Или о том как, иногда, начинают писать стихи
Для меня в школе было чем-то недосягаемым поэтическое творчество. Чего мечтать об уровне Пушкина и Есенина, тем более Янки Купалы, Максима Богдановича или Якуба Колоса (я то белорусский язык знал только на уровне школьной программы, то есть чуть лучше немецкого) если даже Ярослав Смеляков со своей «Красивой девочкой Лидой» не считается выдающимся, первоклассным поэтом? Если даже про него узнал только из кино, «Операции Ы других приключений Шурика?»
А ведь как написано у него, тоже?!!! Даже, хотя бы названное стихотворение. То есть неблагодарная и неподъёмная это работа, стихи писать.
Но, потом, случайно, услышал по телевизору рассказ Ильфа и Петрова о том, как они писали свои произведения. Это было «что-то с чем-то», как говорят о непередаваемом юморе.
- На широкой преширокой дороге
- и по узенькой-узенькой тропинке
- Ехал-переехал
- а также тихо пробирался
- большущий-большущий трамвай
- с мааленьким и очень пре-очень вредным чёрным котёнком...
Примерно так, по-памяти, они показывали пример написания своих шедевров.
Через много лет после, когда я на многие годы забросил свои первые пробы в стихах, конечно же на русском языке, узнал «интересный момент», о котором поёт Е.Ваенга в песне «Абсент» ( можно было в рифму абсент-момент))) Время было перестроечное. Первые видеомагнитофоны. Они сами по себе были редкостью. Но ещё бОльшей редкостью были...
У нас же ведь секса не было на самом деле, официально. Ну читатель сам знает о каких видеопродуктах идёт речь. Самые предприимчивые «товарищи» на этом дефиците устраивали сеансы коллективного просмотра, так или иначе платные.
О них ходили целые легенды.
И о сеансах, и о самих предприимчивых «товарищах», которые вслух, конечно же товарищами не были.
Но это было нечто сырое, я имею ввиду легенды нашего содержания.
Законченность по теме я услышал от поляка немецкого происхождения, который приезжал к нам сделать маленький бизнес вместе с женой, дальней родственницей моей жены. У них подобные кинозалы не так сильно преследовались, и они к этому времени уже слегка (если слегка?) наелись этим «шчасцем», как у нас на Беларуси говорят про набившее оскомину.
Он много не говорил.
У них за просмотр видео брали тысячу (тысёнцу) злотых, а за просмотр смотрящего видео — три «тысёнцы». Хош верь — хош нет. Вот такая шутка у него была с долей шутки.
Но это было через много лет после моих первых упражнений в стихосложении, а тогда, когда я начинал, мой «учитель» смотрел за мной , как я понял.
Я смотрел на красивых девушек, и у меня разбегались глаза, а он, Андрюха Щелкунов смотрел
це-ле-на-прав-лено.
Он был слаб в стихосложении. Он потом ничего и не писал. Я это знаю. Мы с ним встречались в нашей компании несколько лет назад, может пять, может десять. Он ещё был крайне удивлён, что я его имя дал своему сыну. А тогда, в 1976-м или в 1977-м. Он рекламировал мне стили стихотворные, Омара Хайяма, Маяковского, Есенина. Прямо как в фильме «Самая обаятельная и привлекательная» Абдулов. Только не отдельными словами, типа грузинского «маглобт» и другими языками, а отдельными фразами в две три-строчки. Это было его предложение продолжения нашего фанатичного интереса перед популярными тогда, довольно вульгарными, даже садистскими четверостишиями, уж и не знаю где сочинёнными, типа:
Дети в подвале играли в «гестапо», -
Зверски замучен сантехник Потапов.
Или ещё:
Я спросил у дворника Петрова, -
где верёвку взял ты, дядя Вова?
А Петров молчит. Не отвечает.
Только ветер труп его качает...
Но они почему-то тогда нас очень смешили. (В свете последних полит. событий теперь не очень, конечно)
В общем склонял он поэтическими авторитетами, склонял, да ничего у него не получалось. Ну склонить кого-то к своему сочинительству, я имею ввиду. Может для того, чтобы и в нашей группе поэт был, да не просто, а поближе к нему, наверно. Типа продюсера западно-киношного он пытался быть.
У него вроде бы ничего не было для написания стихов, да. Но у него было главное - «намётанный глаз». Он увидел, как Ленка гипнотизировала молоденького нового преподавателя, который буквально на глазах терял бодрость духа.
О ней отдельный разговор.
Большинство пацанов группы считало её самой красивой и умной в группе. И это большинство считало её для себя недосягаемой, безымянной высотой. Разве что мой тёзка, красавчик держался с ней на равных. Но даже и у него потом с ней ничего не сложилось. А большинство, пожалуй, как крыловская лиса на виноград, на неё смотрели. Это потом, через годы, когда довелось шандарахнутся в тур. группу из одних девушек я понял как тяжело быть в этой шкуре. Моментально старостой делают, гады.) Ничьим.
