась рядом, словно была магнитом, а оно железом. Вы хотели, чтобы я всё узнала и начала мстить. Сами. Ваша уставшая и измученная православная добродетельная душа этого пожелала, – укорила зеленью. – Не я инициатор всего, что сейчас произошло – Вы. Понимаю – работа и необходимость, но наступает миг, когда человек преступает дозволенную грань. С того момента правит госпожа Судьба, не вы, власть предержащие. Вот и Вы преступили: собственными руками открыли ящик Пандоры. Теперь наслаждайтесь теми «радостями», которые неизбежно вылезут из него ещё не раз, – подняла спокойное лицо и прохладно посмотрела на пожилого человека. – Месть не для меня. Я это умею, но не люблю делать, как оказалось. У меня лучше получается жалеть и прощать. Выбирайте сами, что Вам по вкусу.
– Жалеть? Меня? После всего?.. Хотя… что я удивляюсь? Простила же ты ребят после насилия над собой.
– Простила, любя. К Вам этого чувства нет и не будет никогда.
– Тогда твоя жалость больше походит на месть, – опасливо глянул исподлобья. – А где месть…
– …там и безумие, – договорив, пристально всмотрелась в настороженные мужские глаза с покрасневшими от волнения и подскочившего давления белками. – Мне чужда месть – противна милосердной женской русской натуре. Потому я Вас прощаю, Игорь Евгеньевич. Живите с воспоминаниями долго и, если получится, счастливо. Если сможете. Пожелание от всего сердца, клянусь. Для себя пожелаю только одного – забвения.
– Полного? Которое подобно смерти? – взгляд был застывшим, непонятным и тревожащим.
– Смерть в моём случае – роскошь. Есть семья, и никого у них нет, кроме меня. Я говорила о забвении избирательном. Как в сказке: положил руку на описанную на листочке неприятность – память о ней в голове исчезла! – мечтательно улыбнулась. – Фантастика, да? Вот и захотелось волшебства: чтобы завтра очнулась и оказалась в гостинице, убирающей «выездной» номер, думающей лишь о том, чтобы не опоздать дочку из сада забрать до семи часов. И никогда не помнить этих восьми месяцев ада, боли, потерь, животного страха и осознания неизбежности расправы над любимыми людьми; тяжёлого ожидания их визита, зная, предчувствуя, что приедут не все, что уже кого-то убили. Не чувствовать бессилия, не понимать, что всё было напрасно. Что нас послали на банальную и пошлую бойню, бездарно и бессмысленно погубив парней в самом цвете лет. Угробили лучших офицеров, цвет разведотдела, попросту «сдав» их врагу на расправу. «Крот» был своим! Это было самое подлое предательство за всю историю Системы, уверена! Такое не забудется и не простится! Подобное нельзя оставлять безнаказанным. Кто-то должен ответить… головой…
Замолчала, сникла, окунувшись мыслями в память и невыносимое горе.
– …Марина, ты не всё сказала, – непонятным взглядом продолжал смотреть пристально, проницательно, пытливо. – Вижу с самого начала, со второй нашей встречи. Ты потому тогда за мной и кинулась, потеряв голову. Говори всё.
– Ни к чему. Было время подумать, поняла многое. Вы делали своё дело – я не вправе осуждать. В конце концов, существует приказ. Вы человек подневольный, и над Вами есть вышестоящий. Все здесь кому-то подчиняются. Осознавала это в тот момент, когда впервые вошла в пропускной отдел Лубянки в декабре 86-го.
Собралась, вскинула глаза, больше их не отвела ни на миг.
– Вы тогда хотели забрать меня, но Основной отдел перехватил. Зачем я Вам была нужна? Чувство вины? Изощрённая месть Стрельникову даже после смерти? За его бунт, за нежелание иметь больше с Конторой дел, за попытку стать простым обывателем, свободным и счастливым? Урок другим? Нет, всё проще и отвратительнее: показательная казнь! Чтобы другим неповадно было. Акция устрашения с далеко идущими последствиями. Будьте уверены – за это с Вас спросится стократно. Такое Бог не приемлет. Ответка грянет.
