" ... в оккультном плане - все люди - суть растения с семью листками (или же деревья с семью ветвями), в древнеиндийской философии именуемые САПТАПАРНА. ...".
САПТАПАРНА(Санскр.):
"Состоящий из семи частей". Растение, давшее
свое имя знаменитой пещере, вихаре, в Раджагрихе, теперь близ
Буддагайи, где Владыка Будда обычно медитировал и наставлял своих
Архатов, и где после его смерти состоялся первый Собор. Пещера
эта состояла из семи залов, отсюда и название. В Эзотеризме
Саптапарна есть символ "состоящего из семи частей
Человека-Растения".
К тому же: https://www.e-reading.club/chapter.php/6573/82/ (Blavatskaya_-_Taiinaya_doktrina._Tom_II).
"ДРЕВНИЙ КОММЕНТАРИЙ" гласит, что в Атлантиде адепты Левого Пути, достигшие "совершенства в своём несовершенстве", именовались "Деревьями". Эти заблудшие в "дебрях мирской майи" братья решили, что они могут жить и без Того, О Ком Нельзя Сказать Ничего, за что поплатилась вся четвёртая коренная раса досрочным завершением программы её развития.
"... Они (адепты Левого Пути) стали отделяться, всилу своей собственной ошибки. Их запах не подымался к Небу; Они отказывались соединяться. Они перестали источать аромат. Они сгребали в свои жадные утробы все дары цветущего растения. ...". Алиса Анн Бейли, "Трактат о Космическом Огне" т.2. стр.540 (1171).
***********
Дерево, растущее у подножия горы, на плодородной почве, близ оживлённой дороги у небольшого водоёма, защищённое горой от бурь и сильных ветров, не испытывая недостатки влаги, вырастает большим, рослым и красивым. В его кроне птицы вьют свои гнёзда, высиживают яйца и выкармливают птенцов. Оно привлекает людей, своей густой тенью, красотой цветущих весной ветвей и чудесными плодами. Когда же приходит старость, оно болеет и перестаёт плодоносить, ветви его усыхают и ломаются, а ствол сбрасывает кору, трескается и разрушается. Однажды приходит дровосек и рубит его на дрова. Оставшийся от дерева пень ещё некоторое время служит сидением уставшим путникам, пока время, черви и точильщики не превращают его в труху. Проходит не так уж много времени и память о дереве начисто стирается из памяти людей.
Дерево, растущее на высоком отроге горы, не блещет красотой. Ствол его корявый, искривленный ветрами, обожжённый солнцем и морозами. Узловатыми, оголёнными корнями цепляется оно за скалу, проникая в самые крошечные расщелины. Летом оно страдает от нехватки воды, а зимой от беспощадных морозов. И днём и ночью ветры рвут его крону и сгибают ветви и ствол, поэтому на нём совсем мало листьев. Ранней весной оно зацветает, но его цвет трудно назвать обильным, к тому же, его малочисленны и мелкие цветки, благоухающие на неприступной для насекомых высоте, опыляются только ветром, плоды его маленькие, твёрдые и невкусные. Даже слабая тень, отбрасываемая его изреженной кроной, не приносит никому никакой пользы. Дровосек не может добраться до него и поэтому живёт оно долго, пока само не засохнет от старости. Но даже после смерти его твёрдое, словно камень, тело долго сохраняет свою форму, ибо ни черви, ни точильщики не выдерживаю экстремальных условий, в которых оно пребывает. С точки зрения классической гармонии это дерево не отвечает ни одному из существующих эталонов красоты. Но именно это дерево привлекает внимание бродячего художника-философа, ибо оно, в отличие от первого, привлекает его своей чудесной естественностью, свободой и независимостью, неприхотливостью и жизненной стойкостью. Запечатлённое им, в момент цветения, на листе белоснежной бумаги, а впоследствии многократно копируемое другими художниками-декораторами и ремесленниками, оно навеки остаётся в памяти людей ищущих идеала суровой красоты, нежности и совершенства. Философы используют его образ в качестве разнообразных символов, эстеты, в немом молчании, созерцая запечатлённую нестандартность его форм, получают наслаждение, поэты и композиторы постоянно используют его образ в своих произведениях.
Люди, когда-то очень-очень давно, были деревьями. Возможно и сейчас они чем-то напоминают их. Одни, растут быстро, добиваются чинов и званий, обретают почёт и богатство и возможно даже приносят видимую пользу окружающим плодами своей деятельности. После смерти их быстро забывают даже близкие родственники. Других, с виду бесполезных и недоступных для использования, люди, в процессе жизни, зачастую просто не замечают, а порой относятся к ним с высокомерием или, даже, нескрываемым презрением. Но именно образы этих аскетов-изгоев, а не царей и вельмож, утопающих в роскоши, используются, творящими искусство интеллектуалами, в качестве героев их произведений. Возможно потому, что именно эти, отвергнутые социумом нищие и несчастные, с виду, странники, ближе всех приблизились к пониманию сути жизни и научились ценить и любить каждое её мгновенье, обходясь при этом самым малым, и щедро даря людям свой простой, но бесконечно драгоценный опыт.