Рис. В.Я.Ситников
Тропою мглистой и таинственной,
Когда сольются два в одном,
Слизняк, плешивый и воинственный,
Проникнет в твой Причинный Дом.
/Нострадамус/
Не нашедшая своего пути утонченность, вырождается в обыкновенное ехидство.
Утренний Хорал
И Ленин такой молодой
И Сталин такой молодой
И Хрущев вполне молодой
И Брежнев такой молодой
И Кастро, хотя с бородой,
да и не совсем вроде наш... но ладно
И Черненко (да, был и такой)
И Андропов (свят! свят! свят!)
И... И... И...
И Горбачев такой молодой
И Ельцин лихой-удалой
И... И... И...
И Пальцин такой озорной
такой лалала-ла-ла-ла! Кода.
за водку — поменяю в доме проводку
за сырок — побелю потолок
за компанию — огород перекопаю
а за доброе слово — приду к вам снова
БЛЮЗ
Белый фосфор ночей
Посвист злых кирпичей
Злобный срач майданутых врачей...
А любовь это яд
А любовь это ад
Где светильники лилий и локоны темных наяд... и т.д.
Сказала мама:
"За водой с утра пойду".
А я услышал:
"Трамадол! Гори в аду..."
обама к майдану походит
высокую ноту берет
веселую песню заводит
о путине что-то поет...
Я видел как слепой крадется в магазин,
ощупывая палочкой дорогу.
А ночь темна. Пустыня внемлет Богу.
Столкнулись мы. И он сказал: "Кретин!
Ты что, слепой?" И я сказал:
"Немного".
Молчанье прозвучало громогласно!
Молчи, молчи -- за умную сойдешь.
Пускай иной глядит подобострастно,
а нет -- пойди морочить молодежь.
Кошечки умные-умные, да,
об одном их спросишь -- на другое ответят.
А коты-то глупые-глупые,
все только метят и метят.
раскурлыкался старый котейко
похотливые очи возвел
а на неби все Бог белотельный
да Его аспективный Козел
правды нету! -- как сказывал практик
и мечтатель, Некрасов-поэт --
ни в одной из возможных галактик
от Земли отдаленных планет
ну а нам-то ее и не треба
только б длились кудрявые сны
да в полях синегубого неба
колосилися струпья луны
РЕЗИНОЧКА
Истлела эластичная прокладочка
на старой кофеварочке моей.
Ах, где бы взять резинку односвязную,
да заменить чтоб старую, ей-ей...
Гомеоморфно равную, трехмерную,
из каучука веского куска?
Хожу кругами сонною химерою.
Нет кофе без резиночки, — тоска.
Как чудище, что обло и бессмысленно,
лежать, уставясь в люстру, на ковре,
раскладывать пасьянс Пуанкаре,
да кофе смаковать. Хотя б и мысленно...
От усталости только одной,
он не в силах суть текста понять.
Вот и пишет и пишет все, как заводной:
Расстрелять... Расстрелять... Расстрелять...
Сказал отец: я старше и умнее
А сын сказал: а я зато сильнее
И больно папе зарядил по роже
На стуки, вопли, крики возмущенья
Вбегает мать ногами в помещенье
И говорит: нельзя же так, Сережа!
Особенности гастрономического восприятия: от свиных сарделек меня бросает в жар; от кислых яблок лик покрывается хладной испариной; огурцы же вызывают в теле неизъяснимую докучливую истому.
ПТИЧКА
Чтобы чибисы летали и цветов смешные попки...