– Так… ты?.. – побелел лицом.
Резко выпрямился, со страхом всматривался в спокойные, бесстрастные неженские, да и нечеловеческие вовсе глаза.
«От них нет спасения!
В ужасе не мог отвести от мертвящей зелени взора: на него смотрела не тощая девочка-мученица, а сама Богоматерь.
– Почему вижу её с покровом на голове и младенцем в руках? Отчего лицо вдруг стало иным, совсем другим даже по национальности: узкое, оливковое, крупные глаза с поволокой, тонкие поджатые губы, скорбь?..
Передёрнулся от озноба, с трудом взял себя в руки.
– Кажется, схожу с ума. Галлюцинации начались».
Сжал кулаки, выдохнул, попытался вернуться к теме разговора:
– Как?..
– Сказала же – всё знаю. Я Вас вспомнила: были в холле в тот самый момент, когда вошла через вертушку. Справа от бюро пропусков вы втроём стояли и ждали моего прихода: Вы, Ваш Степан-ординарец и, очевидно, врач: невысокий, крепкий, серьёзный темноволосый товарищ. Почему сами снизошли? Спустились сверху? Хотели убедиться, что осечки не произойдёт? Не доверяли сотрудникам? Привычка всё контролировать, не так ли? Понимаю, – глубоко заглянула в серую пелену, окунув в леденящую глубь.
Вздрогнул, побледнел до синевы.
Хмыкнула незаметно: «В точку!»
– Когда Вам сообщили с завода, что я выехала на Лубянку, подумали, что меня никто не встретит, что с лёгкостью перехватите у бюро, уколете, затащите в дальний лифт, и… поминай, как звали! Не вышло: он меня встретил в сквере у метро с тремя «стрелками-операми» своего отдела и проводил прямиком наверх, сразу представив заму Самого. Сохранил, тем самым, и меня, и верность другу Алексею. Оберегал и охранял в память о нём, учил и наставлял, передавая его знания, помня о нём, любил меня в память о дружбе с ним, но никогда не преступил грань в отношении меня, чтя само его имя – навсегда остался настоящим другом.
– Вот в чём дело. Вы с ним, оказывается, давно были знакомы! Не знал. Теперь он недосягаем – пошёл на самый «верх».
– Он это заслужил. Может, в его руках, с его помощью и светлой головой страна и мир станут лучше? Не раз бывало в истории, когда один человек менял её ход.
Замолчали.
– …И всё же, ты что-то ещё хотела сказать. Я это чувствую.
– Что ж, скажу, что хотела сказать по телефону ещё там, на лайнере у израильтян. Жаль, нельзя было. Нет, не из-за их тотального контроля, с этим бы легко справилась. Мой звонок мог навлечь смертельную опасность на всех людей на лайнере. ЦРУшникам ничего не стоило запросто нас потопить несколькими торпедами, списав нападение на местных боевиков – Африка кипит, пираты распоясались. Вот и сдержалась тогда, смогла взвесить меру мести и цену тысяч человеческих жизней. Говорю теперь Вам лично.
Выпрямилась, посмотрела глубоко и пронзительно в лицо начальника, заставив его напрячься и замереть.
– «Я вернусь, mon general, и приду к Вам. И спрошу с Вас за всех и за всё по полной мере! И призову в тот момент в свидетели самого Бога!»
Смотрела странным тягучим взглядом, словно издалека, из глубин древних столетий, и он вновь увидел это: лицо изменилось, словно наложилась маска, девушка стала взрослее и печальнее, на голове непонятным образом стал виден то ли платок, то ли покрывало, мягко окутывающее её фигуру изящными складками.
