Оккупантские дневники. Накануне русского похода

Владимирович86
      1-ый корпус «Великой армии» формировался на севере Германии, и о целях этих приготовлений можно было только догадываться. Слухи о близкой войне с Россией ходили уже довольно давно. Войска и припасы перебрасывались в Германию. Во Франции и союзных государствах производились новые рекрутские наборы. Я был вынужден оставить работу на нашем семейном винограднике и отправиться в армию. Хочу опустить здесь обстоятельства моего расставания с семьей и с родными местами, чтобы не переживать заново эти тягостные чувства.
      Вместе с другими новобранцами, я был направлен в Оснабрюк — старинный германский город в Тевтобургском лесу, где некогда германцы Арминия разбили три римских легиона и прекратили притязания Рима на зарейнскую Германию. А в позапрошлом веке здесь был заключен Вестфальский мир, который завершил Тридцатилетнюю войну.
      В Германии я провел всю зиму 1811-1812гг. Тоска по дому постепенно отпускала. Мне очень нравился Оснабрюк, особенно его старый центр, ратуша и церковь в романском стиле, живописные парки и невысокие холмы, поросшие огромными ивами. Местное население было очень учтивым и трудолюбивым. Женщины по воскресеньям пекли на продажу кремовые пирожные - громадные, как колеса, настолько, что даже вечно голодным солдатам с трудом удавалось их съесть.
      Я с тоской покидал Оснабрюк, когда пришел приказ выдвигаться далее на восток. Война с Россией становилась делом все более ясным; войска переходили с Рейна на Эльбу и далее, к Висле. Вся Германия той весной была запружена бесконечными воинскими колоннами, обозами, артиллерией.
      Часто мы ненадолго останавливались в городах. Что плохо в Германии — почти нет вина, к которому мы так привыкли на родине. Однако, в трактирах здесь подавали очень хороший ликер. Я не хотел себя чувствовать солдатом среди побежденного народа, и это приводило меня к некоторой отчужденности, вызывая чувство стыда. Я часто думал, что несу ответственность за неудобства здешнего народа, который повсюду встречал нас с оттенком незаслуженной ненависти. Мы ведь и здесь, в Германии, были незваными гостями. Поэтому, когда мы прошли Германию и оказались в Польше, я испытал некоторое чувство облегчения.
      Через полноводную в апреле Вислу мы переправлялись на больших лодках. Серые воды реки вздымались волнами под весенним ветром, несли на себе клочья белой пены.
       Польша. Страна, чью независимость мы восстановили. Вследствие чего, здесь можно было ожидать более радушного приема, нежели в Германии. Но вдоль дорог мелькали лишь бедные лачуги, возведенные на глинистых или песчаных почвах. Унылые места. В отличие от живого, разговорчивого народа в Оснабрюке, люди здесь казались более спокойными и осмотрительными. Их особенно заботили хорошие манеры — словно бы все они были дворянами. Французские солдаты, естественно, проявляли особый интерес к женской части населения. Можно было легко убедиться, что у славянских женщин есть несравненное очарование. Если французские девушки у меня дома, в Бургундии, были в основном темненькими, то здешние были светловолосыми, с голубыми или серыми глазами. Если женщины Оснабрюка и вообще северной Германии, из-за их лютеранской веры, отстраненно ведут себя с мужчинами, то здесь можно было видеть радостную беззаботность. В огромных количествах наши солдаты уступали очарованию  красивых польских девушек.

