©
...встретилась с ним. Её звали: Марина. Его - никто не знал как звать.
Ступни босых детских ног обнимали камни на берегу, ровные и округлые, слишком большие для таких ножек. Побелевшие от напряжения ногти на пальчиках. Упрямство толкало её вперёд, и она шла, балансируя, похожая на неуклюжего птенца. Руки топырились в стороны угловатыми локтями и опущенными вниз ладошками.
Она смотрела под ноги перед собой на мокрые, ещё кое-где блестящие, камни; на ярко-зелёные гофрированные обрывки морских трав, из которых палящее солнце уже начало источать едва уловимый запах йода - и не сразу заметила его. Лишь когда подошла вплотную, с низко опущенной головой: медленно посмотрела сквозь копну непослушных светлых волос ему в глаза. Их взгляды встретились на одном уровне: он сидел, вытянув перед собой ноги и оперевшись руками за спину.
Она не успела испугаться и сразу же, непонятно даже для самой себя почему, сказала вежливо:
-Здравствуйте.
-Здравствуй, - ровно сказал он, и в безвременье повисло уютное молчание. -Почему ты здесь так рано?.. Или, может быть, я здесь слишком поздно...
-Я не знаю, - она быстро помотала головой и смутилась.
-Дай я посмотрю на тебя повнимательнее.
Он сощурился, но его огромные бесцветные глаза почти не стали меньше.
-Да... да... всё правильно... двадцать два года назад.
-Что? Я не понимаю вас?
-Тебе ведь шесть лет?! - Она кивнула. - И в твоих глазах плещется море.
Она лишь успела подумать, как смешно он сказал: «плещется», а не «плескается», - и вдруг... он исчез.
Я проснулся в холодном поту. Но это был лишь первый сон.
...на подсознательном ожидании. Тягучем и медленно неизбежном. Хлопнула дверь, вышел один из преподов, и все в коридоре притихли. В неровной, напряжённой как пружина, тишине зазвучали фамилии и оценки. Постепенно, вниз по алфавиту, тишина распрямлялась: неохотно, тихим гомоном сдавленных возгласов облегчения и досады.
Она услышала свою, как всегда перевранную, фамилию, через секунду - оценку и резко повернулась на каблуках.
Он сидел на подоконнике, но даже против света, на безжизненном лице его выделялись большие блёклые глаза. Она бессознательно сделала несколько шагов вперёд, с удивлением ощутив, что линолеум коридора стал как будто неровным, и оказалась перед ним.
-Так, так, - тихо сказал он. - Ну, здравствуй.
-Кто вы? Я вас знаю? - Она непроизвольно поправила правой рукой складку на юбке.
-Я не знаю, - усмехнулся он, но горечь сквозила в его усмешке. -...Как же всё- таки меня ЗОВУТ?! Я не знаю, кто я, и я не знаю, знаешь ли ты меня. Но можно я посмотрю на тебя?
-Зачем?! - она насторожилась. Что-то пугало, но... - Что вам от меня нужно?
-Что тебе от меня нужно? - По его лицу пробежала лёгкая рябь, - ...теперь уже студентке филологического факультета МГУ? ...Одиннадцать лет назад. Тебе ведь семнадцать?! - утвердительно сказал он и вдруг добавил неожиданно и мягко: -... и в твоих глазах плескается море.
-Плескается? - с вызовом переспросила она. -Может быть, плещется?!
Но он уже исчез, и солнце ударило сквозь стекло ей прямо в глаза.
Я проснулся, и вокруг было совсем темно. В щели закрытой форточки гудел зимний ветер. Я понял, что это случилось второй раз, но не мог никак вспомнить ничего из своего сна.
...убежали купаться, она повалилась на спину в сухую траву и стала смотреть на два маленьких облачка на ярком полуденном июльском небе. Ступням стало жарко в «лодочках», и она, отбросив туфли, чуть согнула ноги в коленях и поставила их на лежащую на земле двухлитровую пластиковую бутылку холодной колы.
Справа в траве зашуршало, и уже догадываясь, она приподнялась на локтях. Он тоже выглядывал над метёлками травы и смотрел на неё своими большими глазами.
-Ну здравствуйте, - с улыбкой сказала она, а в голове завертелось: «плескается- плещется».