Но это большинство на неё глаз положило. Могла она, как и я потом сосредоточиться на безразличном с виду меньшинстве, если бы и знала и хотела. У каждой девчонки ведь были свои тайные или не очень тайные воздыхатели. Разница была лишь в количестве. И у меня тоже была другая на уме. Самая миниатюрная. «Всяк сверчок, знай свой шесток», может быть. Да и у неё, наверно тоже я не на последнем месте был. Но, есть одно «но». Риск дело, конечно, благородное; но только не тогда, когда рискуешь последней надеждой на лучшее, то есть когда решаешь начинать, или нет. А у Андрюхи это был далеко не в полном смысле слова риск. Он воздыхал, конечно за Ленкой, как я теперь понимаю. Но без излишнего фанатизма.
И, спрашивается, что же было делать Ленке? Ну когда много встречных взглядов, но среди них нет друга с выдержкой? То есть либо фанатики, либо циники.
Женщины ведь часто преувеличивают значение оттенков. И она, наверняка, не была исключением.
Женщины ведь то же в чём-то одинаковы, как и мужчины. Так вот у неё практически моментально получилась женская дружба. Постоянная подруга, с которой она просидела вместе все три с половиной курса. Как и остальные четыре девушки впрочем. Женское меньшинство ушло в глухую защиту, можно сказать. И каждый пацан за каждой своей что-то замечал. Так как Ленку заметило большинство (относительное, а не абсолютное), то и действия её были более крайними в решениях наверно. Подруга-подругой, но возраст то уже требует. И она просто обратила внимание на этого нового молодого преподавателя. Ей так казалось, что просто обратила внимание. А прожжёному Андрюхе, который (по его самым самым реалистичным словам, да и делам, можно сказать, тоже)
достаточно насмотрелся на своих учительниц вне группы, казалось совсем другое. Потом, благодаря нашему первому, совместному с ним, вот этому стиху:
«Не бледней, Елена, не бледней.
Глаз своих не опускай.
Подними глаза, согрей.
Взглядом обласкай!»
большинство критиков согласилось, что андрюхина сказка была реалистичнее, чем ленкина.
Но это никак не могло поколебать мнение большинства насчёт красоты и ума Ленки. Разве что тёзки «мово», который был обязан верить именно в ленкину историю.
Ленка то и бровью не повела ни на продюсера величайшего произведения группы, ни на «панику» преподавателя. Уже не говоря про автора- исполнителя пасквиля, который только лишний раз отпугнул свою «пассию», как я только потом понял. То есть тогда, когда цикл наших совместных сочинений автора-критика, под двумя названиями « Щель де Кабе» и «КабыЩель» был завершён и утерян, вроде бы навсегда и полностью.
Разве может его восполнить даже хотя бы вот это четверостишие из того цикла в стиле Гаврилы из 12-ти стульев?
«Наш Гена был примерным мужем.
Жену свою он, страсть, любил.
Детей моралью он не мучал.
Лишь только изредка...Их бил.»
Почти про сленг с немецким акцентом —
«Их бин больной»
Это уже о будущем самого величайшего Дон-Жуана из мужских представителей той нашей группы в общежитии.
Жаль, что закончилось тогда то наше начинание на годы и десятилетия, если не считать четверостиший «Комсомольских прожекторов», да поздравлений на корпоративных и прочих вечеринках.
По банальной причине закончилось. Не достигло нужного эффекта в отношении конкретных объектов внимания. Знак не тот получился у реакции этих наших с Андрюхой объектов.
Но вообще принцип написания стихов прост. (до ужаса)
Два в одном должно быть. И рассеянный автор, и сосредоточенный критик. Режиссёр и продюсер, иначе говоря.
Как-то возвращаясь со свадьбы нашего однокашника уже после окончания технаря, задал вопрос ему, тоскливо смотрящему вдаль в тишине вагона:
- Ты чего такой сосредоточенный, Андрюх?
Ответ убил наповал
- Сосре чего?
Тут Вам и sos, (спасите наши души) тут вам и вторая музыкальная нота. Два в одном.
Учительницы были; что ж вы хотите?
Потом, оказалось, что не так сложно быть критиком и белорусского языка. Недавно, то есть. Семь лет назад.
Как смотреть сосредоточенно до сих пор не знаю.
Постоянно приходится трын-траву косить. Хорошие учителя ведь есть и среди учеников, да и учениц тоже.
В заключение тост, прозвучавший на моей, и не только моей свадьбе, для кончено несчастных или временно расстроенных; и безудержно счастливых, может просто потому, что начинающих:
В одном горном селении жил старик. И было ему ровно сто лет. Может через день после юбилея, может через месяц, но он задал себе вопрос:
- А что я в этой жизни могу ещё увидеть то? Или даже услышать?
Ничего нового. Он так решил; этот старик. Взял верёвку, неторопливо намылил, вбил в потолок крючёк, принёс табуретку... И в этот момент калитка дала знать о том, что пришёл новый номер газеты «Вечерний Тбилиси». Потом он ещё из этого номера газеты узнал о том, что в соседнем районе есть долгожитель, которому только что стукнуло ровно сто пять лет. В общем передумал старик это дело, ну табуретку откидывать. Он просто посидел на ней и задал себе новый вопрос:
- А с чего это я, вдруг, именно так решил?
Так выпьем же за то, чтобы в наш дом хорошие вести приходили вовремя!!!