Мелкотравчатая птичка невысокого полета
Скинь мне личико на личку дабы было мне хоть что-то
Не баландою ж словесной прихлебателя насытить
И пускай твой друг болезный на эмоции изыдеть
Чтобы было мне что видеть, а не смыслов поволока
Бороденка накладная голливудского Пророка
Дуешь на компоты спекшись на селедочных молоках
Мы из разных тест - оладий с кексом - вечная морока
Страшный сон анахоретки - птичку выпустить из клетки
Не хватает то ли плетки, то ль спасительной таблетки
Пусть не усыхают ветки от поклонников/поклонниц
Мемуары от покойниц - дивный сок из табуретки
А еще в заветной папке - чушь собачья, лапки птичьи
Нитки-латки-кнопки-тряпки да секретики девичьи
Окончена пора любить,
Настало время ненавидеть...
А так хотелось бы забыть.
Не знать. Не чувствовать. Не видеть.
Предательства размерен труд,
Но только плод не столь уж сладок —
Найти свой виртуальный труп
На празднестве куриных кладок.
А после — брату объясни,
Кровь стряхивая с ятагана,
Как ты всегда хотел быть с ним,
Но обернулось как-то странно...
Что хорошо б переиграть,
Когда б обстоятельств бремя...
Для покаяния есть время,
Но где здесь время — умирать?
Иосиф молча мочился в костер
Ирод длань свою распростер
Но до Египта, да по снегУ,
Редкая птица в окно гу-гу
Халдеи, кратные до троих
(редкая сука припомнит их)
Боком входили, тень их числа
Воссоздала на стене козла
Козел восхрюкнул, чуть воспарил
И светлые оченьки отворил
Сытое рыло просунул дверь
Сказал: Раболепствуй. Юродствуй. Верь.
исходя перекосилась
облечительная речь —
то, что с языка просилось
лучше к языку припечь
не таврюгой, но научным
чистым лазирным лучом
а кто будет шевелиться —
припечатать кирпичом
чтоб велительные знаки
перемотаны в курсив
успесивелись, собаки,
кончик хвостика кусив
пусть поеты пьют свободно
из небесного жерла
и поют — кого угодно —
если Муза умерла.
черная смородина
красная морковь
спи моя пародия
на саму любовь
светом обожаемы
им обожжены
лишь изображаем мы
что пьяным-пьяны
так пускай за окнами
свет меняет мгла
вьются в снежном коконе
нежные тела
бесконечно юные
как сама любовь
...черная смородина
алая морковь...
лишь бы шуткой нервною
не рассеять свет
и узнать: здесь не было никого
и нет
Лечи подобное подобным:
Пороком истреби порок,
На ладан дышащий цветок
Воздуй дыханием загробным!
* * *
"Слоится воздух хрупкого апреля.
Он душу будоражит. Он зовёт
В хрустящие чащобы краснотала".
АНДРЕЙ АЛДАН-СЕМЁНОВ
в берёзах сок — как в банках — беспробуден
а уж влечет, во что бы то ни стало,
отринув мир, в чащобы краснотала
уйти. и голова звенит как бубен
и журавли роняют стон напрасный
на сонные лесные перепутья —
иду по лесу, весь от солнца красный,
и таволги обламываю прутья.
там, у смолистой вешки, на опушке,
где только воздух как слюда слоится,
сидят, как у подъезда, две старушки,
и говорят: "Молодой человек,
мы щас милицию вызовем".
ЭХИВЕРИЯ
Эхиверия, сорной долины цветок,
как пригож ты и толст, и казист!
Увидав тебя, возглас восторга исторг
из груди своей натуралист.
Мимо клабища шляться горазд по ночам,
он, забредши однажды в кювет,
увидал тебя там, и воскликнул: "Анчар!"
Но потом присмотрелся: ан нет...
Но еще присмотревшись внимательней, он
раскусил твой невинный секрет. -
Эхиверия, лунной ночи лампион,-
бородавчатый ты бересклет!
* * *
...пока из общая тарелки
найденыш воровал котлетки,
за оным, пакостны и мелки,
следили с веток ватны предки
на хитром празднуя еб@ле
всепонимания оттенки,
то шти из топора хлебали
то самогон из финской стенки
а то, в движении неловком,
давясь березовой корою,
его, паскуду, по головке
плешивой гладили порою
как глупой старости подспорье
растили паренька любовно,
а наш пострел-то вырос вскоре
и расстрелял всех поголовно
......
