(При чтении представьте яркую личность
вроде Владимира Вульфа, Эдварда Радзинского, Никиты Михалкова).
Горделиво подбоченясь, Троекуров поставил ногу на огромный трухлявый пень. Нога тотчас по колено исчезла в податливой мшистой древесине. Несмотря на приключившийся конфуз, именитый экскурсовод продолжал увлекательный рассказ. Лишь едва заметно смутившись, он всем своим видом мастерски показал совершенную естественность своего положения и владение ситуацией.
- Этот неприметный пень, некогда бывший могучим раскидистым вязом, ныне заставляет усомниться в исторической принадлежности этих мест. А, меж тем, именно в тени ветвей этого вяза в тысяча восемьсот... совершенно верно, да, частенько сиживал, а порой и пописывал,.. нет, молодой человек, позже, наброски будущих произведений, знаменитый русский поэт, основатель школы, да-да, тот самый, вот Вы знаете, это приятно. Нет, зачитывать мы будем позже.
Кстати, у него не было мобильного телефона, которые я попросил обесточить ещё в начале, мнэ-э... лекции. Однако, вовсе не это обусловило рождение таланта в нашем любимце муз. Но посмотрите вокруг...
(Тут гид обвёл окрестность гостеприимным жестом руки, отчего нога, словно ожидала этого, осела чуть глубже, но он даже не заметил этого).
- Ведь именно здесь, - продолжал рассказчик,- родились знаменитые строки:
"Я Вас любил, в любви мы и расстались,
Поник от Ваших слов мой розовый физалис..."
...помните, да? Как глубоко, сколь самобытно это звучит, особенно в наши дни. А ведь он написал это в неполных двенадцать лет!
О, сколько современников оплакивало тогда безвременный уход юного дарования, будущего столпа русской поэзии,.. в лес. Искать отправилась вся дворня. Безутешный отец томился в полумраке бани и лишь горничная Глаша, с переменным успехом, удерживала барина от всех тяжких. Мать, не находя себе места от горя, приказала подать долго пить. И, о чудо, спустя несколько часов, мальчик вернулся сам, с листом бересты, на котором проступали строки первого шедевра. Никого не встретив в усадьбе, ребёнок так и задремал на кушетке, в гостиной. Наутро его нашли, выдали розг и посадили за уроки. Папенька, от нахлынувшего приступа счастья так вспотел, что отправился в мыться в баню, маменька же, на радостях, приказала подать долго пить.
(Во время этого повествования, экскурсовод попробовал опереться на левую ногу, чтобы освободить правую, из коварного пня, но в результате сел. Уже обе ноги по колено скрывал мох, а научный сотрудник не сдавался).
- Это лишь одна страничка из ранней жизни поэта, но были и другие. Со школьной скамьи нам знакомы его произведения. Будучи, поистине, певцом Природы, убежав от шума и блеска Петербургских балов, наш герой удалялся в своё имение, в милую сердцу Сосновку и предавался воспоминаниям. Невнятным младенческим лепетом, босоногим шлёпотом прибегали отрывочные воспоминания детства о манной каше, о рыбьем жире, о няне - Алине, которая укатывала его до анютиных глазок, что росли то тут, то там в лесной чаще и укачивала его, покуда на глазах... не уснёт.
Более отчётливы были воспоминания об отрочестве. В нём, разнообразие событий соответствовало множеству запахов, да, такую забавную игру придумал себе мальчик. Итак, неспелые яблоки и крыжовник пахли почти одинаково, особенно если не помыть, деревенские заборы и крыши пахли йодом, учёба в гимназии иногда попахивала озоном, но уже дома, а некоторые мальчишеские затеи заранее отдавали керосином, поэтому смышлёный ребёнок в них не участвовал.
