Наука и Жизнь или Третий сон Евгения Павловича

Шабалин Евгений
В сырой осенний вечер на моей даче у камина сидел какой-то старик. Может быть, это был я сам, а, скорее всего, - один из тех одержимых, которые всё ещё пытаются проникнуть в тайну хитроумного устройства мира, спуститься в темную завлекающую пропасть, хранящую эту тайну на дне своем. Но с каждым шагом вниз эта пропасть всё больше походит на бездну, и в ней безвозвратно пропадают искатели абсолютной истины. И лишь узкий круг широколобых продолжает этот бесплодный поиск Библии Науки… 

Зима ещё не наступила, но было темно и холодно. Электричество отключили ещё месяц назад, а вчера закончились дрова. На полу колебалась бледная тень сгорбленного старика. Ученый работал при мерцающем и угасающем свете камина, в котором горел дачный плетеный гарнитур, подаренный мне коллегами давным-давно в честь защиты диссертации. Вот догорела последняя вещь из гарнитура - мой любимый письменный стол.  Старик продолжил работу, сидя на полу и держа на коленях папку с листами, исписанными сложными формулами. Решение фундаментальной проблемы - создание суперстандартной модели Вселенной -  близилось к концу.    Ещё немного тепла – и труд его жизни будет завершен. Но в камине остались только раскаленные угли, руки дрожат от холода, знак равенства под пером превращается в символ приближенности, минус – в плюс, а плюс скорее похож на икс...
 
Старик вспомнил, что где-то на чердаке лежат старые журналы моей юности – Наука и Жизнь, Знание – сила. «Наука действительно стала моей жизнью, а вот знание сил не прибавило» -- с грустью подумал старик. Он собрал жалкий их остаток, поднялся на чердак и сбросил вниз годовые подшивки.  Журналы горели плохо.
Ученый догадался рвать томики на части – так они горели ярче. В одном из журналов в глаза бросилась набранная крупным шрифтом, ещё различимым при свете мерцающего пламени, известная фраза, сказанная когда-то академиком: «Нет фундаментальной и прикладной науки, вся наука –прикладная, рано или поздно любое научное достижение послужит человечеству».

Догорел последний том «Науки и жизни» ... Холод проник в мозг ученого. Стало темно, исчезла даже бледная тень светлого прошлого. Зажглись синие огоньки – недогоревший углерод превращался в смертельно-ядовитую окись, и уже не мог освещать человеку дорогу к истине…

Я падал в темную бездну….

Внезапный порыв ветра раскрыл форточку, подхватил один из листов рукописи и понес в жерло камина… Вспыхнувшее на миг пламя вывело замерзающего Ученого из забытья.  Его дрожащая рука потянулась к драгоценной рукописи, пытаясь защитить её от ветра. Но свирепый ноябрьский ветер оказался живее и срывал листки рукописи один за другим, будто сама природа отнимала у человека его последние надежды на раскрытие её тайн. Камин жадно заглатывал порхающие лепестки бумаги, и с каждым листом уникальной рукописи усиливался поток оживляющего тепла. И вот уже весь гениальный труд горит ярким пламенем, согревая умирающего творца его….


Очнувшись от кошмара в холодном поту, я увидел себя сидящим в уютном плетеном кресле, а в камине горели подшивки старых научно-популярных журналов. «А ведь академик был прав – ничто не пропадает даром…» - пришла в голову кощунственная  мысль.

А темная дачная комната озарялась через окно яркими разноцветными сполохами – беззаботные горожане в этот вечер радовались фейерверку, устроенному по случаю Дня Физика… Им не было дела до моделей Вселенной: их нервы будоражили новые модели гаджетов, ради них они опустошали свои карманы. Не задумываясь или не сознавая, что чудеса эти созданы трудом научно-технической мысли и оплачены изнуряющими поисками Абсолютной Истины.