Чёрный Владыко Венедикт Васильевич Волков стоял на большой поляне, залитой серебряным Светом полной Луны. Угрюмый лес нашёптывал что-то прохладному осеннему Похвисту, а высокая трава сутулилась под тяжестью влаги, оставленной вечерним дождём, и поблёскивала адулярами рос, наполняя округу волшебной цветомузыкой ночной Природы. Где-то угукал филин, с близлежащего болота доносилось кваканье лягушек, а, неподалёку, какой-то неуклюжий ёж наступил на треснувшую под его лапками ветку и «прибавил ходу», чем ещё больше обнаружил своё присутствие. Казалось, идеальная гармония Натуры с её «говорящей» тишиной полностью обволакивала ночной лес унисоном покоя и уюта, но одно существо, всё же, не вписывалось в это благоденствие, возвышаясь над центром поляны гигантским корявым наростом. Этим существом был ВВ.
Чёрный Владыко стоял, затаив дыхание. Он долго прислушивался к чему-то, как будто боялся, что мог привести за собой «хвоста». Место, где сейчас находился ВВ, было особенным. Здесь, под землёй, им были зарыты несколько древних Ракшасских кувшинов, чрева которых кишели обглоданными Суккубами душами великих грешников. Изъятые из самых глубоких уголков Нави и заключённые в алмазы и бриллианты, кастрированные Живатмы маньяков, убийц и предателей тысячи лет томились в темницах из гранецентрированных решёток Бравэ. Такой вид кубической сингонии исключал даже самый малейший шанс просачивания узников диамантов наружу, и Венедикт, втайне, побаивался сам когда-нибудь загреметь в подобную «одиночку». Он ещё раз напряг слух, огляделся, и, убедившись в абсолютной гордости своего одиночества, приступил к «эксгумации».
Тяжёлый посох чёрного мага ударил своим основанием по мирно спавшей Земле. Гулкий бас прокатился по всей округе, и осенний лес содрогнулся, испуганно роняя часть своей уставшей листвы. На миг стало ещё тише, чем прежде, но потом, земля под ногами Чёрного Владыки застонала и начала вздыматься уродливым бугром. Перед ВВ образовался «вулканчик», жерло которого расцвело ядовито-зелёным свечением, и на поверхность со скрежетом вылезло узкое горлышко металлического кувшина. Маг подошёл к показавшемуся из-под земли предмету и с отвращением стёр куском материи светящуюся слизь с его стенок. Затем, он крепко взялся обеими руками за хватки, которые в форме больших ушей бабочкой торчали из горловины сосуда, и, упёршись ногами о грунт, стал вытаскивать кладезь на «Божий Свет». Давалось ему это с трудом, так как доселе грозный и непоколебимый лик Венедикта исказила гримаса чрезмерной натуги, что бывает на физиономиях штангистов, старающихся поднять слишком тяжёлый снаряд, а с его побагровевших глаз закапали слёзы.
«Репка», которую тянул из земли ВВ, оказалась «крепким орешком» и поддалась лишь минут через десять, выскочив из вязкой почвы с характерным «чпоком» вместе с затёкшими руками мага. Венедикт плюхнулся на сырую траву и, лязгая зубами от злости, начал растирать побелевшие кисти. Кувшин был пузатым и объёмистым – литров на пятнадцать – с узким, высоким горлышком. Защитная плёнка зеленоватой слизи уже перестала флюоресцировать и медленно стекала с серебряного артефакта, оголяя десятки драгоценных камней, коими был увенчан весь корпус сосуда. Глазки изумрудов, рубинов и других, мастерски огранённых минералов, тускло сияли богатой цветовой гаммой, а геометрия их расположения складывалась в шести- и семиконечные звёзды.