Память юности поначалу пахла только мёдом и сеном. Она была дочерью деревенского пасечника и всё было хорошо, покуда через положенный срок эти воспоминания тоже ни запахли и керосином, и крыжовником с яблоками, и на орехи осталось. Особенно когда выяснилось, что в соседней Дубиновке у Настеньки есть жених-кузнец. Ничего не поделаешь, любовь есть любовь и папеньке пришлось откупиться за сына, а для дальнейшего и безопасного взросления единственного чада отец выписал гувернантку-француженку, всего на пять лет старше сына. Вскоре в память юноши вернулись мирные запахи французских духов, сеновала, сосновой коры и накрахмаленных простыней.
(Троекуров говорил уже оперевшись на локти и, хоть его бОльшая половина находилась в пне, повествование шло столь же непринуждённо).
- Каждая пора в жизни человека проходит, порой знаменуясь яркими вехами, которые чудесным образом разнообразят всю картину человеческого бытия. Не избежал сей планиды и наш герой, каждым своим произведением внося вклад в мировую культуру. Взять к примеру, известную не только у нас, но и за рубежом поэму "Пуля", написанную уже в значительно более зрелом возрасте, когда Имя и Отчество русского гения уже произносили с большой буквы. История этого произведения, надо сказать одного из последних, началась здесь же, в Сосновке. Поэт, с ближайшими друзьями, обыкновенно после охоты, подолгу засиживались осенними вечерами за партией в преферанс. Тем более что имение пустовало, ведь маменьке семейный врач приказал долго не пить и она, уж десятый год как, находилась на излечении в клинике, в Бадене. Отец семейства, будучи не в силах вынести разлуки с любимой супругой, собрал не скромный скарб и двинул коней,.. в Париж. Так что, в имении действительно было по осеннему пусто и лирично.
Согласитесь, эта лирика, этот романтический дух прошлого, сохранились и теперь. Не только в произведениях поэта, но и в самом убранстве здешних мест.
(Троекуровский подбородок уже лежал уже на, сложенных калачиком, руках, так что казалось будто движется не нижняя, а верхняя челюсть рассказчика).
- Теперь Вы понимаете - почему нельзя вырубать этот лес? Это же преступление! Преступление против русской словесности, против самой памяти русского языка! Мы никогда не простим себе если...
Троекурова перебили ещё издалека. Человек в строительной каске и оранжевом жилете, с папкой в руке, энергично приближаясь, довольно громко сокрушался:
- Боже мой, Троекуров, опять Вы за своё?! Да вытащите же его кто-нибудь! Скорее, чего Вы ждёте? Там песчаный плывун!
Слушатели, словно опомнившись от гипноза, суетно стали хватать гида за руки, вытягивать, спасать человека. Какая-то женщина "бальзаковского" возраста, оказалась в числе спасателей рядом с человеком в каске и, кряхтя, спросила:
- А Вы сам-то кто?
- Я - прораб! - усердно стараясь, ответил тот. -У нас план по лесозаготовкам, а через год подряд на лесопосадки.
- А он кто?
- Этнограф, мать его! Подписи собирает, вот, пень привёз на этот раз еловый, ишь, спектакль устроил! Да про этого поэта дальше нашей области никто и не знает! В краеведческом музее два фото, да листок с каракулями, а Троекуров, видать от безделья, с глузду съехал, кампанию развёл - "наследие", "Сыны Отечества", "птенцы Державина"... Одно слово - фанатик!
(Троекуров уже был извлечён и кутался в плащ, одолженный одним сердобольным экскурсантом, поскольку брюки, носки и ботинки, неожиданно ставшего одиноким энтузиаста, остались в грунте).
- Так это что, всё... не правда?! - спросила женщина.
- Ну почему, правда конечно! Хотя и не всё. Стихи у него хорошие, спору нет, но, согласитесь, такие подробности не добавят чести ни нашему поэту, ни нашему району. Так что Вы, как в следующий раз по Золотому Кольцу поедете - лучше, того, без гида езжайте, купите книжку. С этими фанатиками одни приключения!
Июнь 2014.