XI

Игорь Штоль
Прошло всего два дня, и у меня создалось впечатление, что я никуда не уезжал – в восемь утра я выходил на пробежку с Йогеном, затем завтрак, потом бесконечные тренировки с перерывом на обед и послеобеденный отдых, только отсутствие Юргена хоть как-то развеивало эту иллюзию.
После ужина я шел в библиотеку. Беседа с Йогеном дала новое направление моим мыслям, и я на этот раз, более тщательно изучив содержимое библиотеки, удивился широте интересов простого вояки, каким я представлял себе дядю Кейна. Свитки по военному делу и магическая литература лежали на самом видном месте. Книги же по математике, архитектуре, астрономии и, наконец, истории, были очень невзрачны на вид, свалены, как попало, часто иные свитки даже не были надписаны. Но это была не более, чем нехитрая маскировка особо ценных, а временами даже запрещенных книг, с которых я и начал свое просвещение.
С каждой строчкой я, как и Йоген, начал понемногу понимать истинное положение вещей, и оно нравилось мне все меньше. Вы спросите: почему я поверил этим книгам, что в них такого было? Я скажу, чего в них точно не было – дешевого пафоса, которым были пропитаны учебники по истории в Дзен Риэле. Было сухое, но безжалостное изложение фактов, дат, событий. В них не говорилось, что этот Император был велик, а этот слаб. Там перечислялись события, произошедшие во время правления того или иного правителя на фоне конкретной исторической обстановки, а выводы предоставлялось делать самому читателю. С таким подходом я столкнулся впервые, но со временем я убедился, что в истории – это единственно верный метод. Все иное – искусно (а порой и не очень) преподнесенный обман. Особый интерес у меня вызвала книга о борьбе разных династий за власть – интриги, убийства, перевороты – все это было изложено в той же бесстрастной манере, если точные обстоятельства того или иного события были неизвестны, то было так и написано: «обстоятельства неизвестны», и эти сухие два слова самым красноречивым образом говорили мне, что дело было настолько грязным, что все следы и свидетели были уничтожены сразу же. Я невольно вспоминал уроки по истории в Дзен Риэле, на которых мы изучали эту тему – там преподаватель просто говорил, в каком году пришла к власти та или иная династия, имена императоров, принадлежавших к ней,  сколько она правила и какая ее сменила – неудивительно, что три четверти учеников просто спали, а остальные зевали.
Как-то раз, когда я читал книгу о возникновении и развитии Кодекса, в дверь библиотеки раздался тактичный стук. Я отложил свиток на столик и громко сказал:
— Войдите.
Дверь открылась, и в библиотеку вошел Йоген. Он бросил взгляд на свиток и, улыбнувшись, произнес:
— Ого, семена крамолы дали всходы.
— Еще какие, – не разделяя его веселья, вздохнул я. – Чем больше я узнаю, тем больший стыд я испытываю за поступки своих собратьев. Простолюдины, по крайней мере, не травили, не топили, не подсылали убийц и не делали прочих мерзостей ради власти. Да, они не ангелочки, но их поступки – это  обычные человеческие слабости и пороки: похоть, зависть, ненависть, сребролюбие и прочее. Но как объяснить отцеубийство, даже не для того, чтобы получить наследство – это я еще могу понять, а только для того, чтобы занять место близ трона, и наоборот – убийство детей, чтобы подольше занимать это самое место. Вот этого я не понимаю. Может, ты объяснишь мне это.
Йоген сел на стул рядом со мной. Его лицо стало очень серьезным.
— Кэвин, ты видел законченных пьяниц, для которых вино стало дороже всего – жены, детей, работы?
Я вспомнил, как встречал таких бедолаг в Столице – жалких, оборванных, с красными слезящимися глазами и трясущимися руками. Как они бросались ко мне, в надежде выпросить несколько медниц на кружку дешевого вина, и кивнул головой.
—Так вот, власть, я имею в виду по-настоящему большую власть, власть распоряжаться судьбами сотен тысяч, а то и всей Империей пьянит куда сильней самого крепкого вина, и единожды отведав его, человек не желает ничего иного, а только еще и еще. И он уже не останавливается ни перед чем – честь, долг, нравственность – для него только слова, которыми он либо жонглирует, чтобы урвать себе еще кусочек власти, либо – пустой звук, если он хочет всеми силами удержать ее.
