ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СВОБОДА
… «всякое царство,
разделившееся
само в себе, опустеет;
и всякий город или дом
разделившийся сам
в себе, не устоит».
(Евангелие от
Матфея, 12:25)
Глава ПЕРВАЯ
СТАРОСТЬ
«Чтобы старцы были
бдительны, степенны,
целомудренны, здравы
в вере, в любви, в
терпении:…»
(Послание к Титу Святого
Апостола Павла, 2:2)
1
Вернулся Станислав Прусс в советскую Латвию хворым стариком. Его мать так и не оправилась от свалившегося на нее горя и, неподвижно пролежав двадцать лет, скончалась. Всю свою послевоенную жизнь сестра Мария проработала дояркой в колхозе-миллионере своей волости. Лесопилка, столярный цех, мельница и кузница Станислава долго служили на благо советской власти.
Мария вышла замуж и вырастила троих детей, но умирать ей пришлось в слепом одиночестве в чуждой сердцу квартире трехэтажного дома. Ландшафт села испортили многоэтажными застройками советского периода. На месте родительского дома в живописной усадьбе Станислава возле пруда поставили котельню, которая обслуживала волость.
Воздух родной земли способен излечить любые болезни.
Трудно человеку с мастеровыми руками и деятельной душой вести праздную жизнь пенсионера. На окраине города Даугавпилса в чудесном месте возле небольшой речушки бывший хозяин довоенной Латвии купил неказистый домик с участком земли в шесть соток, которые позволяла иметь в собственности гражданину страны советская власть. Разбил на участке сад, огород и соорудил мастерскую. Своими умелыми руками и неординарным умом собрал станки для работы по дереву и металлу.
Превращая ничем не привлекательный дом во дворец, он вкладывал в мастерство весь свой талант и стремление к индивидуальности и этим успокаивал тоскующую по творчеству душу. Не отказывал в помощи людям, когда его просили сделать ограду на кладбище или починить что-нибудь из техники. Соседи уважали бескорыстного человека за доброту и отзывчивость.
Мастера ценили и помнили и в Республике Коми: однажды самонадеянный мэр поселка в городе Воркуте в пьяном кураже разбил государственную легковую машину. Ему грозили не только партийное взыскание и потеря должности, но и тюремное заключение. И мастер Станислав Прусс отремонтировал легковушку так, что ни одна экспертиза не подкопалась.
Уже живя в Даугавпилсе, он получает из Воркуты срочную телеграмму с мольбой о помощи – очередное чрезвычайное происшествие. Надо выручать: отправляться туда, где провел годы мучительной каторги. Но инфаркт надолго уложил мастера в постель.
2
Восьмидесятые годы двадцатого века…
Деятельная душа требовала проявления коммерческого таланта, и прирожденный хозяин занялся на своем участке тепличным хозяйством. С легкой руки и умелого ведения дела в теплицах бурно росли благоухающие розы, благородные каллы, нежные гвоздики. Хозяйство давало обильные урожаи крупных мясистых помидоров, длинных крепких огурцов. Советские законы создавали всевозможные ограничения в содержании теплиц. Хозяину приходилось идти на различные хитрости, чтобы обойти эти запреты. Несмотря на препоны, Станислав бойко торговал на Центральном колхозном рынке и щедро угощал соседей, друзей и родных плодами своего урожая. Пенсионер Станислав Прусс вел густую, насыщенную жизнь и слыл среди советских частников крепким, сильным хозяином. Его жена Капиталина была ему верной помощницей, а дети восхищались им.
Однажды Станислав торговал на рынке свежими огурцами из своего урожая. День выдался спокойный, ясный. Соломенная шляпа спасала его от ярких солнечных лучей. За годы холода, голода, унижений и непомерного нервного напряжения он потерял свою густую шевелюру и имел совершенно лысую голову.
Сгорбленный низкорослый старик с лошадиным лицом и большим орлиным носом подошел к прилавку Станислава. Он крепко прижимал к груди авоську, из которой торчали бутылка водки и ломоть хлеба. Хриплым пропитым голосом старик попросил:
- Эй, хозяин, будь добр: дай огурчик на закуску.
Хозяин протянул огурец и замер. Внешность этого человека ему кого-то напоминала. У него кольнуло в сердце. Смутные образы мелькнули перед глазами. Он пристально стал вглядываться в лицо старика, и тот вперился в него черными глазками. Они сверлили друг друга взглядом. «Не может быть. Нет, точно он: низкорослый, лошадиное лицо и большой орлиный нос. Впечатляющий образ. Он еще тогда меня поразил. Да, это он – вестник из моего прошлого», - плескались в голове мысли.
- Станислав!? – заикаясь, произнес старик и отошел от продавца.
Покидая рынок, Станислав наткнулся у выхода на валявшегося на земле пьяного мужчину преклонного возраста в мокрых штанах и обрыганной рубашке. У него было лошадиное лицо и большой орлиный нос.
«Я, рискуя своей жизнью и жизнью семьи, прятал в подвале от террора немцев двух коммунистов. А они не замолвили за меня словечка, когда я как враг народа был предан суду. Я правильно думал, что коммунисты пропьют и Латвию и Россию. Все вернется на круги своя. Коммунизм будет повержен». В глубоком раздумье он возвращался домой.
Вскоре после этой встречи к дому Станислава Прусса подъехали зеленые «Жигули». Из автомобиля вышел молодой человек приятной наружности и попросил хозяина навестить больного отца. Тот согласился.
