Старый инлеллектуал, умный человек, нотариус, начальник полиции - всё в прошлом. Высокий и худощавый, с голубыми глазами. Весь дом в картинах и книгах. Слева - фотография жены, справа - авторская книга. Да, он писатель, не фантазёр,
о личном писал. Днями сидит и одно и то же повторяет: "Это моя жена, а это мои книги..., хожу ли я гулять? - да каждый день, и в театр и в парк. А где моя жена? Выходите за меня замуж, у меня большая пенсия, путешествовать будем". Да никуда он не ходит, на костылях и в памперсах из комнаты в комнату передвигается, няньки вокруг него суетятся, он мучается, а я его из ложечки кормлю, из сострадания, во внучки гожусь, и таблетки он только с уговорами глотает: "За меня, за себя и за тех, кого нет..." А кого нет? Самого важного человека нет - того, которого он убил. И каждый день по нескольку раз на день, только о нём и слышно: "Война, она виновата. А на войне, никто не виноват. Приказ и вера, и так, с любой стороны - и те верят и другие. А молодость, она и ревнива и ранима. Поссорились мы. Он - солдат, а я - старший лейтенант. Он вызвал меня на дуэль. Так глупо, я же лучше него стрелял, и он это знал. Убил я его, тут же убил, я лучше стрелял. Вокруг - война, а мы - с ума сошли. Война виновата...". Всё это он повторял и за несколько часов до смерти, только это и мучило. И всё спрашивал меня: "Что же я мог сделать? Дали оружие, вот и стреляли. Жаль..." "А право выбора - не стрелять, было! Если очень хочется сориться, то причина всегда найдётся. Не майтесь, ему это не надо. Не пошли бы воевать..." Старый немец улыбнулся: "Ему это не надо?" "Не надо. И никому это не надо, кроме Вас", - подавая ему лейку с миниральным напитком, ответила я. А через день, он умер. Значит, вопросы мучений разрешились. И надо же было мне появиться в его жизни, что бы он смог спокойно умереть, простив самого себя? Мне поверил, потому что я просто помогала. Годы мучений..., и никому это не надо.