ВВ присел на колени, взял кувшин в руки и, открыв тугую пробку на его голышке, наклонил сосуд над правой ладонью. На огромную пятерню мага выпало два небольших бриллианта, и злость в глазах Чёрного Владыки приобрела лёгкий оттенок досады – слишком уж мало душ оставалось в его распоряжении. Да, порастратился Венедикт в былые времена, пошиковал, сметая конкурентов со своего кровавого пути с помощью сильной и Древней магии. Был у него ещё один непочатый кувшин, но ВВ хранил его, как зеницу ока, приберегая свою последнюю армию падших душ на чёрный день. Он встал на ноги и, ещё раз ударив посохом о землю, протянул левую руку с зажатыми в ней бриллиантами к Луне:
- О, Великая Астарта! Ты отобрала Факел-огонь и Книгу Законов у самого Митры! Разбей же сии сосуды Мрака и впусти в этот мир двух Твоих слуг! И да направит их сквозь свет десница моя!
Слова Венедикта громким эхом сотрясли холодный ночной воздух. Он раскрыл ладонь с камнями, от которых во все стороны ударила паутина небольших жёлтых молний. Грозное лицо мага озарилось электрическим сиянием искровых разрядов, и, в тот же миг, оба бриллианта в его руке звонко лопнули, обращаясь в мелкую пыль. Сверкающая взвесь, оставшаяся от разрушенных минералов, разделилась на два облачка, которые начали быстро темнеть и менять форму. Так, спустя несколько секунд, вокруг левой руки мага струилась уже пара длинных чёрных аморфов, похожих на змей. Венедикт поднёс ладонь, опутанную демоническими аспидами, близко к глазам и, что-то шепнув Навьим отродьям «на ушко», усадил гадов на октаэдр своего посоха. Затем, он взялся за жезл двумя руками, перевернул его изголовьем вниз, и в третий раз со всей силы ударил своим артефактом о землю:
- Войдите же!!!
От точки удара к его периферии огромной невидимой сферой разошлась мощнейшая акустическая волна, а из образовавшегося в земле отверстия к небу метнулась толстая жёлтая молния. Лес испуганно отпрянул от эпицентра свершённого чёрного таинства, треща стволами деревьев и стряхивая с себя полусонных зверей и птиц. Трава на поляне мгновенно пожухла и прильнула к земле. Повсюду падали оторванные ветки, листья и пыль. Поднялся сильный ветер, а Луна стала медленно исчезать за свинцовыми облаками.
- Посмотрим, как ты справишься с этим, Тарисвет. – Ехидно бросил маг в пустоту.
На искажённом осознанием собственного могущества лице Венедикта уже зияла улыбка победителя…
Слесарь Алексей Михайлович Буров пил водку с коллегами во время своего ночного дежурства. Бывший профессиональный боксёр-тяжеловес, перенёсший тяжёлую черепно-мозговую травму, держал в своей «лапе» литровую бутылку «Сретенки» и разливал горячительный напиток по стаканам рабочего коллектива. Ростом более двух метров и весом в двенадцать пудов он прикрывал, казавшийся на его фоне игрушечным, верстак, за которым сидело ещё двое сотрудников завода, горой своих ожиревших мышц, и напоминал Гулливера среди лилипутов. Бригада, в которой трудился Алексей Михайлович, побаивалась своего соработника и старалась ни в чём ему не перечить, а начальство держало этого гиганта только за то, что он заменял дорогостоящую технику, когда нужно было что-то подвинуть или сломать в том месте, где не пролазил трактор.
Когда Алексей Михайлович в очередной раз начал запрокидывать дно бутылки над мутноватой гранёной тарой, его лысая и маленькая голова, которую украшали шрамы от имплантированной титановой пластины, вдруг, повернулась неестественным образом и оставалась в таком положении, где-то, с минуту. Водка продолжала литься на измазанный солидолом верстак, пока с горлышка «литровки» не скатилась последняя капля общелюбимого и дорогого допинга. Рабочие, молча, переглянулись. Затем, Алексей Михайлович выпрямился во весь свой исполинский рост и прошёлся по проглотившей язык публике недобрым взглядом почерневших глаз. Бутылка в его руке с хрустом лопнула, и великан, не говоря ни слова, вышел из слесарки. К большому удивлению работяг, и к не меньшей их радости, Алексея Михайловича больше никогда и никто не видел…
А в это же время, но уже в другом городе, случилось ещё одно похожее происшествие. Так, действующий оперуполномоченный, Василий Алексеевич Романов, тяжёлоатлет-любитель и обладатель первого дана по карате кёкусинкай, «работал» верхом на своей любовнице Татьяне. Женщина была нимфоманкой и из-за постоянного, но не удовлетворяемого, «желания», даже не замечала, как её тазобедренные суставы трещат под натиском ста пятидесяти килограммов очередного визитёра-стимулятора. Пот ручьями стекал с немытого тела опера и орошал Татьяну смердящим душем липкой влаги, но она не слышала и не видела ничего, находясь в трансе от пульсирующей во всём её организме истомы.