—Но ведь при Дворе трется немало дворян, не обладающих порой никакой властью, но никогда не упускающих случая подсидеть один другого, лишь бы оказаться поближе к людям, которые, если верить твоим словам, скорее дадут себе отсечь любую руку на выбор, чем поделятся хоть крохами своего могущества. Они-то что с этого имеют?
—А что? Разве близость к таким людям не пьянит? Особенно, если ты советник такого человека. Пусть это вино похуже сортом, но и оно кружит голову, особенно молодым, честолюбивым дворянам, в отличие от уже опытных придворных, предпочитающих держаться на небольшой дистанции от сильных мира сего. Так кружит, что они забывают о другой стороне монеты. Ты знаешь, что я служил в армии и, как  понимаешь, служил не простым солдатом. Я был десятником. И обладая даже этой мизерной властью, я понял одну очень важную вещь – всякая власть, кроме власти одного-единственного человека во всей Империи, подразумевает ответственность за решения, того, кто обличен этой властью. Чтобы понять это, мне пришлось пройти через ничего не принесшую потерю всех моих людей, погибших из-за моей неверной оценки обстановки и приказа  атаковать, – Йоген замолчал, затем он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и продолжил. – Я за этот приказ поучил разнос у сотника, отсидел  неделю под арестом, но урок усвоил на всю жизнь. И потом уже я десять раз думал, прежде чем отдать приказ идти в атаку. Может именно поэтому я не продвинулся дальше десятника – потому, что в первую очередь думал о своих людях, а не о победе над противником любой ценой. В итоге, обо мне закрепилось мнение, как о «способном, но безынициативном командире».
—А что это за человек, обладающий властью и не несущий ответственности за свои решения?
Йоген посмотрел на меня с изумлением:
—Кэвин, ты меня поражаешь. Какое самое первое и самое древнее правило Кодекса? Уж это-то ты должен знать.
—«Император не может ошибаться, ибо он помазанник Всевышнего», – медленно произнес я то, что зазубрил еще в Дзен Риэле. Тогда это правило мы просто заучили не задумываясь, что оно значит – нас больше интересовали знатная, этикетная и дуэльная части Кодекса. А Первое Правило – так, чтобы сдать экзамен и забыть.
—Теперь-то ты начинаешь понимать?
—Начинаю.
Если «Император не может ошибаться», то кто тогда несет ответственность за то, что «неверно понял волю Императора»? Его ближайшие приближенные – высшая знать, люди обладающие властью, не на много уступающей императорской,  а следующие,  по закону цепочки, их советники – те самые, что шли по головам к этому месту, и уж они-то становятся теми, кого не жалко принести в жертву – всегда найдутся желающие занять их место. 
Однако, знания, полученные мной из книги о борьбе различных династий за власть, сильно пошатнули мое мнение об Императоре, как о «помазаннике Всевышнего» –  измена, кинжал, переворот – и в результате смена одного «помазанника Всевышнего» другим… Более того, я вдруг понял, кем на самом деле является Император. Он всего лишь выдвиженец правящей династии и не факт, что он является лучшим представителем ее. Наоборот, самые лучшие – всегда в тени, думаю, даже сам Император не знает кто они. И это отличная страховка – Императора могут ударить кинжалом, пустить в него стрелу, подсыпать яд в вино, он может, в конце концов, погибнуть на войне. Мозг же династии надо беречь, ибо без него она обречена. Провозгласить новым Императором династия может почти любого своего представителя, подходящего на эту роль. Это должен быть человек хорошо образованный,  неглупый, и как Верховный Главнокомандующий, неплохо разбирающийся в военном деле.
Я сбивчиво поделился своим новым знанием с Йогеном. Тот кивнул головой:
 — Все так. Теперь ты понял, почему твой отец, вместо того, что бы сделать блестящую карьеру при Дворе, предпочел роль младшего помощника консула в Аверии, а когда вышел в отставку, женился на твоей матери и живет затворником в своем замке? Ему все это открылось давным-давно, и он, не желая подвергать опасности как свою, так и жизни дорогих ему людей избрал для себя образ странного, но безобидного чудака.
—У меня давно была пара вопросов к отцу, да еще он должен узнать обо мне и Муэри – я не собираюсь скрывать от него наши отношения. Йоген, я должен его увидеть!
— Конечно, поезжай к нему, как только закончатся дожди, да подсохнут дороги. Нечего сейчас месить грязь,  да еще подхватить простуду не хватало. А вот тренировкам этот дождь не помешает, – не допускающим возражений голосом произнес Йоген.