* * *
пока россия на коленях
не отдуплилася как след
убийцы скрылись на оленях
оставив украинский след...
пока в гнилых потемках раком
все скрепы шарила она
светился круп ее столь лаком
для удалого чабана...
о вечном великодержавьи
пред взором проносились сны
и судьбы родины решали
кавказа гордые сыны...
Если копать достаточно глубоко, рано или поздно, невозможно не докопаться до того, что и сейчас лежит на поверхности.
/о ценности аналитики/
К ПОЭТУ
Пойми же наконец-то: ты — Поэт.
Не так уж важно, гений или нет.
Будь гений ты — давно б на Небе был.
Да что уж там — я б сам тебя убил.
ВЕРБА
Сегодня Вербное воскресение.
Я когда-то знавал человека с фамилией Верба.
Верба был одноклассник первой моей жены.
Встречая меня, он вечно орал во всю глотку:
— Эй, Ягодицин, как поживает Оксана?!
Сперва я немного сопротивлялся:
— Да не Ягодицин я, а Кишлаков.
И Оксана теперь — Кишлакова.
И дети у нас — Кишлаковы.
От таких моих слов
человек по фамилии Верба
озверело таращил глаза...
Но уже через миг
снисходительно улыбался
и, как ни в чем не бывало:
— Ладно, ладно, только не злись... Ягодицин.
Кишлакова? Пусть Кишлакова...
Слаба богу, что не Ишакова!
И тут он пленительно ржал.
Человек по фамилии Верба.
К спящему дяде кот подскочил,
Едкой струею щеки смочил...
Гости в испуге стали орать —
Никто не хотел молодым умирать.
Когда б вы знали из какого сора,
Какого баснословного говна,
То вы бы задохнулись от позора...
Но то моя, и лишь моя вина.
Кот к Богдыхана шатру подошел,
Метко пометил, и гордо ушел
(отрывок)
Из длинных трав встает луна
Ночник затеплит полуночник
Надменной глупости волна
Развяжет узел-позвоночник
Сосуд закупоренный зла
Открыт! Но двойником болеет
Герой, похожий на козла,
И отражению не верит
А верит в то, что он — иной
И оборачиваясь к свету
Своей приличной стороной
Подкинет в оный раз монету
И после поспешит читать
Эпистолярны отправленья
И сам же, вкрадчиво, как тать
Им предлагать свои творенья
Ведь есть, кто ж должен оценить
Пассаж с цитатами от Мавра
И то, как за беседы нить
Он тянет душку-Минотавра...
А как еще прозреть свою
Сомнительную идентичность
Когда не в хоре соловью
Впрок подвизаться скромным певчим
...Вот так вот, вынырнув из тьмы,
И я там поискрил подковой
Где Гидры лучьшыя сыны
Сойдясь на поле Куликовой
Чужих посевов щипля травку
Альтернативну тиснут справку...
Зачем еще эта музыка, если звуков и так преизбыток?
Вот и сосед, в воскресенье буравящий стену,
структурирует психику не хуже, чем Бах.
И младенец, что носится по потолку,
которому б ты, одномоментно забыв про гуманность,
вывернул белые ноженьки, попадись он тебе...
А потом -- кинул бы их его родителям,
как останки шкакала, со словами: "Вот ваше собачье отродье!"
И плюнул им в дверь...
Так зачем эта музыка? Разве она не затем,
чтобы жизнь, по контрасту, не казалась бы такой уж
непорядочной и хаотичной?
Тесен мир при зимней лампаде!
Взгляд, нет, нет, да и упрется в стену.
А там твое лицо в простой помаде
Напоминает горько про измену.
Само же — остается неизменным.
Зато мое меняется как сад весной.
И время вспять пульсирует по венам
И помню я — как будто не со мной.