Вдруг, Василий перестал выполнять свои монотонные поступательные движения и замер, нависнув над женщиной горой искусственно накаченных мышц и жира. Его голова как-то неестественно повернулась в сторону, а зрачки глаз приобрели иссиня-чёрный цвет. Недовольная Татьяна ударила любовника кулачком в бок и хотела по привычке сказать что-то колкое, что она обычно говорила всем своим мужчинам, которым не хватало буквально «часов пяти» до того, чтобы все-таки удовлетворить ненасытную женщину, но, не успела она и раскрыть рта, как вся туша Василия рухнула на её тщедушное тельце. Где-то с минуту, Татьяна боролась за глоток воздуха, стараясь выползти из-под безжизненно лежавшего на ней копа. Но, драгоценное время прошло, и женщина обмякла, раскинув руки в разные стороны. Жизнь сыграла злую шутку, инверсировав часто встречающуюся мечту идиота: «умереть на бабе». Выйдя из «ступора», Василий встал с дивана и направился к выходу из квартиры, но, остановившись у двери в коридоре, вернулся в комнату. Он поднял с пола джинсы, толстовку и куртку, оделся и, не обращая внимания на неподвижно лежавшую женщину, губы которой уже начинали синеть, вышел вон. На службе Василия Алексеевича Романова больше не видели…
Над восточным краем горизонта Ярославской области уже поднималась тусклая предрассветная аура, когда на обочине дороги, где проспект Авиаторов пересекал реку Урочь, встретилось два «Геракла». Они подошли близко друг к другу, буквально, вплотную, и вросли в землю, встав плечом к плечу. На одном из амбалов была грязная роба, а на другом – кожаная куртка и джинсы. На двоих у них было под триста пятьдесят килограммов веса и около четырёх метров роста. Уровень умственного развития у обоих стремился к нулю, что было на руку Венедикту, так как из слабоумного человека гораздо проще «выпиннуть» его родную душу и заменить её Навьей. А физическое состояние зомбированных мужчин было ещё одним бонусом ВВ, и теперь в его распоряжении было две «боевых машины», готовых своротить на своём пути что угодно, или кого угодно. Навьи воины стали глазами и ушами их «дистанционного» руководителя и не боялись ни боли, ни увечий, ни смерти. Перед аватарами стояло две основных цели: раздобыть Волхварь и убить его прежнего обладателя, а средства не имели для них никакого значения. Так, «терминаторы» постояли ещё с пару минут, как будто прикидывая план дальнейших действий, и дружно двинулись на юго-восток…
Встали рано, ещё до восхода Солнца. Кочубей приготовил лёгкий завтрак, и друзья уселись за широким столом. Борич выпил три сырых яйца с куском чёрного хлеба, а Тарисвет с нагвалем откушали по тарелке молочной рисовой каши. Все пили вишнёвый сок.
Встав из-за стола и поблагодарив Велеса за снедь, Тарисвет, Кочубей и Борич начали собираться в дорогу. Лесовик запихал в свою походную суму старую одёжу – не пропадать же добру – и небольшую бутыль сурьи, давно утерянный рецепт которой Тарисвету всё же удалось восстановить. Кочубей обратился в пантеру и присел рядом с Боричем, облизывая левый бок. Маг подошёл к отправляющимся в долгий путь друзьям, в руках он держал Волхварь. Тарисвет протянул книгу Боричу:
- Ну, ни пуха тебе, ни пера, друг мой.