Закрыв глаза, сильно зажмурился, отогнал навязчивое видение, вообще ничего не понимая: «То ли эта девочка – сам Судия, то ли кара моя земная пожизненная. Впечатала изумрудным клеймом этот образ прямо в сердце – не сорвать, крепче клея приклеила! Впаяла! Гипноз! Она ещё и его освоила! Развивается! Уникум!
Собрал силы в кулак, медленно встал с дивана, неверными шагами подошёл к дубовому столу, неспешно поднял трубку телефона без диска, бросил короткое “зайдите”, положил на место.
Постоял, замерев в молчании, бездумно глядя в окно кабинета.
– Площадь, памятник, машины, суета, столица. Как всегда. Всё знакомо и привычно. Только почему цвет неба отдаёт алым? Словно в облаках разлита кровь. Кровь… Кровь невинных младенцев… Кровь первенцев… Где слышал об этом недавно? А… внучка читала Библию. История царя Ирода. Ирод я. Потому так на меня смотрит! Богоматерь и есть… Её судьба – оплакивать невинно убиенных и до срока ушедших. Страшная ноша! Нести на плечах и в душе вселенскую скорбь! Жуткая кара. Крест! Это пострашнее наших карательных мер, здесь разверзнут целый мир неупокоенных душ… Бедная… Обречена…»
– Сколько у меня времени?
«Выслушав» его внутренний монолог, спросила спокойно, смотря в спину и абсолютно не волнуясь: «Всё было вполне ожидаемо».
– Минут пять.
Вздрогнул от её чужого низковатого голоса, передёрнулся от могильного озноба: «Совсем нервы ни к чёрту! – глубоко вздохнул, поведя полной короткой шеей из стороны в сторону. – Давление, что ли, давит? Кожа на затылке горит нестерпимо!»
Опомнился, продолжил невыносимо тягостную беседу:
– Я исполню твою мечту – это всё, что могу сделать. Себе же, к сожалению, этого пожелать не имею права. У тебя семья, у меня целая академия. Придётся с этим жить.
Долго смотрел в глаза девушки, прошедшей ад, потерявшей всю группу, выжившей чудом.
Весь трагизм её положения понимал ясно и чётко.
«Никто и ничто не способно успокоить её. Ни сейчас, ни потом. Она обречена. Её “уберут”!
Опустив голову, замер и вдруг ясная мысль пронзила до боли:
– Я могу всё исправить! И спасти. Только я! Можно “перепрограммировать”! Пока ещё в моих руках есть власть, – тут же всё спланировал. – Очевидно, настало время собирать камни, – грустно усмехнулся. – Пока кинутся, успеем завершить “блокировку”. Опасно? Да. Я готов рискнуть. Кто-то же должен. Кто, если не я?»
Дверь бесшумно раскрылась, вошедший офицер встал у стены в ожидании приказа.
Е-мов подошёл, что-то короткое бросил шёпотом дежурному, тот едва заметно кивнул.
Генерал взял себя окончательно в руки, вновь вернулся к столику возле дивана.
– До свидания, Марина Владимировна. Знакомство с Вами было честью для меня. Сожалею, что мы так и не смогли сработаться – все обстоятельства были против этого, а жаль. Вы бы стали жемчужиной нашего ведомства. Спасибо, что нанесли прощальный визит. Возможно, мы с Вами ещё когда-нибудь увидимся.
– Конечно, Игорь Евгеньевич. В следующей жизни – обязательно. Прощайте!
Спокойно встав с его помощью с дивана, отряхнула костюм от крошек пирожного. Зайдя за колонну, подкрасила губы у зеркала в углу, положила помаду в кармашек пиджака. Вышла на середину кабинета.
– Воспитайте парней такими же героями. Удачи и доблести на новом поприще, mon general! Salute!
Щегольски щёлкнув каблучками туфель, прижала кисти рук к бёдрам, коротко кивнула на манер французских военных, гордо вышла из кабинета, сопровождаемая служивым.
Июнь, 2014 г. По мотивам романа «На пороге тёмной комнаты».
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2014/11/30/244