                Кристоф Кокар, 111-ый линейный полк            






        Темно-синяя форма с иголочки, красный ворот, красные выпушки по мундиру, желтые обшлага, двойной красный лампас по брюкам, конфедератка с султаном на голове. Пика с флюгером, сабля, карабин. Довольно быть бакалавром права, долой скучный университет. Польша зовет! Я записан в уланы 8-го полка Великого герцогства Варшавского. Наша родина, разбойничьи разделенная москалями, немцами и австрияками, восстает из пепла! Император Наполеон, разбив наших врагов, воссоздал польское государство. Немцы и австрийцы уже отдали отнятые польские земли. Настал черед потребовать свое у России. Князь Юзеф снаряжает войско на помощь Наполеону в его походе на восток.
        Молодежь валом валит в армию; от желающих отбоя нет. Некоторым приходится даже отказывать. Все горят желанием поучаствовать в восстановлении отечества. Отпрыски родовитых семей, Сапеги, Радзивиллы, Оскерки и многие другие из славных старинных родов идут в офицеры кавалерии. Наши уланы - лучшие в мире. Мы, поляки, суть потомки древних сарматов, а они — непревзойденные конники.
        Рекрутские наборы шли последние два года по всей Польше. Снарядили полтора десятка пехотных полков и примерно столько же кавалерийских. Теперь, обученные и снаряженные, спешим поскорее в дело. За этим не станет — война уже на пороге. Война за возрождение Польши.
        Люблин был нашим местом пребывания в эти памятные дни перед началом русской кампании. В городе стояло много полков. Все томились в ожидании.
        Однажды я взобрался на колокольню старинной церкви. Оттуда я мог видеть вспышки и дым пушечных выстрелов в поле, но то были лишь упражнения. Ветер доносил и звуки ружейной стрельбы. Ходили слухи, что русские могут вторгнуться в Герцогство Варшавское, и что наше здесь присутствие вынужденное, ради защиты нашей страны.
        Внизу, в городе, начинался обычный мирный день, суета. Люди спешили по своим делам. Местные жители были добропорядочными, гостеприимными и трудолюбивыми людьми. Они охотно оказывали всевозможную помощь. Мы были окружены вниманием и любовью здесь, на нашей земле.
        В последний вечер перед выступлением городская община выставила нам бочонок вина, позаботившись, таким образом, о нашем праздничном настроении в канун начала кампании.         
        Перед отправлением из Люблина полк был построен на ратушной площади, в парадной форме, под знаменами с Белым орлом. В костеле отслужили молебен. Сопровождаемые ликующими криками толпы, мы двинулись на восток. Еще Польска не згинула! Первые шаги на пути к победе!

                Роман Крыховяк, унтер-офицер 8-го уланского полка






         Депо нашего полка находилось в Утрехте. Было верным решением избрать для него именно это местоположение. Город, расположенный на Рейне, с его веселым ритмом жизни и культурными достопримечательностями, прекрасно подходил для жизнерадостных голландцев. К тому же, многие были родом из этих мест.
         После нас перевели в Рейнланд. Здешние места были ничуть не менее живописными.  На всем пространстве между Пирмазенсом и Саарбрюкеном чередовались крутые скалистые утесы и средневековые разрушенные замки со старинными деревнями виноделов. Они выглядели особенно прекрасными сейчас, в весеннюю пору, окруженные пышно цветущими фруктовыми садами. 
         Переход через Германию на восток был стремительным. Менее, чем через месяц после расставания с рейнскими землями, мы получили ордер на постой в одном из небольших городков Восточной Пруссии. Наши офицеры поселились в центре, вблизи рыночной площади. Это был один из широких, вымощенных булыжником рынков, столь типичных для этих мест. В центре площади стоял памятник одному из многих замечательных людей, которых Восточная Пруссия подарила миру. Памятник стоял посреди клумбы, засаженной астрами.
         Здесь прочие батальоны нашего полка соединились с нами.  Полковник Ардио, хотя он и француз, на радостях от встречи, приказал зарезать пару свиней, угостив затем всю нашу роту мясом. А в дополнение к нему было еще и пиво. В свое время он купил маленький бочонок в Вюрцбурге. Все время перехода он хранился в обозе среди вещей полковника.
         В общем, в канун начала кампании мы жили весело и были полны оптимизма.
                Ферх, 124-ый голландский линейный полк   






        Я — невольник. Трудно представить себе, что в новейшее время, когда работорговля становится дурным тоном даже в Африке, она вдруг появится в Европе, и людей станут ловить в рабство. Когда Наполеон своей прихотью присоединил к Франции ганзейские города, мы, их жители, вдруг в одночасье стали французами и обрели обязанность служить в его армии. Чудовищу нужно было новое пушечное мясо. Для войны в Испании, для новой войны - в России. Добровольцев не было. Молодых немцев забирали насильно, устраивая облавы в городах и селах. Можно было просто выйти из дома за хлебом и не вернуться. Партии несчастных рекрутов конвоировались к месту службы отрядами французской кавалерии. Некоторых доставляли в полк в кандалах.
        Я хотел возразить французскому офицеру, находя обращение с нами неподобающим.         
- Кто ты такой?! - гневно закричал на меня он, - Ты, наглый невежа, сопливый маленький выскочка, ты что о себе возомнил?! Я тебе устрою такое, что век будешь помнить!
        Таким было обращение французов с нами. Сплошное надругательство, сплошная грубая сила.
        Некоторые рекруты пытались бежать и дезертировали. Кому-то удавалось. Но тем, кого ловили, предстояло страшное. Одних расстреливали. Других направляли в имевшиеся у французов «штрафные» полки, составленные из дезертиров, уголовников, а также насильно завербованных испанцев и португальцев. Нравы в этих частях стояли дикие. Избиения, убийства, изнасилования физически более слабых сильными, не говоря уже о кражах и грабежах. Офицеры не могли ничего с этим поделать. Мне не хотелось попасть в такую часть, поэтому, на побег я так и не решился. Хотя по дороге к Неману наш батальон изрядно поредел из-за дезертирства.
        Кстати, батальон наш был совсем новым, недавно образованным из подобных мне невольников - ганзейских немцев. Лишь офицеры у нас были французами. 
- Почему ты не отдаешь мне честь? - так встретил меня один из них, - Ты не желаешь этого делать, да?
        Я действительно опоздал с отданием чести, и был за это наказан внеочередной порцией шагистики. Нас вообще муштровали нещадно. Все это сопровождалось неизменно грубым обращением. На что рассчитывали французы, обращая солдат в рабов и озлобляя их? До сих пор не могу этого понять.       