-Здравствуй опять. Ни - то, и ни - другое, скорее: НЕЖИТСЯ, ты ведь совсем уже взрослая: двадцать восемь лет.
-Кто вы? Скажите, пожалуйста!
-Я есть всё су.., - по слогам начал было он, но внезапно осёкся, сплюнул и хмыкнул, -Да ладно тебе прикалываться!
-Я не прикалываюсь, - серьёзно сказала она. - Будете опять смотреть и говорить сколько лет назад?
-Нет. То есть, да. Я уже смотрю. Думаю, лет ЧЕРЕЗ одиннадцать. Но сейчас - самое главное! Можно пойти назад, но очутиться там такой, какая ты уже есть. А можно остаться быть здесь, но снова стать моложе. Ты уже помнишь меня. Но прошедшее время равно - будущему. Главное, вспомнишь ли ты меня. Самое главное - это складывать мозаику впечатлений, и можно чуть-чуть тряхнуть трубу калейдоскопа, совсем чуть-чуть, но как же сильно изменится картинка! Одна грань - это одиннадцать! Угловая скорость поворота - всё больше! Поймать... Подожди, мне необходимо исчезнуть.
Я помню, что третий сон я видел за день до того, как... Но я не помню ЧТО я видел! А завтра...
Завтра начиналось банально. Десять утра, переменная облачность, Старый Арбат. Я сижу на складном стульчике, обставленный стендами с графикой. Рядом табличка: «Рисую портрет и по фото». Кажется, за этот день было три заказа. Не много и не мало. Совсем не помню, кого я рисовал. Такое редко бывает, чтоб не помнил, - почти никогда.
Меня зовут Володя. Мне - сорок пять. Уже Владимир Яковлевич. У меня нет бороды, я не пьян. Мои руки не морщинисты, и они не трясутся мелкой дрожью. Клетчатая рубашка и серые штаны не заляпаны краской. Я совсем не похож на художника. На моей почти лысой голове даже нет берета с пупочкой.
Почему из десятка в ряду они выбрали именно меня?
Они подошли под вечер, я уже снимал ватманы с фанерок. Двое короткостриженных «братков», без кожаных курток, но в остальном - классические, и спросили, смогу ли я по фото нарисовать портрет. Я попросил показать фото, и через минуту на мои возмущённые крики уже сбегались коллеги.
-Извините, но это же невозможно, - голосил я. - Три на четыре, по паспорту! И даже не по паспорту - по ксерокопии паспорта! Зачем это вам?! Возможно, это шутка?! Но это же - невозможно!! Нет, я не возьмусь даже пробовать.
Коллеги и высказываниями и позами поддержали меня.
Один из пришедших с ксероксом наклонился ко мне и назвал мне на ухо сумму, добавив, что это только за попытку.
Я опешил. Во мне начали бороться много противоречивых чувств.
Хотелось денег. Страшно было не угодить заказчикам. Было откровенно лестно, что выбрали меня. Снова становилось жутко, что не получится. Подмывало рискнуть.
Мало надеясь на успех, я попросил «заказчиков» хотя бы примерно описать внешность девушки. Второй «браток» кивнул, записал на бумажке и протянул мне номер мобильника. Сказав, что если я согласен, то могу в любое время проконсультироваться с ним по этому телефону относительно физиогномических данных модели и, если это нужно, особенностей мимики, оттенков, и даже характера.
Я потерял дар речи и... согласился. Аванс, правда, не взял - перестраховался.
Пришёл домой и передумал спать. Задача вдруг показалась мне не такой уж и сложной. Рисовать с фотографии, конечно, намного труднее, чем писать с натуры. И по многим причинам. Нет мимики, жеста. Душа, в конце концов, в глазах не видна. Но внешнее сходство, и довольно похоже, передать можно. И размер и качество фотографии здесь не столь уж важны. Так же ловиться глазами весь образ - форма. Словно ощупывается и переносится в сознание: бережно, чуть поворачивая из стороны в сторону, в нужном стандартном масштабе. Как объёмная точечная компьютерная модель. А дальше - дело техники.
И за два часа, ещё до полуночи, я наваял, довольно сносный с моей точки зрения, портрет. Два раза я звонил на выданный мне номер и получил очень толковые и внятные объяснения по поводу разреза глаз, пухлости и насыщенности губ и формы ямочки под носом.