- К чёрту. – Ответил лесовик, принимая фолиант, и виновато посмотрел на сидевшую рядом с ним пантеру, которая вскинула голову и, забыв втянуть обратно длинный алый язык, недоумённо уставилась на Борича.
Тарисвет взглянул на Волхварь, глаза его на миг вспыхнули зелёным огнём, и книга в руках Борича исчезла.
- Так поспокойней. – Как бы оправдываясь, сказал маг. – От этой Голубиной Книги исходит мощный информационный фон, а непрогляд заэкранирует его на какое-то время.
Тарисвет улыбнулся и, наложив на каждого из друзей Перуницу, обратился к Кочубею:
- Береги Борича и Волхварь, мой верный нагваль.
- Будет сделано, хозяин. – Промяукала пантера и растворилась в воздухе вместе с лесовиком…
Земля, на которой стоял дом Тарисвета, располагалась в Ярославской области на окраине леса, между сёлами Филимоново и Семёново. Из окон его двухэтажного дубового сруба открывался чудесный вид на Ра-Реку и остров Туношенский. Места здесь были тихие, живописные и непролазные, а редко забредавший сюда грибник, или турист всё равно не увидел бы обиталища Светло-серого мага, так как в радиусе полукилометра от резиденции Тарисвета им повсюду были расставлены арканы непрогляда.
Тарисвет сидел в удобном кресле-качалке на широком балконе своей мансарды и наблюдал, как Солнце медленно выбирается из-под тяжёлого купола горизонта. Холодный бриз с Ра-Реки приятно обдувал гордое и мудрое лицо мага, а ласковые лучи Свентовита обволакивали его кожу своим бархатным покрывалом. Где-то вдалеке, над слегка ребристой гладью Великой Русской Реки, парили чайки, а в глубине крон старых вишен, что окружали дом Тарисвета плотным кольцом, озорно чирикали нахохлившиеся воробьи, дополняя всеобщую картину утренней гармонии.
Если небо было чистым, Тарисвет никогда не упускал возможности помедитировать на диск Солнца во время его восхода, или захода. Он, не нанося никакого вреда сетчатке своих глаз, спокойно смотрел на пылающее тело жизнедарящей звезды и наполнялся её нескончаемой энергией, но в этот раз, его «аутотренинг» сорвался…
Над левым ухом совершенно расслабленного Тарисвета что-то со свистом прорезало воздух, и стекло за его плечами осыпалось на пол вместе с опоздавшим на долю секунды звуком первого выстрела. А через мгновение последовала продолжительная автоматная очередь, щедро поливая свинцовыми болидами всю территорию балкона, но Тарисвет уже успел прильнуть к полу, и пули, прошившие деревянные балясины перил, пронеслись в нескольких сантиметрах от спины мага, и с треском врезались в перегородку, отделявшую балкон от комнаты.
Тарисвет мухой нырнул в помещение. Он попытался войти в «боевой транс», но не вышло – слишком внезапна была атака врагов. «Почему не почуял?!» – Мешал ему сосредоточиться ненавистный вопрос. Стрельба прекратилась. – «Хорошо, значит, будут дислоцироваться, значит, есть немного времени». Тарисвет, пригнув голову, бросился к винтовой лестнице, ведущей на первый этаж, но наткнулся на «бронебойный» мае-гери-чудан и отлетел обратно на несколько метров, врезавшись в стену. «Почему не предвидел?!» – Рвал на части голову мага всё тот же гадкий и отвлекающий вопрос. В комнату очень быстро, буквально тенью, вбежало два здоровенных мужика – один с лестницы, другой с балкона – и начался тяжёлый, неравный бой.