                немецкий рекрут "Великой армии"            






        В Дрездене, этой прекрасной «Флоренции на Эльбе» мы остановились на несколько дней. Столица и самый красивый город Саксонии, куда мы прибыли ранним майским утром. Расположившийся у излучины Эльбы город, почти сплошь состоявший из архитектурных памятников, окружали живописные, поросшие лесом холмы.
        Передвигались мы по военным меркам медленно. Но мы были родом из глухих  захолустий северной Италии, все нам было интересно, посмотреть было на что, а что до России — подождет, никуда не денется!
        Мы, итальянцы, привыкали к немецкой кухне. Полковой интендант прислал нашей роте пива. Мы сами приготовили жареные колбаски и сосиски. Немного пива или стопки ржаного виски обычно было достаточно, чтобы рассеять любую тоску. Мы пользовались этим, пока стояли в городе. Цены приятно радовали нас. Бутылка пива в таверне стоила двадцать пять пфеннигов; коньяк стоил двадцать, а стопка виски — десять пфеннигов.
        Словом, все были очень довольны постоем в Дрездене, как вдруг пришел приказ спешно выступать далее на восток. В Дрезден же назавтра должен был прибыть сам Наполеон, чтобы устроить смотр своим войскам и свидание своим вассалам — европейским монархам. Наше присутствие было излишним, и нас удаляли подальше.
                Фузер, 106-ой линейный полк






        Польша! Зеленые луга и долины, покрытые свежей листвой сады. Работники на полях, женщины и девушки нам приветливо махали руками. Страна, бывшая недавно побежденной и разделенной, ныне славным образом восстановленная.
        Чем ближе к русской границе, тем, однако, становилось тоскливее. Равнина и дальние холмы рисовали картину скудного ландшафта. Маленькие деревни и низкие, простые дома. Непролазная грязь после дождя, из которой с глубоким равнодушием к судьбам мира выползали тощие свиньи, обнюхивая воздух в надежде чем-нибудь поживиться. Заброшенные сады между городами и широкие улицы в Белостоке. Это последний город в Княжестве Варшавском. Скоро Гродно, там начало войны.
                польский улан о 1812-ом годе






        Вместе со всем корпусом Даву, наш полк стоял в Мариамполе, в одном переходе от Немана, бывшего русской границей.
        Я любовался красотами сельской местности Польской Пруссии. Мне она запомнилась, прежде всего, темными лесами, зеленью и чистой водой озер и рек. Также в окрестностях располагались небольшие городки с памятниками прошлого. Среди них, там встречались и памятники Фридриху Великому, или «Старому Фрицу», как его называли немцы. В деревнях на улицах было множество берез; березы росли и вдоль дорог, ведущих к усадьбам. Везде были речки и озера, цепочка которых, ярко сверкая на солнце, тянулась за самый горизонт.
       Старые замки польской шляхты запустели, никто не ухаживал за парками, но породистые лошади, которые являлись гордостью округи, все еще водились у местных жителей. В костелах все еще звонили колокола, напоминая людям о вечном, но очень часто в последнее время их звон заглушался барабанным боем и топотом солдатских сапог.
       Польские трактирщики в старых переулках были неприветливы, но вскоре они оценили нас как хороших клиентов. Очевидно, за нашу платежеспособность, и не только при покупках выпивки. И еще за наше безупречное поведение. Наличие кур, омлетов, говядины, приготовленных на местной кухне, всегда давало нам повод что-нибудь отпраздновать.
       Ротная свинья, которую мы начали откармливать кухонными отбросами еще зимой в Эмдене, в полковом депо, была уже весом со слона, и наши умельцы готовили ее к празднику, коим могло стать и начало кампании, и решительная победа над русскими где-нибудь под Вильно. Война не должна была быть долгой, мы в это верили. О вине для грядущего празднования наших успехов можно было не беспокоиться, потому что нам доставили его из Франции сколько угодно и самого лучшего качества. Началась оживленная меновая торговля — меняли у местных жителей вино на гусей и другую птицу. Из окрестных озер мы сами ловили рыбу.
       Таковы были последние дни перед переходом Немана.
                Шателан