Узор священных знаков. 2003 г

Алексей Акиндинов
Статья ранее опубликована в журнале «Наука и религия», №6, 2003 г. (Москва).

«УЗОР СВЯЩЕННЫХ ЗНАКОВ»

Весь наш мир я воспринимаю «на языке» узоров. Узор для меня – это средство общения. Я ощущаю его даже в запахе и в звуке.

Например, звук органной музыки для меня связан со строгим геометрическим орнаментом; цвет его глубокий, неброский – коричнево-зеленоватый. Стоит услышать флейту, как в воображении появляется веселый растительный узор, окрашенный в цвета белый, желтый, ярко-зеленый, – как полевые цветы.

Чувствуя запах хороших духов, я представляю цветочный узор – яркие, красивые сочетания оттенков. Но если духи имеют «тяжелый» аромат, то и «узорные» ассоциации негативные. Например, однажды моя жена купила очень дорогие духи и радуясь этому обстоятельству, решила продемонстрировать их мне. А я при этом сразу увидел серо-розовый цвет, да и сама Лена покрылась узором, напоминающим рыбью чешую…

Есть и обратная связь. Когда я вижу ковры, обои или просто какой-то узор, то слышу музыку этого ковра, свитера или стен, чувствую их парфюм. Декор на платье может пахнуть жасмином, или же перцем и кориандром, или морскими моллюсками. И ко всему этому часто примешивается банальный запах нафталина – оттого, что вещи висели в гардеробе, где травили моль: происходит наложение запахов ассоциативных на реальный «нафталиновый дух», который, впрочем, в свою очередь создает в моём воображении собственный неповторимый узор серебристо-золотого цвета. По форме напоминающий крылья моли…

Я убежден, что все органы чувств имеют орнаментальную «структуру». Не является исключением и «шестое» чувство – интуиция, которая своими таинственными знаками извещает нас о том, что было, есть и будет.

Такое восприятие мира через узор возникло у меня сравнительно недавно, в возрасте 19 лет (в 1996 году). Впрочем, тяга к живописи, носящей характер орнаментального, штрихового рисунка, была у меня изначально. Мой школьный учитель Валерий Эрикович Черёмин говорил моим родителям: «Лешина живопись – особенная: он не пишет, а рисует кистью, как китайцы».

Тем не менее, обучаясь на первых курсах Рязанского художественного училища, я и не помышлял об узоре. Мои творческие композиции были (теперь я это охотно признаю) жалким подражанием Сальвадору Дали. Мой друг Сергей Преображенский, талантливейший художник, говорил мне: «Твои картины не несут ничего нового, они красивы, но то, что ты пишешь – это уже было». Я злился, но ничего нового не мог придумать. Было ощущение, что уже все придумано. Конец! Малевич поставил своим «Черным квадратом» большую жирную точку в истории мирового искусства.

И вот в этот момент меня бросает моя возлюбленная. Тяжелая психическая депрессия… Летом 1996 года мне и моему другу Сергею предлагают выполнить росписи в церкви «Всех скорбящих Радость». Первые дни работы идут тяжело: привыкаем к высоте. В подкупольном пространстве леса смыкаются, образуя площадку. На одной из утренних служб я решил прилечь наверху, на больших рулонах ваты – ей мы отмывали стены. Отдохнув, попытался встать – и почувствовал, что не могу! В спине словно кол железный. Посмеялся было над случившимся: «Ха-ха, это кара Господня, нечего во время службы в церкви лежать!» Но тут же ирония сменилась испугом – «вдруг Он меня предупреждает?» И как только подумал об этом, «кол» исчез из спины, и я смог встать.

Потом был такой случай. Нанюхавшись изрядно ацетона (в процессе работы), я лег на ту же вату; кружилась голова. Не заметил, как заснул. Во сне увидел, как с фрески сошел Бог. Он без слов дал мне понять, что я могу задать ему вопрос. Я почему-то спросил: «Как Вас писать?» В этот миг лицо Его ярко засветилось, глаза превратились в два больших (как яблоки) белых шара с черными точками вместо зрачков. Раскрылся рот, и из него вышел обоюдоострый меч… В этот момент я проснулся.

Мы закончили росписи. Я стал рисовать какие-то эскизы, карандашом. И вот тут-то и заметил, что мне доставляет удовольствие отрисовывать детали. Вот рисунок, изображающий коленопреклоненного кавалера и его барышню. Я так увлекся кружевами на её платье, что перенес их на брюки кавалера, его лицо, а затем вообще заплёл прихотливой паутинкой всю композицию. Или, вот герой войны, с орденами на груди; их я потом нарисовал и на фоне своей работы.

Показал в училище эти рисунки своему учителю Виктору Васильевичу Корсакову. Он вышел из кабинета и вернулся с несколькими преподавателями. Кто-то из них, глядя на рисунки сказал: «Пособие для вышивки, гобелен… Зачем? Я этого не понимаю. Но пусть копается». Другой сказал: «Да-а! Такого у нас еще не было!» А мой учитель выразился короче и яснее всех: «Дерзай!» Это был единственный случай за всю историю Рязанского художественного училища, когда студенту позволили экспериментировать в живописи.

Часто слышу нелестные отзывы о моей манере письма: «Это неказистая вязка и штопка деревенских половичков». Мои картины сравнивались с паутинкой, которая «улавливает светлые души», а я – с «черным пауком», в душе которого «цветёт чертополох». Искусствовед Антон Успенский сказал: «Это своего рода реставрация еще не созданного шедевра. Шедевр ещё не создан, а его уже реставрируют». Интересную запись оставила в моей книге отзывов дочь известного русского художника Михаила Абакумова: «Узор в ваших картинах – это проекция планов прошлых эпох на современность и даже будущность». Но самым красивым оказался один, не подписанный отзыв: «Узор, как ключ имеет смысл; вот если бы закон ковра узнать…»

Закон ковра не знаю даже я. Хотя многие знаки и символы могу читать. Иногда мурашки идут по телу, когда вижу, как люди применяют тот или иной знак в качестве декора, не зная его смысл. И ведь нередко попадают в точку! Например, идя мимо стройплощадки, я увидел на бетонном заборе повторяющийся барельефный знак. Он обозначал четырехконечную звезду. Этот знак расшифровывается мною, как опасность, которая может повлечь за собой плохие последствия. За этим забором строили высотный дом, так что предупреждение было нелишним.

А нашим читателям я хочу мысленно подарить знак восьмиконечной звезды; она несет в себе добрый заряд и предвещает что-то очень хорошее…

P.S. Заметим, что в православной иконе восьмиконечная звезда – один из символов Матери Божьей, ходатаицы за род человеческий перед Богом (ред.)

На фото - картина «Герика-Герликаэрика», 53х58см, холст, масло, 1997 г.с.
Алексей Акиндинов.