Бугай в грязной робе, что, буквально, влетел в дом через разбитое окно, набросился первым и хотел зажать Тарисвета в «тиски» своих исполинских объятий, но маг кубарем проскочил между «ходулей» напавшего, тот час же напоровшись на пинок, враз очутившегося возле него, второго здоровяка – видимо, каратиста – и опять впечатался в стену, сломав себе несколько рёбер. Ураган атаки продолжал набирать обороты, и гиганты, стараясь зажать жертву в «коробочку», теснили хозяина шквалом своих молниеносных ударов к углу комнаты. Тарисвет, чудом уворачиваясь от града «взрыльников» и блокируя их руками и ногами, от тяжести и силы которых его кости слегка прогибались, вдруг, обратил внимание на глаза своих врагов. «Зеркала души» нападавших не отражали никакой «души», в них была лишь пустота и покой, свойственный мертвецам. И Тарисвет, наконец, понял, кто «заглянул к нему на огонёк»:
- Навьи! – Выкрикнул он вслух, блокируя очередную серию ударов.
Найдя «завалявшийся» миг, Тарисвет до предела сжал пружину всего своего потенциала, дал ей «выстрелить», и время замедлило свой неумолимый ход…
К лицу Тарисвета приближались сразу два ботинка: один сорок девятого размера, другой – сорок шестого. Кожа отстала от костей мага, и он ушёл с места атаки, продавливая свинцовыми ногами паркет полов, облицовку стен, лепнину на потолке. Сальто на ступеньки лестницы, сальто на первый этаж, враги далеко сзади. Свёрнутый акинак на полированном столике, развёрнутый акинак в правой руке – «никогда не сниму больше с пояса». Человек в робе сбегает с лестницы, в руках у него укороченный автомат Калашникова, его палец надавливает на курок. Второй в прыжке летит к выходной двери – отрезает пути отступления. Бросок по промежуточному вектору между двух линий атаки. «Хлоп», пауза, «хлоп» – из объятого огнём дула медленно вылетают крутящиеся пули. Удар акинаком, и обе руки «Алексея Михайловича» отделяются от локтей. Стоп. Всё. Иначе остановится сердце. Вихрь времени вновь закрутился с былой силой…
Боль в сломанных рёбрах, сдавленных перегруженными мышцами, пронзила сердце Тарисвета ржавым гвоздём, и он, потеряв драгоценное мгновенье, сразу же пропустил маваши-гери-ждодан от «Василия Алексеевича», от чего у мага чуть не оторвалась голова, и он, перевернувшись в воздухе, в очередной раз вмазался в стену. Тарисвет «поплыл». У него была одна микросекунда, чтобы выбрать – снова войти в боевой транс и, возможно, умереть от разрыва сердца, или побыть ещё немножко «живой грушей». Маг выбрал первый вариант, и Навьи слуги Венедикта ударились о плотную стену воздуха…
«Каратист» представлял теперь гораздо большую опасность, чем детина в заляпанной кровью и солидолом робе, так как имел все члены тела на своих местах, и не дурно ими орудовал. Поэтому, Тарисвет сосредоточился на бывшем опере. Маг рванулся вперёд, воздух кирпичной стеной ударил по всему его телу, но Тарисвет протаранил это невидимое препятствие и из последних сил со скоростью молнии взмахнул своим мечём, отсекая голову летящего на него человека в куртке. Затем, он оттолкнулся ногами от застонавшего пола, крутанул эффектное сальто над несущейся в его сторону ногой безрукого «работяги» и снёс последним ударом своего акинака часть головы «слесаря» вместе с его правым плечом. Враги на мгновение зависли в падении, но потом время проснулось и впечатало их безжизненные тела в пол…
Тарисвет рухнул вместе с поверженными врагами. Он открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, но не смог – все его мышцы свело судорогой. Маг корчился на полу, словно рыба, выброшенная на сушу. Сердце не билось. «Нет!». – Мысленный крик Тарисвета был направлен ему самому, – «Хрен вам!». И Тарисвет использовал последнюю капельку покидающих его сил, чтобы вновь раскружить вихрь Анахаты. И сердце мага забилось!
- Я доберусь до тебя, мразь. – Зло выдавил маг сквозь сжатые окровавленные губы и потерял сознание.
2014-03-27
Продолжение следует…