- Ты узнаешь меня. Я Раймонд Аболиньш. Помнишь 1943 год: облаву немцев?
Вестник из прошлого напомнил Станиславу тот эпизод…
Раймонд говорил с трудом. От высокого, крепко сложенного того молодого крестьянина остались в буквальном смысле этого слова кожа да кости. Рак желудка иссушил человека.
- Я умираю и хочу покаяться. Совесть замучила. Струсил, не написал прошения, чтобы тебя помиловали. Прости. Прости…. Испугался за свое будущее, за свою карьеру. Прости за брата, за Язепа: не уберег. Мы попали в немецкую засаду и потеряли друг друга…
Я член коммунистической партии с большим стажем партийной работы. Но, Станислав поверь: не за те идеалы я боролся. Равноправие, братство – всего лишь красивые слова. Действительность противоречит принципам коммунизма. В партию вступали карьеристы, мерзавцы ради своего благополучия. Коммунистом быть было выгодно. Ему чуть ли не все прегрешения прощаются и для него различные льготы: первоочередность на квартиру, в санатории…
- Я согласен, - вставил свое слово и Станислав. – Мою дочь не приняли библиотекарем в центральную научную библиотеку только потому, что она беспартийная, предпочтение оказали коммунистке.
- Утверждаем, что семья – ячейка общества. А на деле непочтение детей к родителям, сплошные разводы. Мы получили свободу менять жен как перчатки. У меня уже третья жена. Во времена независимости Латвии такое было невозможно. Церковь закрепляла брак до могилы, учила детей послушанию и почтению к отцу и матери. Советская власть осудила религию и ведет яростную борьбу с ней, насильно внедряя атеизм. Библия удерживает человека от дурных поступков. Требует жить в чистоте, в человеколюбии. Люди в старые времена были морально устойчивы, старались соблюдать святость. В верхах твердят: «У нас секса нет!» Да, секса нет, зато есть разврат. Разврат в рядах самой высшей власти. Мы построили светлое будущее, где царят взяточничество, поголовное пьянство, воровство. На производстве пьяница чувствует себя королем – круговая порука: предприятию будет минус, а целую бригаду лишат премии, вот и скрывают. В результате тунеядец и труженик равны в денежном вознаграждении. Вот тебе равноправие и братство. Вообще с гордостью заявляют, что пьянство национальная особенность страны.
Чуть ли не узаконенное воровство: каждый несет с работы все, что «плохо лежит». Доказывая, что у нас нет безработных, строим гиганты индустрии, создавая рабочие места, и производим так много того, что не нужно, что и вправду «все плохо лежит», а вот нужного в магазине днем с огнем не сыщешь. Мы завоевали пустые прилавки магазинов. Без блата ничего не купишь и не пробьешься в жизни.
Я разочаровался в советской власти. Мы пропили Латвию, мы пропили Россию. Коммунизм строят не те люди.
Признание партийного работника потрясло бывшего хозяина, обиженного советской властью. Сам он критически относился к ней и в спорах со своим другом не сдерживал свои эмоции.
Станислав признавал, что на его убеждения во многом оказывает влияние пережитая обида, обида за перенесенные годы гонений, годы холода, голода, унижения, потерю того, что было для него свято, того, что он любил и ценил. Раймонд воевал за советскую власть и был у руля этой власти.
3
Своей энергичной деятельностью в тепличном хозяйстве Станислав заразил и друга – Михаила Григорьевича Огурцова, с которым его связывали годы каторги на Крайнем севере, а в настоящей жизни соседство домов.
Старики жили воспоминаниями о прошлом и спорами о политической действительности мира.
Воркута – город высланных семей, сломанных судеб. Повсюду пестро звучали немецкие, польские, латышские, украинские, татарские, русские фамилии. Пестрота была на производстве и в школе, где учились их дети. Семьи коренной национальности Севера можно было сосчитать по пальцам. Всех жителей сплачивала одна беда, одно страдание – оторванность от родного края.
У всех общие слезы от пережитых несправедливых унижений, мерзкого холода, жуткого голода, оторванность от могил предков. Все жили необычайной жизнью, где не было места алчной жадности, черной зависти, подлой лжи, холодному равнодушию, а была теплая дружба, всеобъемлющая любовь и удивительное сострадание.
В доме, в котором Станислав жил после освобождения, жильцы составляли одну семью. Вместе встречали праздники и дни рождения. Когда провели водопровод, он установил в своей квартире сделанную им из оцинкованной жести ванну. Это была единственная ванна во всем доме. И все по очереди мылись в ней. Суровый климат Севера объединил бывших заключенных и их охранников.
С «хрущевской оттепелью» многим стала неприятна вечная мерзлота, атмосфера Крайнего севера сдавливала дыхание постаревшим переселенцам, а их душа рвалась домой. Покидали холод и бывшие охранники сталинских лагерей.
Заработав северную пенсию, Станислав вернулся на родину. Охранник лагеря, в котором он был заключенным, поселился в Даугавпилсе по соседству с ним.
Михаил Огурцов был поборником советского строя, ярым сторонником коммунистической партии. Между соседями часто разгорался спор.
Станислав поддерживал веками, установленную американскую систему государственного устройства общества. Он хвалил Америку за ее силу и мощь, и влияние на политику мира.
- Вьетнам – позор Америке, - бросал укор ему в лицо Михаил.
- А Афганистан – для Советского Союза, - кидал в ответ Станислав.