На следующий день мой телефонный собеседник встретился со мной, посмотрел мельком на портрет, молча отдал мне деньги и подробно и вежливо объяснил мне, почему я - мудак. И предложил попробовать ещё раз. За такую же сумму. Я вспотел от негодования, жалости к себе и осознания открывающихся перспектив.
Мучился я два дня. Отсканировал фотографию и увеличил её, вылизав на компьютере все искажения. Перепортил четыре ватмана, начиная сызнова. Звонил бессчётное количество раз и выспрашивал буквально о каждой детали. Под конец вторых суток я понял, что за это время ел один раз, сигарет в квартире больше не осталось и, самое главное, спрашивать по телефону больше просто нечего.
Передо мною был портрет молодой девушки. Хороший портрет. Даже очень. Любой мой знакомый сказал бы, что просто замечательный, а кое-кто искренне обозвал бы эту работу шедевром. И сходство с «оригиналом», если можно так назвать первооснову, эрзац-фото, было феноменальным.
Вот только мне этот портрет не нравился. Меня от него почти тошнило. Я понял, что изображение на рисунке совсем не похоже на настоящую девушку, которую я так ни разу и не видел. Вот просто понял и всё!
И очень захотел узнать её имя.
Когда я отдавал портрет, парень изобразил на лице тень удовлетворения и сказал, что очень даже, почти похоже. Но я уже ясно видел, что всё не так. Она же совсем не живая, не настоящая, не проснувшаяся...
И попросил попробовать ещё раз. Парень чуть удивился и вежливо отказался. Я с жаром стал говорить, что это целиком моя инициатива, что денег не надо, и если вдруг получится чуть получше, я сам ему позвоню. Парень пожал плечами и согласился.
А я пришёл домой, сел на кухне на табуретку и попробовал понять - почему мне хочется нарисовать её ещё раз. И ещё я подумал, что её, конечно, зовут Марина...
В щели сочился запах изъеденных полипами досок. Коричневый цвет. Мягче линию. Плавнее, но резче. Волна омывает округлые камни крупной гальки. Чуть вспенивается и искрится на солнце. Свет обходит силуэт. Сужает. Птица на камнях. Контур - силуэт. Солнце - за стеклом. Через пыльное стекло прямо в глаза бьёт яркий свет. Миг. И всё прорастает травой. Цвета моря. Мутного, зелёного. Но гранью калейдоскопа опрокидывается тонкая поверхность, и в прозрачных водах качаются длинные зелёные стебли. Коричневатые. Почти серые. Взмахом дельфина - наверх и вниз - волосы. И корабль. Любые паруса, но огромные, как точка в океане, как глаза на лице. Отражённый огонь. Алый цвет парусов теперь иссиня чёрный, словно костёр на закате. Лишь скалы устало отдыхают на берегу, свесив ноги сосновых корней вниз к плещущемуся морю. Слёзы высыхают быстро, кАк СОЛЬ на камнях...
...мной был портрет. Совсем не такой, как раньше. Как будто я встретился с ней когда-то случайно и нарисовал по памяти.
Я позвонил и с ужасом в голосе сказал, что, кажется, у меня получилось. На другом конце волны удивились модуляциям моего голоса, но вежливо договорились о встрече, сказав в конце беседы: «Маринка сама за портретом придёт».
Это был удар. Двойной удар.
Вымыв голову и выпив стакан, я сфотографировал рисунок трясущимися руками и, забыв переодеть испачканные штаны и футболку, пошёл на свою Голгофу.
Долго ждал её. Знал, что должна она придти. Она подошла и сказала: «Здравствуйте».
Я стал пристально смотреть на неё. Она была СОВЕРШЕННО не такой. Но удивительно было то, что на портрете, на листе бумаги, она была больше похожа.
...А вечером мне снова снился сон.
...оглянулась раз. Потом ещё раз. Сзади никого не было. Только частый ливень заштриховывал пространство и выбивал частую шлёпающую дробь по асфальту. Вокруг лились лишь косые струи дождя. Словно пропал весь мир.
Озираясь по сторонам, она поискала его глазами. Закрыла глаза и вновь попыталась найти его. Потом закрыла зонт. Чувствуя как тёплые струи воды побежали по лицу, распахнула глаза и взглянула куда-то чуть вверх. Вспомнила что-то, совсем без ужаса, ведь она уже точно знала, что в глазах её дремлет море.
август 2004